Мужчина рассмеялся:

— Боюсь, мои клиенты не пьют вовсе. Так что от них никакой выгоды. Как, собственно, и от меня. Я тут работаю с дельфинами. Вон там, дальше по берегу. Видите, забор?

— Мама, я хочу посмотреть на дельфина, — немедленно заявил Павлик.

Мужчина присел перед мальчиком на корточки.

— Хорошо, приходи завтра утром. Посмотришь, как я их кормлю. Меня зовут Ким. А тебя?

— Павлик. Только один я не смогу.

Мужчина оценил Павликову проблему и пожал плечами с комическим сожалением.

— Ладно, так уж и быть, — сказал он. — Можешь захватить маму. Если, конечно, она пообещает нам не мешать.

— Посмотрю на ваше поведение, — сухо ответила Анька.

«Неужели даже не спросит, как меня зовут? — подумала она и загадала: — Если спросит, то ничего не получится. А если не спросит… что тогда? Не спрашивай, ну, пожалуйста, ну что тебе стоит…»

— Заметано, — Ким пожал Павлику руку и выпрямился. — Значит, до встречи!

— До встречи! — отозвался Павлик.

Видно было, что он готов хоть сейчас идти за новым знакомым в огонь и в воду — тем более если в этой воде окажутся настоящие дельфины. Элегантная легкость, с которой Ким разбросал сильнющих и страшнющих хулиганов, поразила мальчика в самое сердце. Ко всему прочему, необыкновенно приятно разговаривать с большим человеком, чьи глаза находятся на уровне твоих собственных. Ах, если бы все взрослые понимали, что для равноправного общения с маленькими нужно всего-навсего присесть на корточки! Ведь задирать при разговоре голову так неудобно!

Зато Петя все это время отчужденно молчал, ковыряя палкой песок. Как ни крути, а подростки нанесли ему поражение, и пришедшее со стороны спасение мало что меняло: ведь оно пришло именно со стороны, от чужого незнакомого дяди. Отвоеванная у грабителей сумка с пустыми бутылками лежала неподалеку, но Петя предпочел бы вообще забыть о ее существовании. В конце концов, и сумка, и этот сутулый супермен представляли собой вещественное и живое напоминание о его, Петином, унижении. Лучше бы их не было, честное слово! А Павлик?! Тоже мне, верный оруженосец! Переметнулся сразу же, едва лишь рядом объявился новый объект для восхищения… Подумаешь, дельфины!

А Петину мамашу, похоже, вообще не занимало происходящее вокруг. Дети целы, остальное неважно. Поэтому Элла не принимала участия в разговоре, ограничиваясь своей обычной отстраненной улыбкой, адресованной в равной степени и спасителю сына, и плещущемуся в нескольких метрах морю, и всему прочему в этом прекраснейшем из миров. А когда Ким собрался уходить, она и вовсе перевернулась на живот, подставив солнцу спину и уткнувшись лицом в полотенце. Ему-то, полотенцу, она и адресовала замечание, произнесенное самым невинным тоном двумя-тремя минутами позже.

— По-моему, подходит.

— Ты о чем? — попробовала схитрить Анька.

— Да все о том же, — лениво ответила Элла, поворачиваясь к ней затылком. — Бери, Анечка. Потому что иначе я возьму.

Анька быстро наклонилась.

— Хрен тебе, подруга! — весело прошипела она в самое Эллино ухо. — У тебя своего хватает. А этого не тронь — глотку вырву! Стонать будет нечем… — Анька потешно закатила глаза и тихонько заахала: — Аа-ах!.. Аа-ах!..

— Мама, ты что? — удивился Павлик.

— Ничего, зайчик, все хорошо. Это мы так шутим с тетей Эллой.

— Смотри, смотри! — закричал мальчик. — Ким возвращается!

Анькино сердце упало:

«Все! Сейчас спросит, как меня зовут! Черт, ну почему у меня никогда ничего не получается?! А с другой стороны, почему надо непременно что-то загадывать? Приметы, приметы… — дурость дурацкая все эти приметы. Тогда вот со Славой в метро загадала, и что из этого получилось? Элка, вон, без примет обходится, на ходу подметки рвет, даром что божий одуванчик. Она тебе, недотепе, русским языком сказала: бери, а то я возьму. Вот и бери! А может, он и не к нам вовсе. Может, просто помашет рукой, да и пройдет мимо…»

Ким приближался с неумолимостью судьбы. Подошел, присел перед Павликом, посмотрел на Аньку. Вот сейчас скажет что-нибудь типа: «Извините, я даже не поинтересовался вашим именем». Или: «Я такой невежа, забыл спросить, как вас зовут». А то и, продолжая прежнюю игру: «Павлик, если уж тебе придется прийти вместе с мамой, то не познакомишь ли ты меня с ней прямо сейчас? А то неудобно».

— Только не приходите раньше десяти, — извиняющимся тоном произнес Ким. — До десяти у нас тренировка. Вот. Ну, я пошел?

— Идите, идите, — милостиво разрешила Анька. — Не исключено, что мы и в самом деле придем посмотреть на дельфинов. Если будет время.

Ким церемонно поклонился, на прощание потрепал Павлика по голове и ушел, на сей раз безвозвратно.

— Ага, как же, — насмешливо пробормотала Элла в свое полотенце. — Если будет время…

Время нашлось уже на следующий день. Идти до указанного Кимом забора было далековато, а солнце в половине одиннадцатого уже палило во всю свою южную мочь, так что Анька порадовалась, что не стала краситься, хотя поначалу такое намерение имелось. Вблизи забор оказался высоченным, метров пять; поверху в несколько рядов тянулась колючая проволока. На скобах схваченных цепью ворот висел тяжелый амбарный замок, и все сооружение походило не то на законсервированную военную базу, не то на могильник радиоактивных отходов. Неудивительно, что в Анькино сердце начало закрадываться сомнение: уж не злая ли это шутка? Если так, то Элка, небось, помрет со смеху, перестав по такому случаю разыгрывать из себя божьего одуванчика. Кстати, Элла наотрез отказалась присоединиться к экспедиции, что вынудило остаться с нею и Петю: не бросать же на пляже такую беспомощную мать…

Анька и Павлик подошли к забору почти вплотную, когда вдруг распахнулась неприметная калитка рядом с воротами, и высунувшийся из нее Ким приглашающе помахал рукой.

— Я вас уже давно высматриваю, — сказал он, впуская их внутрь и задвигая щеколду. — Вообще-то сюда посетителям нельзя. Секретный объект. Так что вы не очень-то болтайте, ладно?

— Мы не из болтливых, правда, Павлик? — Анька сурово нахмурила брови. — Но вообще-то, товарищ Ким, в таких сверхсекретных случаях принято назначать пароль и отзыв. Чтобы враг не проник.

Ким улыбнулся.

— Я ведь не говорил «сверхсекретный». На сверхсекретном охрана с автоматами. А тут просто секретный. Вот я один и справляюсь. Не считая приходящих помощников. Пойдемте, покажу вам свое хозяйство.

Хозяйство Кима состояло из двух больших, далеко выдающихся в море проволочных вольеров с дощатыми мостками по периметру. На берегу теснились несколько сараев с ведрами, баграми, выкрашенными в защитный цвет сундуками и прочим оборудованием. Сбоку притулилась небольшая будка с двускатной крышей и окном во всю стену.

— Вот тут я и живу, — сказал Ким. — Прямо рядом с волнами.

— Вон они, вон они! — восторженно закричал Павлик, указывая на вольеры. — Мама, смотри, плавник! И еще, и еще!

Ким хлопнул его по плечу:

— Пойдем знакомиться.

Они прошли вперед по мосткам и уселись на самом краю, свесив ноги в воду. Ким свистнул, и в полуметре от него из воды высунулась гладкая дельфинья морда.

— Мама, смотри, он улыбается!

— Можешь погладить его, — сказал Ким. — Не бойся, не укусит. Видишь, как ему нравится? Знакомьтесь, это Зевс. Он тут самый главный. Зевс, это Павлик. А это его мама. Ее зовут… ну, пусть будет Афродита.

— Афродита? — прыснула Анька. — Ты с ума сошел. Какая я тебе Афродита? Меня зовут…

— Шш-ш! — остановил ее Ким. — Тут у нас, видишь ли, свой устав. Все взрослые существа получают имена греческих богов. Кроме Зевса есть еще Гера, Афина и Артемида. Вон они, смотри! А в том вольере — Аполлон и Гермес. Ну, а имя Афродита было пока свободно. Пока ты не пришла.

Анька пожала плечами:

— Что ж, ладно, устав так устав. Хоть горшком назови, только не топи. Но почему ты тогда Ким, а не какой-нибудь Марс?

— Марс это у римлян. У греков бога войны зовут Арес… — глаза Кима скользнули по серо-зеленым ящикам в сарае. — Вот уж чего тут хватает, так это Аресов. Зачем добавлять еще одного?

Он повернулся к мальчику:

— Павлик, видишь мяч? Вон там, у порога… Если принесешь, то сможешь поиграть с ними — ты им, они тебе. Давай, вперед!

Какое-то время они молча сидели на краю мостков, болтая ногами в теплой воде и глядя на гладкие стремительные тела, летящие по вольеру в погоне за брошенным мячиком. Похоже, дельфины наслаждались игрой не меньше, чем Павлик.

— Ты и в самом деле тут живешь?

— Не совсем, — покачал головой Ким. — Вообще-то я москвич. Работаю там в… одном институте. А тут в командировке. Тренирую весь этот пантеон.

— Тренируешь? Игре в мяч? Это для цирка, что ли?

— Хотелось бы для цирка… — неохотно ответил он. — Да вот, не выходит. У нас ведь, знаешь, даже швейную машинку, как ни соберешь, все пулемет получается. Видишь, какой забор… Да ну, давай лучше сменим тему.

— Давай, — согласилась Анька. — Меняй.

— Лучше посмотри, какие они красивые, — сказал Ким. — Дельфины — это красота. Посмотри, какие линии. Дух захватывает. Еще, конечно, ум и благородство, но главное — красота. Красота и невинность. На языке греческих богов дельфин — невинный младенец, плод материнского лона. Дельфус — это женское лоно. У них даже линия тела напоминает женские бедра. Видишь?

— Вижу, — ответила она, глядя на его губы.

Губы, которые она давно уже поцеловала бы, если б рядом не было Павлика. В воде вольера метались крутые женские бедра, красота и невинность, грех и плод ненасытного и животворящего женского лона.

«Да-да, — думала Анька, кивая, но почти не разбирая тех слов, которые со все нарастающим увлечением произносил Ким. — Он-то мне и нужен. Мой выбор. Мой. Бери, Анечка, а то ведь другие заграбастают. И как он, такой красавец, еще без ошейника бегает? Непорядок, что и говорить…»