Дженнифер Смит - Статистическая вероятность любви с первого взгляда

– Так хотелось с тобой поговорить! Я ужасно соскучилась, – говорит мама. – Как ты? Который у вас час? Как все идет?

Хедли глубоко вздыхает и вытирает нос.

– Мам, прости, что я тебе всякого наговорила. Когда уезжала.

– Ничего, – отвечает мама после секундной паузы. – Я знаю, ты на самом деле так не думала.

– Не думала!

– И знаешь, я тут поразмыслила…

– Да?

– Зря я тебя заставила ехать. Ты уже не маленькая, можешь сама принимать решения. Не надо было мне тебя уговаривать.

– Нет, мам, я рада, что ты меня уговорила. Как ни странно… получилось нормально.

Мама негромко присвистывает.

– Правда? А я была уверена, что ты захочешь вернуться раньше, чем договаривались.

– Я тоже, – отвечает Хедли. – А все оказалось не так плохо.

– Расскажешь?

– Расскажу, – говорит Хедли, борясь с зевотой. – Только день был такой длинный…

– Надо думать! Скажи пока одно: как платье?

– Мое или Шарлотты?

– Ого! – смеется мама. – Значит, она от «той англичанки» доросла до «Шарлотты»?

Хедли улыбается.

– Вроде того. Вообще-то, она хорошая. И платье красивое.

– С папой у тебя как, все в порядке?

– Поначалу были трения, но сейчас все нормально. Наверное, даже хорошо.

– А что случилось поначалу?

– Это тоже долгая история. Я тут свалила ненадолго.

– Ушла от них?

– Так получилось.

– Представляю, как обрадовался папа. А куда ты ходила?

Хедли закрывает глаза, вспоминая папины слова про Шарлотту – что она специально говорит о чем-нибудь, чтобы это сбылось.

– Я тут в самолете познакомилась с одним мальчиком.

Мама смеется:

– Вот это уже другой разговор!

– Я к нему ходила, только получилось все ужасно, и я его больше никогда не увижу.

В трубке тишина, а потом снова раздается мамин голос, только мягче.

– Ничего нельзя знать заранее, – говорит она. – Посмотри на нас с Харрисоном. Сколько я ему нервы мотала, а он все равно каждый раз возвращается. И я не хочу, чтобы было иначе.

– Тут немножко другое.

– Не терпится все услышать, как только ты вернешься.

– Завтра.

– Ну да. Мы с Харрисоном заберем тебя от багажной ленты.

– Как потерянный носок.

– Ах, солнышко! – смеется мама. – Скорее уж целый чемодан. И ты не потерялась.

Хедли спрашивает чуть слышно:

– А если потерялась?

– Значит, найдешься, нужно только подождать.

Телефон издает двойной писк, и Хедли на мгновение отодвигает его от уха, а вернув на место, говорит:

– Батарейка садится.

– У тебя или у мобильника?

– У нас обоих. А чем ты там будешь заниматься без меня сегодня вечером?

– Харрисон хочет сводить меня на какой-то дурацкий бейсбольный матч. Всю неделю об этом жужжит.

Хедли выпрямляется.

– Мам, он опять будет звать тебя замуж.

– А? Да нет!

– Точно будет. Спорим, он даже на табло свое предложение выведет.

– О нет! – стонет мама. – Он такого не сделает!

Хедли смеется.

– Еще как сделает! Это как раз в его духе.

Обе хихикают так, что не могут говорить. Хедли уже и не пытается сдерживаться. От смеха на глазах слезы. Так чудесно дать себе волю. После изматывающего дня она рада любому предлогу посмеяться.

– Какая безвкусица, правда? – говорит мама, отдышавшись.

– Ага, – соглашается Хедли. – А знаешь, мам…

– Ау?

– По-моему, тебе бы надо сказать «да».

– Что? – Мамин голос повышается сразу на пару октав. – Что с тобой? Раз в жизни побывала на свадьбе и сразу превратилась в Купидона?

– Он тебя любит, – просто отвечает Хедли. – И ты его тоже.

– Все не так просто.

– Очень даже просто. Скажи «да», и все тут.

– А потом жить долго и счастливо?

Хедли улыбается.

– Ага, вроде того.

Телефон снова настойчиво пищит.

– Времени почти не осталось, – говорит Хедли.

Мама снова смеется, но на этот раз ее голос звучит как-то устало.

– Это намек?

– Если это поможет тебя убедить…

– Когда ты успела повзрослеть?

Хедли пожимает плечами.

– Видно, вы с папой хорошо меня воспитали.

– Я тебя люблю, – тихо говорит мама.

– И я тебя люблю, – говорит Хедли.

И тут связь прерывается, как по команде. Хедли еще с минуту держит телефон около уха, потом опускает руку и бездумно рассматривает каменные дома на противоположной стороне улицы.

В окне верхнего этажа зажигается свет. Видно силуэт мужчины – он укладывает сына спать, укутывает поплотнее одеялом и, наклонившись, целует в лоб. Выходя из комнаты, он щелкает выключателем, и свет гаснет. Хедли вспоминает рассказ Оливера. Может, этому мальчику тоже нужен ночник? Или ему хватает отцовского поцелуя на ночь, чтобы не видеть во сне чудовищ и призраков?

Она все еще смотрит на темное окно маленького домика. Перед ней тянется длинный ряд таких же домов, мерцающих уличных фонарей и вымытых дождем почтовых ящиков, и вдруг на изогнутой в форме подковы подъездной дорожке гостиницы появляется ее персональный призрак.

Наверное, вот так же и он удивился, когда она появилась около церкви. От неожиданности у нее сводит живот, и последние остатки душевного равновесия улетучиваются без следа. Он подходит очень медленно, почти сливаясь с темнотой в своем строгом костюме, пока не вступает в круг света перед входом в отель.

– Привет, – говорит он, и Хедли второй раз за вечер заливается слезами.

Вот идет человек со шляпой в руках. Вот идет женщина в смешных высоких сапогах. Идет мальчик с электронной игрой. Мать с плачущим ребенком. Человек с усами щеткой. Старичок и старушка в одинаковых свитерах. Мальчик в синей рубашке без единой крошки от пончика.

Сколько разных вариантов!

«Представь, что это был бы кто-нибудь другой», – думает Хедли, и от одной этой мысли сердце беспомощно трепыхается в груди.

Есть то, что есть:

Вот идет мальчик с книгой в руках.

В съехавшем набок галстуке.

Подходит и садится рядом.

В небе звезда сорвалась со своего места и куда-то движется. Хедли не сразу понимает, что это самолет. Вчера ночью они были такой же звездой.

Сначала они молчат. Оливер смотрит прямо перед собой, как будто ждет, пока она выплачется, и уже за одно это Хедли ему благодарна. Значит, он понимает.

– Кажется, ты кое-что забыла, – говорит он ровным тоном, хлопнув ладонью по книге, которую держит на коленях.

Хедли не отвечает, только вытирает глаза и шмыгает носом. В конце концов Оливер поворачивается к ней.

– Ты как, нормально?

– Самой не верится, сколько раз я сегодня плакала.

– Я тоже, – говорит Оливер.

Хедли сразу становится ужасно стыдно. У него-то куда больше оснований для слез.

– Прости, – тихо говорит она.

Он улыбается краешком губ.

– Не зря всегда советуют брать носовые платки на свадьбы и похороны.

Хедли невольно смеется.

– Мне никогда в жизни не предлагали носовых платков! Максимум – бумажные.

Они снова молчат, но молчание уютное, не такое, как было возле церкви. К гостинице одна за другой подъезжают несколько машин, вынуждая щуриться от света фар.

– Ты-то в порядке? – спрашивает Хедли.

Он кивает.

– Что мне сделается.

– Там у вас все прошло нормально?

– Нормально… для похорон.

– Ох, конечно. – Хедли закрывает глаза. – Прости.

Оливер чуть поворачивается к ней, задевая коленом ее ногу.

– И ты меня прости. За все, что я нес о своем отце…

– Ты был расстроен.

– Я злился.

– Тебе было грустно.

– Было, – соглашается он. – И сейчас грустно.

– Он же твой папа.

Оливер снова кивает.

– Иногда я жалею, что не смог, как ты, высказать ему все, что думаю, пока было еще не поздно. Может, тогда все сложилось бы по-другому. Столько лет мы не общались… – Он встряхивает головой. – Обидно теперь.

– Ты не виноват, – говорит Хедли.

Ей вдруг приходит в голову, что она даже не знает, отчего умер папа Оливера. Ясно только, что это случилось неожиданно.

– Жаль, времени вам не хватило.

Оливер тянется ослабить узел галстука.

– Не уверен, что это что-то меняет.

– Меняет, – возражает Хедли севшим голосом. – Так несправедливо…

Оливер отворачивается, усиленно моргая.

– Это как с ночником, – говорит Хедли.

Оливер качает головой, но Хедли упрямо продолжает:

– Может быть, главное не то, что он сначала не хотел тебе помогать, а то, что потом все-таки помог. – Она прибавляет совсем тихо: – Может, вам обоим всего лишь нужно было еще немного времени, чтобы понять друг друга.

– Знаешь, – говорит Оливер, помолчав, – а ночник все еще там. Когда я уехал учиться, в моей комнате сделали комнату для гостей, а вещи почти все убрали на чердак. Но я заметил ночник, когда забросил домой сумки. Спорим, он давно не работает.

– Спорим, работает, – говорит Хедли.

Оливер улыбается:

– Спасибо тебе.

– За что?

– Вот за это. Наши сейчас все дома, а я вдруг почувствовал: не могу больше. Нечем дышать.

Хедли кивает.

– Мне тоже захотелось на воздух.

– Мне просто нужно было… – Он снова умолкает, потом косится на Хедли. – Ничего, что я приехал?

– Конечно! – слишком быстро отвечает она. – Особенно после того, как я…

– Что?

– Явилась незваная к вам на похороны. – Хедли вздрагивает от одного воспоминания. – Правда, у тебя и без меня там было общество.

Оливер хмурится, уставившись на свои ботинки, потом наконец понимает, о чем речь.

– А, это просто моя бывшая подружка. Она знала папу. Ну, и беспокоилась за меня. Но она пришла просто как друг семьи, честно.

У Хедли будто тяжелый груз падает с плеч. Она сама не догадывалась, как сильно хотела, чтобы это было правдой.