Дженнифер Смит - Статистическая вероятность любви с первого взгляда

– Может быть.

– Знаешь, Шарлотта очень обрадовалась, когда ты сказала, что, возможно, приедешь погостить, – вполголоса произносит папа, низко наклонив голову. – Надеюсь, ты в самом деле подумаешь об этом. Может, ближе к концу лета, пока не начался учебный год? У нас есть свободная комната – пусть будет твоей. Ты могла бы даже привезти часть своих вещей, пусть там и остаются, чтобы комната выглядела обжитой, и…

– А как же младенец?

Папа, уронив руки, отшатывается с таким изумлением, что Хедли вдруг теряет прежнюю уверенность. Песня закончилась, но еще до того, как успевают умолкнуть финальные аккорды, оркестр переходит к следующей мелодии, громкой и энергичной. Все спешат на танцпол. Официанты расставляют тарелки с салатом на опустевших столиках. Гости танцуют, смеясь и прыгая без особого внимания к ритму. А Хедли с папой стоят неподвижно среди общей кутерьмы.

– Какой младенец? – очень медленно, почти по складам спрашивает папа, как будто разговаривает с маленьким ребенком.

Хедли растерянно озирается. В нескольких шагах из-за плеча Монти выглядывает Шарлотта, явно пытаясь понять, отчего они остановились.

Хедли пытается объяснить:

– Просто я услышала в церкви… Шарлотта сказала, и я подумала…

– Тебе?

– Что?

– Тебе сказала?

– Нет, парикмахерше. Или визажистке. Не знаю, кому-то. Я нечаянно услышала.

Папино лицо заметно расслабляется. Складка возле губ разглаживается.

– Слушай, пап, ты не думай, я ничего против не имею.

– Хедли…

– Нет, правда, все нормально. Я и не ждала, что ты мне расскажешь по телефону или еще что. Мы ведь мало общаемся. Я просто хотела сказать, что тоже хочу участвовать в его жизни.

Папа уже собирался заговорить, но тут останавливается и только смотрит на нее.

– Я больше не хочу ничего упускать, – торопясь, говорит Хедли. – Не хочу быть для этого ребенка дальней родственницей, которую ты никогда в жизни не видел, не ходил с ней по магазинам, не советовался ни о чем и даже не ссорился, а когда вы наконец встречаетесь, только вежливо здороваетесь, вам и поговорить-то не о чем. Я хочу по-другому.

– Ты хочешь, – говорит папа, но это не вопрос, а утверждение, полное надежды.

Как будто загаданное желание, которое он слишком долго хранил про себя.

– Да, я так хочу.

Музыка опять изменилась. Теперь играют что-то медленное. Гости понемногу возвращаются к столикам, где их дожидается салат. Шарлотта на ходу легонько пожимает папин локоть. Хедли рада, что теперь у нее хватает ума им не мешать.

– Шарлотта тоже не такая плохая, – признает Хедли, когда та отходит на несколько шагов.

Папа усмехается.

– Рад, что ты так считаешь.

Они остались одни на танцполе, все смотрят на них, а они так и стоят посреди зала. Звенят бокалы, звякают вилки и тарелки, но Хедли все равно чувствует, что внимание гостей обращено на них с папой.

После короткого молчания папа пожимает плечами.

– Даже не знаю, что сказать.

Хедли приходит в голову новая мысль. Сердце больно стукает в груди. Хедли произносит очень медленно:

– Тебе не нужно, чтобы я лезла в вашу жизнь.

Папа, качнув головой, придвигается ближе, кладет руки ей на плечи и заставляет поднять голову.

– Конечно, нужно! Больше всего на свете! Просто, понимаешь, Хедли…

Она смотрит ему в глаза.

– Нет никакого младенца.

– Что?

– Когда-нибудь будет, – слегка смущаясь, говорит папа. – Во всяком случае, мы на это надеемся. Шарлотта беспокоится, потому что у нее в роду с этим были проблемы, а она уже не так молода… Ну, постарше, чем мама в свое время. Но она ужасно этого хочет, и я тоже, если честно. Вот мы и надеемся на лучшее.

– А как же, Шарлотта сказала…

– Просто она из тех людей, кто, если чего-нибудь сильно хочет, все время об этом говорит. Как будто тогда все сбудется.

Хедли невольно строит гримасу.

– И как, сбывается?

Папа с улыбкой обводит жестом бальный зал.

– Например, обо мне она постоянно говорила. И вот, как видишь…

– Я думаю, тут больше постарался ты, а не мироздание.

– Тоже верно, – соглашается папа, разводя руками. – В любом случае, как только младенец действительно появится, тебе мы расскажем первой.

– Правда?

– Конечно! Хедли, ты что?

– Просто я подумала – у тебя теперь столько новых друзей…

– Слушай, детеныш! Ты все равно самый важный человек в моей жизни. И потом, кого еще я могу попросить сидеть с малышом и менять ему подгузники?

– Памперсы, – морщится Хедли. – Они называются памперсы!

Папа смеется.

– Называй как хочешь! Лишь бы ты была рядом, когда понадобится твоя помощь.

– Буду. – Хедли сама удивляется, услышав, что ее голос дрожит. – Обязательно буду.

Она не знает, о чем говорить дальше. Хотела бы повиснуть у папы на шее, как в детстве, но не чувствует себя вправе. Ей никак не удается опомниться после всех событий, произошедших сегодня. Слишком многое случилось за один день, да еще после того, как время долгие месяцы стояло на месте.

Кажется, папа все понимает – он обнимает ее за плечи и ведет к столу. Сколько раз они так ходили в обнимку – возвращаясь к машине после футбольного матча или с ежегодного вечера девочек-скаутов. Пусть все изменилось, пусть между ними океан – самое главное осталось неизменным.

Он по-прежнему ее папа. Остальное – всего лишь география.

Точно так же, как во время приступов клаустрофобии даже просторное помещение может показаться тесным, на сегодняшнем приеме время летит, словно он длится всего несколько минут, а не часов. То ли музыка так действует, то ли танцы или даже шампанское. Похоже на ускоренную съемку в кино, когда сцены мелькают разрозненными обрывками.

Монти и Вайолет произносят тосты. Его то и дело прерывают смехом, ее – слезами. У папы с Шарлоттой сияют глаза. Позже, когда уже разрезан свадебный торт и Шарлотта исхитрилась увернуться от папиных попыток отомстить за измазанный глазурью нос, вновь начинаются танцы. К тому времени, как подают кофе, все без сил сидят за столом, с раскрасневшимися щеками и гудящими ногами. Папа втиснулся между Хедли и Шарлоттой, а Шарлотта, прихлебывая маленькими глоточками шампанское и отщипывая кусочки пирога, то и дело на него поглядывает.

– У меня на лице что-нибудь? – не выдерживает папа.

– Нет, я просто беспокоюсь, все ли у вас хорошо, – признается она. – После того, как вы поссорились на танцполе.

– Разве было похоже на ссору? – улыбается папа. – А предполагалось, что это вальс. Может, я сбился с такта?

– Да он мне раз десять ноги отдавил! – морщится Хедли. – А так у нас все в порядке.

– Не больше двух раз! – притворно возмущается папа.

– Прости, дорогой, но тут я вынуждена поддержать Хедли! Мои бедные оттоптанные ножки говорят сами за себя.

– Всего несколько часов женаты, а ты уже со мной споришь?

– Даю слово, я буду спорить с тобой, пока смерть нас не разлучит!

На другом конце стола Вайолет легонько звякает ложечкой по бокалу. Ее поддерживают другие гости, и папа с Шарлоттой вновь склоняются друг к другу для поцелуя и прерываются, только заметив, что официант мнется позади них, дожидаясь, когда можно будет забрать тарелки.

Хедли отодвигает стул и наклоняется за сумочкой.

– Я, наверное, пойду глотнуть воздуха.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает Шарлотта.

Монти подмигивает из-за бокала с шампанским, словно намекая: предупреждал, мол, не увлекаться спиртным.

– Все нормально, – быстро отвечает Хедли. – Я через пару минут вернусь.

Папа многозначительно улыбается, откинувшись на спинку стула.

– Передавай маме от меня привет!

– Что?

Он кивает на сумочку у нее в руках.

– Скажи, я просил привет передать.

Хедли смущенно улыбается – надо же, как легко ее разгадали…

– Угу, я еще не растерял родительское чутье, – говорит папа.

– Не думай, что ты такой ужасно умный! – поддразнивает Хедли и прибавляет, обращаясь к Шарлотте: – Наверняка у вас будет получаться лучше.

Папа обнимает жену за плечи и целует ее в макушку.

– Не сомневаюсь!

Уходя, Хедли слышит, как папа принимается рассказывать гостям разные истории из ее детства и как он всегда успевал прийти на помощь в нужный момент. Заметив, что она оглянулась, папа прерывает рассказ на полуслове и подмигивает. Его руки широко разведены в стороны – видимо, показывает размер какой-нибудь рыбины, или расстояние до края поля, или еще какую-нибудь подробность из прошлого.

Оказавшись за дверью, Хедли на минутку прислоняется к стене. Она словно вынырнула из сновидения – рядом ходят люди в джинсах и кроссовках, а у нее в ушах все еще звучит музыка, и от этого мир вокруг кажется слишком ярким и чуточку нереальным. Хедли выходит через вращающуюся дверь на улицу и глубоко вдыхает прохладный воздух, наслаждаясь поднявшимся ветерком.

Каменная лестница перед отелем до смешного пафосная, будто это вход в музей. Хедли отходит в сторонку и отыскивает себе место, чтобы присесть. Только теперь она замечает, что ноги вот-вот отвалятся, а в голове пульсирует боль. Тело налито свинцовой тяжестью. Хедли уже не помнит, когда в последний раз спала. Она пробует сообразить, который сейчас час в Коннектикуте, но цифры на часах расплываются, а мозги отказываются работать.

В мобильнике новое сообщение от мамы. При виде него радостно замирает сердце. Такое чувство, как будто они в разлуке не один день, а гораздо дольше. Неважно, утро дома или вечер – Хедли набирает номер и, зажмурившись, слушает протяжные гудки.

– Ну наконец-то! – раздается в трубке мамин голос. – Просто какие-то телефонные кошки-мышки.

– Мам, – шепчет Хедли, опираясь лбом на руку. – Скажешь тоже!