Я б и про наказание с танцами забыла, зарывшись в дебри очередного семинара, но туда меня вредный Хомяк отконвоировал лично. Вот прям пришел в библиотеку, взял за шкирку и отвел, как провинившуюся второклассницу. Придурок, блин, помешанный на ученической дисциплине!

И то, что он все еще староста не моей группы его не смущало, ни капли!

- Гад, - уже привычно окрестила я Хованского и вздохнула. - Но целуется-я-я…

- Девушка, а это не вы потеряли? - веселый мужской голос сбоку заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и резко обернуться. Чтобы встретиться со злым взглядом смутно знакомого парня. Кажется, я где-то его видела…

Вот только где?

- Прости, чувак, но ты не в моем вкусе, - я мило улыбнулась, похлопав ресницами. И предприняла попытку стратегического отступления, обходя его по дуге.

Не вышло. Чувак сделал шаг в сторону и снова преградил мне путь. Еще и смерил меня таким взглядом, что я невольно поежилась и отступила назад, выставив перед собою рюкзак:

- Но-но-но, любезный. У меня черный пояс по выносу мозга и три учебника по истории. Вы же не хотите, чтобы меня забрали в отделение полиции, да? За тяжкие телесные повреждения?

Если незнакомец и удивился такой постановки вопроса, то виду он не подал. Наоборот, едва заметно прихрамывая, он в пару шагов сократил разделяющее нас расстояние. И, схватив меня за локоть, потащил в сторону ближайшего темного переулка.

Я упиралась. Я пиналась. Я сопротивлялась, как могла. А потом плюнула на гордость и заорала во всю глотку:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Помогите! Хулиганы зрения лиша-а-ают!

Удивились все. Я, потому, что заорать хотела совсем другое. Парень, потому что я его чуть не оглушила своим ультразвуком. Прохожие, попадавшиеся нам по пути. Вот только если вы думаете, что хоть кто-то остановился и спросил, что происходит, то…

- Отпусти меня ты, парнокопытное! - я шипела рассерженной гадюкой, отчаянно дергая рукой в попытке освободиться. Не сдержалась, и пнула гада под коленку. Вот только эффект вышел, скажем так, противоположный.

Вместо того, чтобы отпустить меня, как я надеялась, чувак перехватил мое запястье другой рукой, притягивая к себе поближе. И сжал мою шею пальцами сзади так, что я застыла от боли и страха. Еще и шепнул горячо и многообещающе на ухо:

- Будешь орать - будет больно. Я всего лишь хочу с тобой поговорить… Пока что только поговорить. Не заставляй меня передумать, не хочу портить такую милую мордашку. Поняла?

Я беззвучно икнула, мотнув головой. Но вместо того, чтобы ослабить хватку, этот урод сжал пальцы сильнее, так, что мне стало трудно дышать. И вкрадчиво протянул:

- Не слышу. Ты. Меня. Поняла?

- Да-а… - с трудов выдавила я из себя. Тут же закашлявшись, стоило ему отпустить мою шею. Вытерев набежавшие слезы, я шумно вздохнула и кивнула головой в третий раз, уже безропотно следуя за своим похитителем.

Идти пришлось недалеко. Пройдя через арку в очередной двор, парень дотащил меня до небольшого тупика рядом с подвалом и толкнул в грудь. Влетев спиной в кирпичную кладку дома, я коротко вскрикнула и зажмурилась, выставив перед собой ладони.

- Не ори, - презрительно скривился “пикапер”. - Целее будешь. Лучше говори честно, малявка. Кому мои фотки показывала?

Я моргнула. Раз, другой. Робко подняла голову, сощурившись и снова разглядывая его лицо. Чтобы ойкнуть, закрыв рот ладонью:

- Ты! Это ты! Ты испортил ту тачку… Это был ты!

В следующий миг я окончательно убедилась в том, что эротическое удушение - явно не мой профиль. Мне было страшно до дрожи в коленях. Так, что у меня желудок завязался в морской узел и сросся с позвоночником. Так, что сердце грозило выскочить из груди, а мозг вскипеть от слишком живого воображения.

Потому что оно, это воображение, за те несколько секунд, пока сильные пальцы сжимали мне горло, успело прогнать перед мысленным взором пару живописных сценариев моей собственной смерти. Со всеми, блин, вытекающими подробностями.

И знаете что? Нифига это не прикольно! Это жутко, это отвратительно, это…

Это…

- Значит так, пигалица. Слушай сюда, - стальная хватка разжалась, и я сползла по стенке вниз, жадно глотая такой сладкий воздух. Пофиг, что рядом воняет мусорка, пофиг, что откуда-то несет подвальной затхлостью.

Я такого вкусного кислорода в жизни не пробовала.

- Попробуешь кому-то про меня заикнуться, тебе будет больно, - присев передо мной на корточки, этот псих неприятно улыбнулся. - Попробуешь написать заявление в полицию - будет больно. Попробуешь… Ну, я надеюсь, мне не надо дальше продолжать?

- Не… - я закашлялась, пытаясь прочистить горло. И, сглотнув горький ком тошноты, выдавила из себя. - Не надо… Я… Поняла…

- Отлично, - он криво усмехнулся, вытерев пальцы о свою куртку. - Где твой телефон?

- Я… - я снова закашлялась, сглатывая так и стоявший в горле ком. - Я… Я его потеряла…

- Точно? - парень сощурился и, вытащив из моих ослабевших пальцев рюкзак, вытряхнул его содержимое на землю. Расшевелил выпавшим карандашом, проверил кармашки. - Ну что ж… Верю. И очень надеюсь, что свою жизнь и жизнь своего паренька ты ценишь больше, чем справедливость. Удачи… Малявка.

Хмыкнув, он с трудом выпрямился и отряхнул руки, брезгливо скривившись. После чего уверенно зашагал к выходу со двора, заметно припадая на левую ногу. Но это все, я отметила каким-то краем сознания, все еще пытаясь понять, что это было. А когда поняла…

Так я не ревела класса так с третьего. Когда мальчик, что мне нравился, стал делиться конфетами с зазнайкой из параллельного. Да я даже когда коленки сбивала в кровь и с деревьев падала так не рыдала. Но сейчас…

Сейчас я глотала горько-соленые слезы, растирала их по лицу и не находила в себе ни сил, ни желания вставать и куда-то идти. А еще мне очень, просто очень-очень не хватало рядом кого-то своего. Теплого, родного, любимого. И плевать, что он вредный, как ни знаю кто, что он весь пропитан этими своими правилами и понятиями о дисциплине.

Мне нужен был мой Хомяк. Вот прям сейчас. Сию секунду!

Глава 23

Илья Хованский

- Ну и где она? - Илья скептично уставился на недовольного Елизарова. Еще и руки на груди скрестил в ожидании ответа. А у самого в груди екала и ворочалась тревога. Потому что…

Да потому что это Чайка! Это она с виду такая бойкая, болтливая и вообще - ей палец в рот не клади. А на самом деле ей тоже бывает страшно, грустно и трудно. Ну, по крайне мере, Хованский искренне в это верил.

Иногда.

- Сбежала, - буркнул Елизаров. И возмущенно фыркнул. - А ты бы хоть притворился, что тебе стыдно!

- Это с фига ли? И за что? - недоуменно моргнул Хованский. Попытка вспомнить, в чем он мог бы провиниться перед этим Царским величеством, провалилась, так толком и не начавшись.

Во всем, что касалось Елизарова, у лучшего старосты университета действовал железный принцип: не был, не привлекался, не участвовал. И фиг вы докажете обратное!

- За совращение несовершеннолетних! Публичное, - Костян скрестил руки на груди, неосознанно скопировав позу товарища. После чего добавил недовольно. - Ей же теперь твои фанатки проходу не дадут.

Хованский вздохнул. Хованский выдохнул. И честно задумался, когда это он успел так провиниться, чтоб Вселенная наказала его не только неугомонной Белоярцевой, но еще и одарила вниманием местного Царя.

С комплексом старшего брата, блин.

- Елизаров, скажи честно… - проникновенно поинтересовался Илья, засунув руки в карманы джинсов. - Ты идиот, что ли? Какие фанатки, Ваше Величество? В отличие от тебя, - это он выделил голосом, насмешливо щурясь, - я персона скромная, талантами обделенная. К тому же… - тут парень возвел глаза к потолку и снисходительно заметил. - Весь университет уже в курсе, что Чайка моя девушка.

Выдержав эффектную паузу и полюбовавшись растерянным выражением лица товарища, Хованский мстительно добавил:

- Видимо, кроме тебя. Что?  Свита доложить не успела или так сложно поверить в то, что я могу с кем-то встречаться?

С минуту Елизаров честно пытался просверлить в нем дырку. Выразительно так пытался, молча. Но сдался и, махнув рукой, буркнул:

- Да ну тебя. Сразу сказать не мог, что ли?

- Мне, может, плакат нарисовать? Или по радио объявление сделать? Исключительно для твоего величества?

- Придурок, - мрачно констатировал Костя, взъерошив волосы на затылке.

- Идиот, - не остался в долгу Илья.

Оба замолчали. Ненадолго. Потому что в тот момент, когда Елизаров открыл было рот, чтобы что-то ляпнуть, на все помещение раздевался заиграла зажигательная мелодия, а мягкий, мужской голос запел на английском что-то вроде “Будь моим”. Да так внезапно, что оба спорщика подпрыгнули от неожиданности. А потом…

- Твою мать… - выдохнул Елизаров, схватив телефон, сиротливо оставленный кем-то на одной из скамеек. Глянув на фотку звонившего, он закрыл лицо ладонью и обреченно протянул. - Мелкая…

- Что мелкая? - недоуменно переспросил Хованский.

- Это, - ему под нос сунули гаджет, на экране которого сияла фотография радостно скалящейся Чайки, обнимающей свою мать. - Телефон мелкой. А если он здесь, а на него звонит ее маман, то…

- Твою мать, - теперь пришла очередь Ильи закрывать лицо ладонью. Помянул личность одного Царя всеми известными ему ругательствами, попутно придумав пару новых оборотов. И, выдрав из его рук телефон Аринки, бодро ответил на звонок. - Да, Лариса Геннадьевна! Нет, это Илья. Да она в кафе вышла, за новой дозой сладкого. А то грызть гранит науки того… Тяжеловато. Да! Обязательно провожу! Доставлю в лучшем виде! И вам всего наилучшего…