Дженнифер Смит - Статистическая вероятность любви с первого взгляда

– Это прекрасно.

Хедли не может скрыть горечь в голосе. Она чувствует себя опустошенной, весь боевой дух внезапно куда-то улетучился. В конце концов, она сама так хотела. Не желала иметь ничего общего с папиной новой жизнью – и теперь эта жизнь начинается без нее.

Беда в том, что речь уже не только о Шарлотте. Через девять месяцев у папы будет еще один ребенок. Может быть, дочка.

А он даже не удосужился ей рассказать.

Точно так же больно было, когда он ушел, и потом – когда Хедли впервые услышала о Шарлотте. Но на этот раз Хедли почти неосознанно приветствует эту боль вместо того, чтобы убегать от нее.

В конце концов, одно дело – убегать, когда тебя догоняют и упрашивают вернуться.

И совсем другое – убегать, когда ты никому не нужна.

8.17 по североамериканскому восточному времени 13.17 по Гринвичу

Вчера в самолете они с Оливером грызли крошечные крендельки, и он так долго молча рассматривал ее профиль, что Хедли в конце концов не выдержала.

– Что?

– Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

Она нахмурилась.

– Этот вопрос обычно задают четырехлетним детям!

– Необязательно. Каждый должен кем-то быть.

– А ты кем хочешь быть?

– Я первый спросил!

– Космонавтом, – сказала Хедли. – Балериной.

– А если серьезно?

– Считаешь, я не смогу стать космонавтом?

– Можешь стать первой балериной на луне.

– Я думаю, у меня еще есть время, чтобы выбрать дело всей жизни.

– Справедливо, – сказал Оливер.

– А ты? – спросила Хедли, ожидая услышать очередную шуточку – название какой-нибудь воображаемой профессии, связанной с его таинственной научной работой.

– Я тоже не знаю, – тихо ответил он. – Пока не решил. Только не юристом.

– А что, у тебя папа юрист?

Оливер промолчал, мрачно уставившись на крендель у себя в руке.

– Ладно, неважно, – произнес он наконец. – Кому это вообще надо – о будущем думать?

– Не мне, – откликнулась Хедли. – Мне на несколько часов-то вперед заглядывать не хочется, не то что лет.

– Вот поэтому в самолете так здорово. Сидишь себе, и никакого выбора.

Хедли улыбнулась.

– Не так уж здесь и плохо.

– Точно, неплохо, – согласился Оливер, забрасывая в рот последний кренделек. – Собственно говоря, прямо-таки здорово. Ни на какое другое место не променял бы.

Папа беспокойно расхаживает взад-вперед в полутемном коридоре и то и дело, вытягивая шею, оглядывается на лестницу в подвал – не идет ли Шарлотта. Волнуется, как подросток, явившийся на первое в жизни свидание. Хедли вдруг приходит в голову: может, именно этим он и хотел стать, когда вырастет? Мужем Шарлотты. Отцом ее ребенка. Человеком, который встречает Рождество в Шотландии, а летний отпуск проводит на юге Франции, обсуждает искусство, литературу и политику за изысканным обедом и бутылкой хорошего вина.

Странно, что все так обернулось. Он ведь чуть было не отказался ехать. Хотя работа – мечта, все же четыре месяца – слишком долго. Мама сама его уговорила. Твердила, что он всегда к этому стремился, что пожалеет, если упустит такую возможность. Останься он дома, не познакомился бы с Шарлоттой.

И тут, словно в ответ на невысказанные мысли, по лестнице поднимается Шарлотта, разрумянившаяся, в своем великолепном платье, только уже без вуали. Каштановые локоны спадают на плечи, она словно скользит по воздуху прямо в папины объятия. Пока они целуются, Хедли отводит глаза, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Наконец папа отстраняется и широким жестом указывает на Хедли.

– Шарлотта, я хочу официально вас познакомить. Прошу – моя дочь!

Шарлотта, сияя улыбкой, крепко обнимает Хедли.

– Я так рада, что ты все-таки успела!

От Шарлотты пахнет сиренью – то ли духами, то ли букетом, который она держит в руках. Попятившись, Хедли замечает обручальное кольцо у нее на пальце, с камнем раза в два больше, чем у мамы. Хедли до сих пор еще иногда тайком вытаскивает мамино кольцо из шкатулки и, надев на большой палец, разглядывает грани алмаза, словно в них таится ключ к разгадке тайны – почему разошлись ее родители.

Шарлотта уже снова обращается к папе.

– Прости, что задержалась! Все-таки свадебные снимки делаешь раз в жизни.

Хедли хочется уточнить, что для папы это второй раз, но она вовремя прикусывает язык.

– Не слушай ее, – говорит папа. – Она столько же времени прихорашивается, когда собирается в магазин за покупками.

Шарлотта легонько шлепает его букетом.

– Хоть в день свадьбы можешь вести себя как джентльмен?

Папа наклоняется к ней и быстро целует.

– Постараюсь, только ради тебя!

Хедли снова отводит глаза, чувствуя себя лишней. Удрать бы потихоньку, но Шарлотта уже снова ей улыбается. Хедли не может понять выражение ее лица.

– Папа еще не успел тебе сказать…

– Насчет танца? – перебивает он. – Да, говорил.

– Замечательно! – Шарлотта жестом заговорщицы приобнимает Хедли за плечи. – Я заранее попросила приготовить на вечер побольше льда – твой папа нам все ноги оттопчет!

Хедли улыбается через силу.

– Классно.

– Надо бы выйти к гостям, наскоро поздороваться, пока не начали фотографировать, – предлагает папа. – А потом все поедут в отель, отдохнуть перед приемом, – поясняет он для Хедли. – Не забыть бы прихватить твой чемодан.

– Конечно.

Хедли покорно идет за ними. В конце длинного коридора – открытая дверь. Хедли движется как во сне, едва переставляя ноги, сперва одну, потом другую. Главное – двигаться вперед. Видимо, только так и можно пережить эту свадьбу, эти выходные, все это кошмарное мероприятие.

– Эй! – У самой двери папа останавливается и целует Хедли в лоб. – Я правда рад, что ты приехала.

– Я тоже, – шепчет она и снова отступает назад.

Папа выходит на улицу вместе с Шарлоттой, обхватив ее за талию. Их встречают радостными криками. Хедли неуютно быть у всех на виду, хоть она и понимает, что смотрят главным образом на невесту. Она мнется у дверей, пока папа не оборачивается и не машет ей рукой – догоняй, мол.

Небо все еще подернуто серебристой дымкой – сверкающей смесью из солнца и облаков. Зонтики почти все исчезли. Хедли бредет за счастливыми новобрачными. Папа жмет руки гостям, Шарлотта целует их в щеки, время от времени называет имена, которые Хедли все равно никогда в жизни не запомнить: папин коллега Джастин, Шарлоттина непутевая кузина Кэрри, малышки, которые держали букеты во время венчания – Ашлин и Нив, – и полная дама, жена преподобного Уокера, целая толпа незнакомых людей, лишнее напоминание, как много Хедли не знает о своем отце.

Большинство гостей собираются вечером быть на приеме, однако они не могут дождаться и начинают поздравлять прямо сейчас. Их искренняя радость заразительна. Даже Хедли невольно растрогалась, но вдруг замечает женщину с грудным ребенком на руках и вновь чувствует свинцовую тяжесть.

Папа подводит Хедли к пожилой чете.

– Познакомься, это О’Каллаханы, очень хорошие друзья Шарлотты и ее семьи.

Хедли вежливо кивает, пожимает по очереди руки мужу и жене.

– Приятно познакомиться.

– Значит, ты и есть знаменитая Хедли, – говорит мистер О’Каллахан. – Мы о тебе столько слышали!

Удивление невозможно скрыть.

– Правда?

– Конечно. – Папа сжимает ее плечо. – Разве у меня много дочерей?

Хедли в растерянности молчит, и тут вновь появившаяся Шарлотта бросается здороваться с друзьями.

– Мы хотели тебя поздравить перед уходом, – говорит миссис О’Каллахан. – Представь себе, нам еще надо на похороны! Но мы непременно будем на приеме.

– Ах, – восклицает Шарлотта, – сочувствую! Кто это?

– Старый друг Тома, еще по Оксфорду. Они вместе изучали право.

– Ужасно, – говорит папа. – А далеко ехать?

– В Паддингтон, – отвечает мистер О’Каллахан.

Хедли машинально оборачивается.

– Паддингтон?

Тот кивает несколько растерянно и вновь обращается к папе с Шарлоттой.

– Начало в два, надо торопиться. Поздравляю еще раз! До вечера!

Хедли смотрит им вслед, а в голове полная каша. Какая-то мысль пытается пробиться на поверхность, но Хедли не успевает ее ухватить – Вайолет, протолкавшись через толпу, зовет их фотографироваться.

– Смотри улыбайся, пока щеки не заболят! – говорит она.

Хедли сейчас совсем не до улыбок. Снова она покорно позволяет направлять себя и подталкивать в спину, а папа и Шарлотта идут следом, прижимаясь друг к другу, словно они одни в целом мире.

– А, вот не зря мне казалось, что кого-то не хватает! – шутит женщина-фотограф, увидев новобрачных. Гости уже собрались в саду сбоку от церкви – как раз с той стороны, где Хедли нашла дверь перед началом церемонии. Кто-то из подружек невесты подсовывает ей зеркальце. Хедли тупо разглядывает свое отражение. Мысли ее сейчас далеко.

Она понятия не имеет, что такое Паддингтон – отдельный город или район Лондона, а может быть, вообще улица. Знает только, что именно там живет Оливер. Зажмурившись, Хедли старается вспомнить, что он говорил тогда, в самолете. Кто-то забирает зеркало из ее вспотевших рук. Машинально следуя указаниям фотографа, она встает посреди лужайки, а вокруг другие участники занимают свои места.

Хедли по команде заставляет свои губы растянуться в гримасе – как она надеется, отдаленно похожей на улыбку – и все это время пытается хоть немного упорядочить мысли, напрягаясь до жжения в глазах. Вспоминается только Оливер в аэропорту, с костюмом, переброшенным через плечо.

А говорил ли он хоть раз, что едет на свадьбу?

Щелкает фотоаппарат, снимают сначала всех вместе, потом мужчин и женщин отдельно, потом идут семейные фото в разных сочетаниях. Особенно неловко, когда Хедли приходится стоять между отцом и новоиспеченной мачехой. Она ничего не видит вокруг, но с губ не сходит фальшиво-радостная улыбка, так что щеки действительно начинают болеть, а на сердце словно ложится тяжелая гиря.