— Не так уж и сложно, нужно было лишь связаться с организаторами конференции и попросить их поднять списки регистрации, — не без самодовольства пояснил Лёшка, после чего будто бы спохватился, издевательски изогнув бровь. — Постой, то есть тебя не удивило, что я вчера приехал к тебе домой, но ты переживаешь, что смог вычислить твой университет? — саркастически прищурился Орлов.

Если смотреть с этого ракурса, то да, мой вопрос звучал нелепо.

— Вчера как-то не до этого было, — предприняла неловкую попытку оправдаться.

— А сегодня, значит, до этого?

Его глаза предупреждающе сверкнули, я же неоднозначно повела плечом, слабо представляя, чем здесь можно парировать. Впрочем, похоже, и он приехал сюда не остротами мериться, перейдя сразу же к главному:

— Как твоё самочувствие? Есть какие-нибудь новости?

Вопрос прозвучал…  жадно, я бы даже сказала фанатично, словно ответ на него был жизненно необходимым.

— Орлов, пожалуйста! — устало взмолилась, с трудом сдерживая себя от того, чтобы не зажать руки ладонями. Говорить с ним о возможной беременности я была абсолютно не готова.

Он замолчал, но запала не растерял. Откинул длинную чёлку назад, оттягивая момент и подбирая нужные слова, а потом вдруг махнул на всё рукой и спросил прямо в лоб:

— Аль, ты же понимаешь, что не сможешь вечно бегать от меня, рано или поздно нам придётся поговорить? Сейчас… или через восемь месяцев!

Вот же зараза, высчитал ещё!

Задумавшись над его словами, я покрутилась на офисном стуле из стороны в сторону, собирая в кучу все возможные доводы. Кончики пальцев буквально покалывало от желания схватиться за карандаш и набросать хоть какую-нибудь схему.

— Алькатрас…

— Не называй меня так, — поморщилась. — Мы же уже не дети, в конце концов.

— Вот и соверши взрослый поступок.

— Что значит "взрослый"?! — взорвалась я, дав волю чувствам. - Ты появляешься спустя полтора месяца, — начала загибать пальцы, — со своими “не могу больше, хочу быть с тобой”. А потом требуешь от меня каких-то решений. И это я не беру в расчёт всё, что было до этого, — пальцы сжались в кулак, которым очень хотелось постучать по его высокому лбу. — Вот и скажи, Лёша, где тут детский сад?!

— Прости. Виноват. Готов исправиться, — тут же рапортовал Орлов. Странно, что ещё честь не отдал.

Я аж поперхнулась.

— Ты издеваешься, что ли, надо мной?

— Да нет, — отрицательно покачал он головой, — скорее, ищу способы решения проблемы.

Мне только и оставалось, что возмущённо фыркнуть:

— Серьёзно?

Лёшка промолчал, при этом не отводя своего карего взгляда, впервые порождая во мне жгучую потребность отвернуться. Но я решила держаться до последнего и с вызовом уставилась на него. Так мы и играли в гляделки, пока Орлов таки не решился приоткрыть завесу тайны:

— Я не был уверен, что тебе это всё надо…

Я… охренела, едва не уронив челюсть на стол, но рот всё же приоткрыла — настолько была сильна степень моего удивления.

— Ты тогда так поспешно сбежала, — продолжил он свою невообразимую речь. — После той ночи в гостинице… ты пропала, даже на закрытии конференции не появилась. И я решил, что для тебя это очередной эпизод… как и предыдущие разы.

Дара речи я всё же лишилась, пришлось ущипнуть себя под столом за ляжку, дабы убедиться, что не сплю.

— А для тебя это нет, не эпизод?

— Ты всегда была особенным человеком в моей жизни.

От необходимости как-либо комментировать его слова меня спас желудок, неприлично громко заурчавший в самый неподходящий для этого момент.

Орлов нахмурился, а я поспешила скрыть неловкость, натянув полы пиджака в расчете хоть как-то заглушить это “безобразие”.

— Ты когда в последний раз ела? — по-деловому поинтересовался причина половины моих бед.

Про судьбу, что постигла мой многострадальный завтрак, упоминать я не стала, отделавшись неопределённым выражением лица.

— Тогда собирайся, мы идём ужинать, — тоном, не терпящим возражений, сообщил мне Алексей Игоревич.

— Ну уж нет, — замотала я головой. — Я уже сходила. До сих пор с последствиями разбираемся!

На моё последнее замечание он неожиданно громко засмеялся, демонстрируя, что с чувством юмора у некоторых всё в порядке.

— Заметь, в прошлый раз всё вышло очень неплохо, — со всей присущей ему наглостью заулыбался Орлов. — По крайней мере, насколько я помню, тебе понравилось.

Прозвучало пошло и… до неприятного правдиво. Пришлось отбиваться своим принципиальным:

— Да пошёл ты! Меня дети дома к ужину ждут.

Лёшка не обиделся, продолжая улыбаться с этой своей дурацкой ямочкой на щеке. Пришлось сделать вид, что его здесь нет, и с гордым видом начать собираться домой. Самым сложным оказалось переобуть рабочие туфли на уличные сапоги, ведь хотелось, чтобы красиво и элегантно. В итоге я со своей грацией картошки едва не навернулась, прыгая на одной ноге по кабинету в попытке застегнуть предательски заевшую молнию.

Поймать меня поймали, не упустив возможность вскользь облапать во всех стратегически важных местах, за что тут же получили нехилый такой пинок в коленку. Лёшка тихо взвыл, но вместо того, чтобы отпустить, лишь сильнее вцепился в меня, а если учесть, что мы оба в этот момент изображали цапель (у меня — сапог, у него — колено), то мы с ним по прямой наводке полетели прямо вниз, на пол.

Грохот вышел славный, словно упали не мы с Орловым, а целый шкаф со всеми документами, что возвышался вдоль стены моего кабинета. Мне повезло в одном: летела я сверху на Лёшку, что заметно смягчило моё падение. А вот ему повезло меньше, и хорошенько приложившись головой об ламинат, он застонал, одной рукой схватившись за затылок, а второй продолжая придерживать меня в области задравшейся юбки.

— Вот! Это тебе возмездие! — с чувством глубокого внутреннего удовлетворения заметила я.

— Позволь узнать, за что?

— За всё!

— Боже, Вознесенская, ты такая конкретная! Вот требуешь от меня конкретных условий задачи, а сама… изъясняешься похуже любого гуманитария.

И конечно же, он прекрасно знал, чем меня можно зацепить. Попранный во мне математик тут же решил устроить бунт и гневно запыхтел, пытаясь придушить эту лохматую сволочь, что разлегся посреди моего кабинета. Но "сволочь" отчего-то бояться не желал, лишь ржал как конь, на любую мою попытку прибить его.

Примерно в таком виде нас и застала Верочка на пару с Корноуховым Константином Олеговичем, моим “любимым” проректором, который впервые (клянусь!) лично решил посетить мой скромный деканат.

Картина маслом: мы с Орловым на полу, он ржёт, я пыхчу, один сапог я в пылу битвы потеряла, где там у меня юбка — лучше не видеть, где Лёшкины руки — лучше не знать, ну а Верочка с проректором стоят в дверях, синхронно склонив головы вбок, наверное, чтобы ракурс был лучше.

— Ой, — наигранно пискнула Вера, крайне халтурно изображая удивление.

— А что это мы тут делаем? — не забыл вставить свои пять копеек Корноухов. Причём это было настолько похоже на Таську, что даже Орлов умудрился шепнуть мне на ухо:

— Слушай, ты свою мелкую, часом, не от него родила?

Я бы его точно убила, если бы в этот самый момент моя психосоматика, маскирующаяся под токсикоз, не решила напомнить о себе очередным приступом тошноты.

Всё, что я смогла сделать, это успеть подскочить на ноги и, как была, в одном сапоге, убежать в сторону туалета, зажимая рот ладонью.

Юбка так и продолжала изображать из себя мини.

***

К счастью, на этот раз обошлось без бурных душевных откровений с фаянсовым другом. Немного помедитировала над раковиной, прикидывая возможность утопиться в ней, однако оставлять детей сиротами стало жалко: как-никак девочки были не виноваты, что у их матери от рождения снаряд в голове и филейная часть вечно в огне. Умывшись холодной водой, попутно смыв половину макияжа, я поплелась обратно, хромая на одну ногу из-за отсутствия сапога.

Вся троица обнаружилась в деканате, хорошо ещё, что девочки-диспетчеры уже ушли домой. Верочка с самым невинным видом порхала над бумагами, раскладывая их ровными стопочками по цветным папочкам, зато Орлов разговаривал с Корноуховым, причём настолько по-свойски, что создавалось впечатление, что эти двое знали друг друга как минимум половину своей жизни (на всю жизнь могла претендовать только я). Когда зашла в свой кабинет, Лёшка как раз сказал что-то особенно смешное, вызвав приступ хохота у нашего проректора.

Подавив новый приступ раздражения, я по-тихому проскользнула у них за спинами по направлению к потерянному сапогу. Изображать из себя Золушку местного разлива мне порядком надоело. Поначалу мужчины не обратили особого внимания на моё появление, Лёшка, хоть и поглядывал на меня с беспокойством, но ничего не говорил, продолжая развлекать Константина Олеговича, или как его прозвали в местных кулуарах — Костика. Я уже было обиделась такому невниманию к моей скромной персоне, в конце концов, страдать приходилось по вине обоих — один отправил меня на конференцию, а другой… другой не вовремя подвернулся мне под руку, ногу и остальные части тела. Но потом здравый смысл всё же восторжествовал (за что ему отдельное спасибо), и до меня дошло, что Лёша просто отвлекал проректора, давая мне возможность прийти в себя.

Я уже почти закончила процедуру обувания (молния, как назло, сработала в этот раз идеально), когда Корноухов всё-таки решился отвлечься от своего нового лучшего друга, которому только что с жаром пожал руку:

— Альбина Борисовна, — начал он своим назидательным голосом, в котором мне почудилась приличная доля ехидства, — с вами всё в порядке? Вы очень бледная.