– О боже, детка, – проговорил он, впитывая меня взглядом. – Я знал, что ты красивая, но, господи, Зельда…

От его слов меня снова обдало жаром, и мое желание обладать им достигло новых, лихорадочных высот. Он повернул меня на спину и накрыл собой мое тело. Я ощущала, как его член трется о ткань легинсов между моих ног. Я выгнула спину и приподняла бедра навстречу ему.

Бекетт изучал мои груди: сжимал одну в ладони, пока его губы покрывали поцелуями другую, покусывая и посасывая мой сосок. Из моего полуоткрытого рта вырывались невольные стоны, полные желания, а мои пальцы запутались в его волосах.

– Бекетт, – выдохнула я. – Пожалуйста.

Я не знала, чего прошу. Чего угодно. Больше поцелуев. Больше прикосновений. Чтобы его тело было на мне и внутри меня – господи, я никогда в жизни так отчаянно не хотела, чтобы мужчина проник в меня, как в этот момент.

– Я хочу тебя всю, – сказал он, и эти слова были пропитаны огнем.

Он встал на четвереньки и поцеловал меня в губы. Я чувствовала у себя во рту его язык, зубы и сладостное рычание, зародившееся глубоко в его груди. Его руки скользнули к моей талии, стягивая с моих бедер легинсы. Я оттолкнула его и села, чтобы избавиться от них самой, пока он снимал свои трусы.

Я уставилась на него.

– Господи боже…

Других слов у меня не было. Как только я увидела его, готового в меня войти, в моей голове не осталось ничего, кроме отчаянного желания. Его глаза тоже блуждали по моему телу – темные, жадные, полуприкрытые от страсти. Я никогда еще не чувствовала себя такой красивой.

Мы потянулись друг к другу одновременно, и наши губы соприкоснулись. Он обвил меня рукой, а я схватилась за его плечи, царапая его кожу от невыносимого желания. Мы повалились на кровать. Я лежала на спине, а Бекетт упирался в кровать локтями, снова и снова меня целуя. Я растекалась по кровати, растворяясь под весом его тела – такого прекрасного и наконец-то обнаженного.

Я потянулась к нему, обвила его шею руками и прошептала на ухо:

– Сейчас, Бекетт. Господи, давай прямо сейчас. Ты так мне нужен.

Он проник в меня, и из моего горла вырвался стон облегчения и экстаза. Его член был большим и твердым, но в то же время теплым и нежным – таким же, как и сам Бекетт. Он входил в мое тело, пока наши бедра не соприкоснулись. В это мгновение он прикоснулся губами к моей шее.

Мы замерли на долю секунды. Я ощущала его внутри себя, прижимаясь к нему всем, что только у меня было. Как никогда и ни с кем раньше. Идеальная тяжесть. Полное единение. Я знала, что никогда не буду хотеть никого другого так же сильно, как Бекетта Коуплэнда.

– Господи, Зэл. – Его дыхание обжигало мне кожу. – Что ты со мной делаешь?

Он поднял голову, чтобы заглянуть мне в глаза, и взял мои щеки в ладони. Я принадлежала ему. Во всех смыслах. А он принадлежал мне. В эту секунду я поняла, что он чувствует то же самое. На его губах мелькнула самая прекрасная улыбка на свете, а потом он меня поцеловал. Еще одна клятва. Еще одно обещание оберегать меня.

Поцелуи становились все глубже, воспламеняя наши тела. Он начал двигаться внутри меня – сначала медленно, наслаждаясь тугим жаром, который не желал его отпускать, а потом проникая так глубоко, как только мог. Мое дыхание стало его дыханием. Он забирал его из моих легких, а взамен отдавал свое. Отдавал и забирал. Сильно и быстро. Я прижалась к его сильному телу, которое было на мне и во мне. Он подвел меня к высочайшей точке и на одно мгновение задержал меня в ней.

А потом еще на одно.

– Бекетт, – еле слышно прошептала я, выдыхая последний воздух, который во мне остался, и мое тело сжалось, охваченное экстазом, который превосходил все мои представления о возможном.

Тогда я закричала. Я звала его по имени и с шипением выдыхала: «Да», потому что, кроме этого, я не знала ничего на свете. Это было все, чего я хотела. Говорить «да» всему, что являлось им – и нами. Говорить «да» жизни, которая у нас начнется, когда взойдет солнце.

По моему телу пронесся оргазм, и я вздрогнула, но не выпустила Бекетта. Я крепко его держала, притягивая его бедра к своим. Он потянулся рукой к моей ягодице, проталкиваясь еще глубже, жестко и не замедляясь. Его собственная разрядка наступила несколько секунд спустя. Его прекрасное лицо исказилось, как будто он испытывал не удовольствие, а боль. А потом он повалился на меня, снова уткнулся в мою шею и, кончая, застонал мне в плечо. Его тело вздрогнуло еще раз, а потом замерло.

– Зэл, – прошептал он.

– Я знаю, – сказала я, все так же прижимаясь к его разгоряченной коже и обхватывая его руками и ногами. Снаружи дома завывал и бился в стекло ветер, но мы были вместе. А пока мы были вместе, у холода не было ни единого шанса до нас добраться.

26. Зельда

1 января

Я не могла уснуть.

Еще никогда в жизни мое тело не было таким насытившимся, и тяжелым, и теплым, но мозг никак не хотел отключаться. Мысли постоянно возвращались к Дарлин, и к беспокойству за нее примешивалось чувство вины за то, что для нее эта ночь сложилась совершенно противоположным образом, нежели для меня.

Я приподняла голову, лежавшую у Бекетта на плече. Тепло окутывало кровать, нашу кожу и пространство между нами. Он спал глубоким сном, и на его красивом лице не было написано ни тревоги, ни боли. Я улыбнулась и вдруг заметила на его левом бицепсе затянувшийся ожог в форме неаккуратного круга с буквой «Х» внутри. Я догадалась, что это был сувенир, который он принес с собой из тюрьмы.

– Мой преступник, – прошептала я, снова поражаясь тому, что всегда чувствовала себя рядом с ним в безопасности. Но сейчас, лежа обнаженной в его кровати, я ощущала это еще ярче.

У меня никогда такого не было.

И никогда больше не будет.

У меня было мало парней, и с каждым из них секс воспринимался как что-то само собой разумеющееся. Когда мы общались с парнем достаточно долго, я понимала, что пора начинать этим заниматься, и в конечном итоге это происходило. И каждый раз я надеялась испытать хотя бы крошечную долю тех ощущений, которые в эту ночь мне подарил Бекетт.

Я даже не представляла, что секс может быть таким. Не думала, что парень может одновременно окутать заботой и заставить меня почувствовать себя желанной. Этот мог быть грубым и диким, но вместе с тем очень нежным. Вожделение и желание Бекетта были яркими пятнами краски самого прекрасного цвета, а нежный пыл в его глазах передавал все, что жило в его сердце – и было написано на моем несмываемыми чернилами.

Когда все закончилось, Бекетт держал меня в руках так, словно никогда не отпустил бы. Он целовал меня, пока усталость не взяла над ним верх, и он не уснул. Но даже во сне он продолжал удерживать меня в объятиях.

Я опустила голову обратно и снова попыталась заснуть. Бесполезно. Я пролежала без сна еще около часа, пока Бекетт не начал шевелиться. Проснувшись, он нежно высвободился из-под меня, чтобы сходить в туалет.

Дверь за его спиной щелкнула и закрылась. Увидев, что я осталась одна, мои старые страхи выползли из своих нор. Может быть, Бекетту нужно было побыть одному? Возможно, я нарушала его личное пространство? Вдруг он чувствовал себя обязанным обнимать меня после секса? Большинство парней, которых я знала, ненавидели подобные нежности.

Дверь в туалет открылась. Бекетт залез обратно в постель и, обняв, притянул меня к себе, чтобы я могла снова улечься у него на плече. Через десять секунд все мои ощущения пропитались им. Теплым, чистым запахом его кожи со слабой соленой ноткой пота. Щекой я чувствовала его сладкое дыхание.

Именно в этот момент я перестала скрываться от своих чувств. Перестала возводить вокруг себя идиотские барьеры, которые раньше строила всякий раз, когда чувствовала себя хотя бы капельку уязвимой.

Вместо этого я обняла Бекетта и прижалась к его груди. А потом закинула ногу ему на бедро – так, чтобы мы с ним переплелись, как виноградные лозы. Не знаю, как, но я почувствовала его улыбку.

– Ты поедешь со мной в больницу утром? – прошептал он.

– Конечно. Я очень люблю Дарлин.

Бекетт провел рукой по моим волосам.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что ты здесь, – ответил он. – За то, что поедешь со мной. За то, что поддерживаешь меня, когда я сталкиваюсь с чем-то неприглядным и трудным. Я знаю, она и твоя подруга тоже. Просто я уже проходил через это раньше, но легче все равно не становится.

– Я буду с тобой. – Я провела лбом по его ключице, а потом взяла его за руку и крепко ее сжала. – Теперь я всегда буду с тобой.

Бум!

Когда на следующее утро мы приехали в Пресвитерианскую больницу Нью-Йорка, родственники Дарлин уже находились там. У ее мамы и сестры были такие же густые каштановые волосы, яркий макияж и объемные драгоценности, как и у нее самой. Ее отец оказался мужчиной солидного вида с внимательными серыми глазами. Я заметила, что женщины разговаривали между собой, но он сидел от них на некотором отдалении, положив руки на колени и поджав губы.

Хайди, Уэс и Найджел вместе вышли из комнаты Дарлин.

– Как она? – спросил Бекетт.

– Не очень хорошо, – ответил Уэс. – Со здоровьем все нормально, но ранним утром к ней приходил инспектор. Сказал, что порекомендует судье назначить ей продление периода условно-досрочного освобождения и лечение в реабилитационном центре. Но у меня возникло ощущение, что он не такой человек, который станет отговаривать судью упекать кого-то за решетку, если до этого дойдет дело.

Бекетт потер щетину на подбородке.

– Черт.

– Да, и она приняла это близко к сердцу, – добавил Найджел. – Еще и от этого придурка Кайла ничего не слышно.

Мы с Бекеттом зашли в палату Дарлин. На фоне больничных простыней ее лицо казалось очень бледным, а из ее правой руки торчали иголки, соединенные с трубочками, по которым в ее вену текла какая-то жидкость из прозрачного пластикового пакета, висевшего над ее кроватью.