— Почему так мало? — как-то спросил Курт, озадаченно разглядывая присланный Заку чек. — Разговор шел о десяти тысячах.

— Может, ее процент? — Зак пожал плечами. Для него и пять штук была отличная сумма. Тем более, что на носу было еще два проекта, и он почти прошел кастинг в сериал.

— Пятьдесят процентов? — Курт нахмурился еще сильнее. — Где контракт?

— Откуда я знаю, — Зак убрал чек в карман. — Наверное в машине. Или здесь где валяется.

— Мое напоминание раскладывать вещи по своим местам как обычно растворяется в воздухе, — мрачно сказал Курт и принялся перебирать огромную кипу бумаг, сваленную на журнальном столике.

Контракт в результате нашелся в кухне. Свернутый в трубочку, он был подоткнут под вечно отворяющуюся дверь в кладовку. Курт пробежал его глазами и помрачнел.

На подписание нового контракта Курт увязался с Заком. Перехватил листки, мельком просмотрел их и покачал головой.

— Пункты пять и восемь нужно удалить, из четвертого убрать фразу "Дополнительные услуги оплачиваются отдельно", — заявил он, глядя в глаза агенту. — Роль получена, героя Зака убивают, то есть он не сможет сыграть в гипотетическом продолжении, его гонорар фиксирован. Какие еще услуги могут быть оказаны?

— Ну, всякое бывает, — агент одарила Курта откровенно-неприязненным взглядом. — Может, мне удастся пробить Заку приглашение на премьеру. Или выбить автограф-сессию.

— Это ты обязана делать по первоначальному договору на агентские услуги, — Курт, как фокусник, вытащил откуда-то потрепанный лист бумаги, сложенный в четверо. — Пункт пять. "Способствовать популяризации клиента. Организовывать промо-мероприятия, обеспечивать участие в промо-акциях проектов, в которых участвует клиент".

— Поуказывай мне еще! — вызверилась агент. — Я на тебя, между прочим, прорву бабок угрохала, а ты ни одну роль не взял! Нашелся, тоже мне, великий агент!

Она встала, явно собираясь указать Курту на дверь, но тот, если и впечатлился ее словами, не подал вида.

— В последнем отчете были счета только за услуги фотографа для портфолио, — спокойно, даже лениво ответил он. — На Зака ты потратила еще меньше, потому что у него портфолио уже было. Но бессовестно забрала пятьдесят процентов его зарплаты при том, что агентские по договору — десять!

— Если ты такой умный, сам и продвигай своего дружка, — голос агента дал понять, что она не будет работать ни с Куртом, ни с Заком даже за пятьдесят процентов. — Посмотрим, сколько ролей ты ему пробьешь.

— Побольше, чем ты, — улыбнулся Курт и Зак едва не поежился: такая колючая и холодная вышла эта улыбка.

Какое-то время они по-прежнему участвовали в кастингах вдвоем, но потом Курт окончательно завязал с актерской карьерой и все свое время посвящал поиску работы для Зака. На одном из кастингов с ними познакомились брат с сестрой, тоже начинающие актеры, и теперь у Курта было уже три клиента.

В этом было отвратительно неловко признаваться, но Зак ужасно ревновал. И к тому, что Курт заботился теперь еще о ком-то, и когда узнал, что девчонка отчаянно в него влюбилась. Верность они друг другу не хранили уже лет с семнадцати, находя особое удовольствие в том, чтобы рассказывать друг другу о своих похождениях и даже — сравнивать в постели одного и того же парня или девчонку, давая им оценки по десятибалльной шкале. Но вот душой… Душой Зак не прикипал ни к кому.

Просто не понимал, как можно пустить кого-то себе “под кожу”. Никогда не думал, что какая-нибудь Айлин или какой-то Стен смогут занять в душе место, прочно занятое Куртом.

Иногда у Зака создавалось  впечатление, что Курт, как и Деб, был рядом с ним всегда. Они были самыми близкими людьми.

С возрастом ревность прошла, а вот ощущение родства — осталось. И Зак действительно думал, что вот-вот остепенится, начнет работать по более-менее стабильному графику, и они с Куртом заведут пару собак, как все степенные гей-парочки.


Тогда он еще не понимал, как сильно увяз в наркотическом болоте.

И даже предположить не мог, как тяжело дается Курту эта его зависимость.

Курт никогда не читал ему морали. Может, на примере Деб понимал, что это бесполезно, а может думал, что Зак сам понимал, что творит. Он просто был рядом, когда было нужно: привозил врачей, сидел рядом, пока Зак валялся под капельницей, заставлял есть чуть ли не силой. Срывался среди ночи, если Заку, едва оклемавшемуся после очередной детоксикации, вдруг хотелось горячих пирожков из пекарни старика Лу на побережье или свежей клубники.

Зак понял все это далеко не сразу. А когда понял… Он действительно пытался бороться. Изо всех сил. Не ради себя — ради Курта. Но просто отказаться от зависимости оказалось выше его сил. Он срывался раз за разом, тонул все глубже, а в минуты просветления со всей отчаянностью понимал, что тащит Курта за собой.

Какое-то время он умудрялся балансировать на грани. Вернулся к более легким “леденцам”, ничего не упортреблял, если был дома. Только перед скучными церемониями или когда они выбирались оторваться в клуб. Зак почти поверил, что смог выплыть, что еще чуть-чуть, и под ногами окажется твердая почва. Но в тот год у Деб случилось резкое ухудшение. Она опять сорвалась и ушла в загул. Вся в слезах, мать позвонила Заку и рассказала, что сестра пропала три дня назад.

Она упросила отца пока не сообщать полиции, опасаясь, что журналисты могут пронюхать, что речь идет вовсе не об однофамильцах Зака Камерона. Зак сорвался домой, оставив Курта разбираться с разъяренным режиссером, и почти неделю разыскивал Деб, обходя квартал за кварталом.

Он нашел ее совсем недалеко от дома. В баре, что не закрывался никогда, ни днем, ни ночью. Сам Зак много раз заезжал туда по утрам, зная, что только там можно было раздобыть леденцы в такую рань. И ему хватило лишь одного взгляда на Деб, чтобы понять — отныне он в болоте не один.

— В клинику не лягу! — рявкнула Деб, вскакивая на ноги. Но потом посмотрела на него, буквально прожигая взглядом насквозь, и протянула руки, чтобы обнять.

Она тоже все поняла. Рыбак рыбака, как говорится. Частью сознания, еще не усыпленного очередным леденцом, Зак понимал, что нужно увести ее отсюда, уговорить на лечение и пообещать, что они пройдут его вместе, но он слишком устал. Съемки за съемками, постоянное ощущение, что живешь не своей жизнью, вечные мотели и трейлеры, невероятно зудящая после грима кожа, невозможность носить прическу, какая нравится… Заку хотелось хотя бы сегодня забыть обо всем и быть беззаботным и счастливым, как много лет назад, когда они с Деб были детьми.

Та ночь стала началом новой прекрасной жизни. Полной безумного радужного веселья. Зак не помнил, сколько раз они обещали себе, что завтра все. Да это было и неважно.

Деб приехала вместе с ним в Лос-Анжелес. Она писала удивительную музыку, и с помощью агенства Курта неплохо ее продавала. Зак снимался, “штампуя” по несколько фильмов в год.

Но все это было лишь фоном. Настоящая жизнь начиналась за порогом купленной им квартиры в новом небоскребе. Здесь Деб и Зак могли быть сами собой. Если хотели — запирались внутри на несколько дней, не отвечая на телефонные звонки и не открывая никому дверь. Становилось скучно — устраивали шумные вечеринки.

Зак не уловил момента, когда Деб стало мало леденцов. Сначала в квартире появились следы от порошка и Зак слышал, как Деб с шумом втягивает носом воздух, догоняясь очередной дозой. А потом уже были другие атрибуты, а бледную нежную кожу предплечий Деб избороздили черные “дорожки” следов от иглы.

Деб предлагала и Заку попробовать “взрослый” кайф, но он каким-то чудом не ввязался. После того дня, когда он чуть не утонул, Зак не мог терпеть, если что-то попадало в нос. Все, что было плотнее воздуха, вызывало сильнейшую боль и острый приступ удушья, даже если это были капли от насморка. А связываться со шприцами, когда на каждом углу твердили, что это самая распространенная причина заражения гепатитом и ВИЧ, он просто боялся.

И все же однажды он решился, но судьбе оказалось угодно его уберечь.

Курт уже почти отказался от него. Устав бороться и пытаться достучаться, он отдалился, а Зак буквально силой заставлял себя не тянуть его обратно. Перерезать веревку и дать ему всплыть — тогда это казалось единственно правильным решением. Но в ту ночь, когда Зак все-таки взял в руки шприц, какая-то сила привела Курта к нему, потому что именно тогда тот решил попытаться снова. В последний раз.

В комнате грохотала музыка, и негромкого щелчка замка Зак не услышал. У Курта были ключи, ведь до того, как все понеслось в никуда, они с Заком жили здесь неделями. Курт обожал вставать на рассвете, садиться на подоконник с чашкой кофе и смотреть, как просыпается город. И было рукой подать и до студии, где тогда снимался Зак, и до офиса агентства Курта.

Мощное звучание струнных, подкрепленное оглушительной партией ударных, заглушило шаги. Зак увидел Курта только когда тот оказался перед ним, и не успел ни спрятать шприц, ни сдернуть с руки жгут.

Он попытался было стереть с кожи кровь от нескольких неудачных попыток попасть в вену — это оказалось непросто, но замер, увидев выражение лица Курта. Казалось, его всегда подвижные черты накрыла мраморная маска.

Курт ничего не сказал. Он просто смотрел на Зака как никогда цветными глазами — темными, влажными. А потом все также молча развернулся и ушел.

— Курт! — Зак отбросил шприц и вскочил на ноги. — Курт, подожди! — он бросился за Льюисом, пытаясь развязать жгут, но в итоге просто его порвал.

— Да хрен с ним, пусть идет! — попыталась остановить его Деб.

Зак оттолкнул ее с дороги, не понимая толком, что делает. В его одурманенном наркотиками мозгу четкой была только одна мысль: Курт уходит. В этот раз — навсегда.


Лифт уже уехал. Зак жал на кнопки, пинал ногами и молотил кулаком в полированный металл лифтовых дверей. Потом, как был босиком, рванул к лестнице. Пробежал этажей десять, прежде чем понял всю тщетность этой затеи. Тяжело дыша, Зак повернул назад и пешком вернулся в свою квартиру.