–Алло…Слушаю!

–Луиза Вацлавна! Приветствую! Лютиков говорит.

–Кто? Кто говорит?

–Лю-ти-ков! – Прокричал Вениамин Андреевич.

–Ага… А что говорит?

–Что ж ты, Луиза Вацлавна, меня понять не можешь. Я ж по-хорошему к тебе. Учти, я тебе отличное предложение предлагаю!

–Предлагают замуж, Вениамин! А ты старый пердун! Чего звонишь? Не тяни. Некогда мне!

–Я вот с тобой, понимаешь, разговоры разговаривать перестану. Придут ребятки мои, погрузят тебя и девок, и привет! Вывезут в поле.

–Креста на тебе нет, Вениамин! Почто мне из родного дома съезжать? Здесь помирать буду!

–Так ты дом занимаешь не по праву! Сынок твой в былые времена гоголем ходил, всюду подмазал, дом да землицу за бесценок купил. А землица-то городская. А по купле-продаже областная. Намудрил сынок-то! У меня и бумаги все имеются. И бумаги, и деньги. А у тебя что? Деньги-то тю-тю! Девка все носом воротила…

–А ты меня бумагами своими не стращай! Что они мне! Бумагами пусть адвокаты занимаются. А я в них не смыслю!

–Все ты, Луиза, артачишься. Время тянешь. А не боишься помереть раньше срока?

–Да что ж это такое! – Взревела бабка. – Ты мне угрожать вздумал, козел ты старый? Упырь плешивый! Выродок ....– Вениамин Андреич отставил трубку от уха, порассматривал ее – трубка продолжала изрыгать оскорбления, поток их набирал мощь и красочность. Вениамин Андреевич нажал кнопку отбоя.

–Ну, старая ведьма, еще поглядим, кто кого!


Бруно выбрался, наконец, из зарослей сирени и очутился посреди заднего двора. Двор был залит яростным, каким-то беспощадным солнцем, как на холстах импрессионистов, которых он обожал. После сиреневого мрака ему показалось, что все на этом дворе наполнено светом. Он был белый, густой, почти осязаемый. Свет лежал на земле, на покосившемся заборе, утопающем в зарослях лопухов и крапивы, на кустах пионов, на куче досок чуть поодаль, на свежевыстиранном белье, на женщине… Она стояла с тазом, пристроив его на бедро и придерживая одной рукой, другой пыталась подсунуть рогатину под веревку с мокрыми ослепительными простынями. Густые темные волосы собраны были кое-как высоко на макушке, тугая прядь выбилась из копны, липла к длинной шее, влажной от жары. На ней была лишь простая хлопчатая сорочка. При каждом движении сорочка поднималась, оголяя стройные ноги с тонкими щиколотками, открывая бедра, обрисовывая аппетитное тело. Бруно не мог оторваться. Девица была ладная и какая-то… вкусная. Он все же подошел к ней сзади, перехватил рогатину, поставил ее на место. Она резко обернулась и уставилась на него зелеными глазищами. На солнечном носу ее были рассыпаны веснушки – он моментально рассмотрел каждую из них. Девица подняла руку, вытерла лоб тыльной стороной, облизала пересохшие губы, широкий ворот сбился на одно плечо – черт бы побрал эту сорочку, на девице не было ничего, кроме нее! Он даже видел бесстыдную полоску незагоревшей атласной кожи на груди. Бруно мысленно чертыхнулся.


Прибежав домой с реки, Варвара быстро управилась с бельем – мокрые простыни тяжело опускались к земле. Она долго возилась с рогатиной, пристраивала ее, та гнулась и ехала в сторону, затем вдруг взметнулась в ее руках и встала на место без ее участия. Варя обернулась. Перед ней стоял молодой симпатичный мужчина. Он был высок, худощав и носил дорогой курортный загар – отвороты белоснежной рубашки сильно контрастировали со смуглыми руками. И весь целиком имел он вид определенно заграничный. Ближе к Европе, подумала Варя. В руке держал он льняной пиджак, перекинув его через плечо – пальцы были красивые, длинные, на запястье самодовольно сверкнули дорогущие часы – завершающий штрих. Мужчина хмурился. Внутри у нее заныло. Мужчина ей не понравился. Холеный аристократ от идеально подобранных в тон одежде мокасин до снобских, сумасшедше дорогих очков без оправы он был… неуместен на пыльном запущенном заднем дворе ее дома.

–Bonjour. Puis-je voir madame Louise? – голос его был низкий, бархатный. Взгляд осторожный. Он слишком пристально ее изучал. Так ей показалось.

–Sans aucun doute, monsieur. Si vous entrez dans la maison…– Варвара широким жестом указала на дом.

Мужчина не двинулся с места. Даже не пошевелился. Разглядывал ее. Варвара молча повторила жест, даже собиралась присесть в реверансе. Мужчина заторможено проследил за ее рукой, снова обернулся к ней, поклонился – как в дурной пьесе, подумала она, – и направился к дому. Оттуда уже неслась Катька. Поравнялась с гостем, притормозила перед ним – он кивнул ей как-то неопределенно, поздоровался, – проводила его глазами и подошла к Варваре.

–Это откудова к нам такого красивого дяденьку замело?

–Из самого Парижу, – задумчиво произнесла Варвара.

Катерина нахмурилась.

–Председатель дворянства? За гарнитуром?

–Ну ты ж видела.

–А чего хрипатый такой? – Катерина пристально рассмотрела подругу, завязала шнурки сорочки под самой шеей – осталась довольна.

      -А ну-ка идем. – Подруги поторопились в дом.


Бруно шагал по двору.

Очевидно, когда-то он был гораздо больше. Теперь же буйные заросли сирени, лопухов и крапивы все плотнее подступали к дому. С этой стороны к нему была пристроена уютная деревянная веранда с большими французскими окнами – краска на них облупилась. Дверь из дома была распахнута настежь. На легком сквозняке раздувалась штора. На дощатом полу развалился толстый кот, одуревший от жары. Из дома выскочила еще одна расхристанная девица. Она была красивая, фигуристая. Бруно поздоровался и прибавил шагу. Девицы смутили его! Он, наконец, скрылся с их глаз, попал в приятную прохладу старого дома. В доме он немного замешкался. Черт бы побрал все на свете! Черт бы побрал всех русских с их чудовищными дорогами, ухабами и дикостью. Его визит к старухе с самого начала не задался. Он планировал быстро добраться до поместья на такси, обсудить со старухой их дела и вернуться в отель до обеда. Теперь он стоял посреди незнакомого дома весь покрытый пылью, не знал, куда идти – встречать его никто не собирался. Девица не шла из головы – кретин!, забыл все на свете от вида женской попы, заговорил зачем-то по-французски, – Бруно злился! Он четко решил довести дело до конца и скорее покинуть это дикое место. Он шел какими-то коридорами, анфиладами полупустых комнат, потом все-таки заблудился – из очередного коридора не было выхода, лишь закрытые двери по обеим сторонам. Он открыл одну из них, попал в довольно просторную залу – видимо, когда-то здесь устраивали балы – в голове зазвучали обрывки фраз на родном ему языке, звон бокалов, дамский смех и шелест платьев. Наваждение развеялось, когда он внимательнее рассмотрел помещение – все здесь вопило о чудовищном запустении. О былом великолепии напоминали лишь старые потемневшие зеркала в массивных золоченых рамах да остатки мебели. Впрочем, мебель представляла собой собрание предметов разных эпох – от антикварного секретера XVIII века до пузатого буфета начала XXго. В дальнем углу у стены грудились кривоногие стулья. Там он разглядел еще одну дверь. Подошел к ней, распахнул и очутился на пороге жилой, очень уютной гостиной. Мебель в гостиной также требовала реставрации, но была подобрана с отменным вкусом. В самом центре стояло фортепиано фирмы Мюльбах. Бруно присмотрелся – не ошибся ли? Нет, не ошибся. Он любил старые, настоящие вещи, мгновенно выделял их, отличал от новоделов. «Красивых», подсказала память. Бруно улыбнулся Мюльбаху. На крышке лежали нотные тетради с закладками. Некоторые были раскрыты, потрепаны и затерты в прах. Он уловил какое-то движение сбоку, обернулся и обомлел. В кресле сидела старушка размером с подростка. Была она до того чудная, что он даже снял очки, протер их и снова нацепил. Старуха была одета в какие-то гипюровые одежды, на голове ее высился натуральный тюрбан с брошью, на ногах – бархатные домашние туфли в тон тюрбану, ноги не доставали до полу. В ушах тяжелые серьги. Старушка придирчиво рассматривала его в лорнет! Насмотревшись, указала перстом в соседнее кресло. Массивный перстень из комплекта к серьгам тускло полыхнул рубиновым бликом. Какая-то шальная мысль пронеслась в голове Бруно и исчезла.

–Луиза Вацлавна?

–Луиза Луиза, кто ж еще…

–Бруно Дюпре…, – он поклонился.

–Да садись ты, свет загораживаешь. – Бруно сел. Бабка нашла на столике среди прочих бумаг, которые она до того перебирала, его записку к ней. Пробежалась по ней глазами. Рядом с бумагами лежал вполне современный мобильный телефон – Бруно удивился.

      -Ну? Пошто пожаловал? Говори, – проскрипела она. Поерзала в кресле, разгладила юбку на коленях, приготовилась слушать.

Бруно открыл было рот, но в комнату ворвались давешние девицы.

Бабка недовольно уставилась на них.

–Явились? Козы. Что встали? Чаю несите. Да переоденьтесь сперва! Рассупонились! Чай не в борделе…

«Дурдом», подумал Бруно.


Подруги суетились в кухне.

–Что думаешь, Варь? Зачем пожаловал?

–Не знаю. Не нравится он мне, Кать. – Варвара покачала головой, вздохнула. – Прилизанный весь, кутюром за версту несет.

–Ты ханжа! – Рассмеялась Катерина. – Может, хочет наши графские развалины купить?

–Кать! Он наши графские развалины может на свои штиблеты обменять.

Катерина прыснула – представила Вацлавну в орлиных перьях и манистах с индейской трубкой во рту.

Варвара приготовила поднос с чашками и сластями и направилась к двери. Катерина заговорщицки остановила ее.

–Слушай, давай не будем торопиться, – шептала она. – Гость с бабушкой пообщается полчасика, да сбежит. Не впервой же. – В словах Катерины был резон! Еще несколько лет назад, когда Варвара не оставляла надежды построить отношения с каким-нибудь хорошим парнем, гости регулярно появлялись в их доме. Но каждый раз после приватного разговора с бабулей, хорошие парни исчезали из жизни Варвары навсегда.

–Да брось! С чего бы ей его изводить? Знала, старая перечница, что приедет. Без приглашения к нам уж не суются.