Наконец-то он закончил свою речь, выжидающе уставившись на меня, давая возможность принять решение. В голове было столько мыслей, что толком не удавалось зацепить ни одну из них. Я смотрела на это этого родного и в тоже время чужого мужчину, понимая лишь одно — я могу уйти. Просто встать и уйти, пытаясь и дальше жить той жизнью, что вполне устраивала меня саму. Меня. Однако, насколько это было бы справедливо по отношению ко всем остальным?  

И я… сдалась, послушно кивнув головой, на подсознательном уровне решив, что Лёшка мне не враг.

— Хорошо, — взвесив все за и против, приняла я неизбежное. — Ты имеешь право участвовать в жизни ребёнка, если… — в этом месте я невольно запнулась, но сделав глубокий вдох, всё-таки продолжила. — Если я беременна, — Лёшка поморщился, недовольный моим уточнением, словно вопрос моего положения был для него уже решённым. На этот раз я сумела сдержать своё раздражение, примиряюще добавив: — Я на завтра записалась кровь сдавать. Результаты будут примерно через день.

Лёшкины губы непроизвольно дёрнулись, правда улыбку всё же сдержал, хоть я и видела, как бескрайняя радость растекалась на дне его глаз. Но попытку скрыть приступ самодовольства я всё-таки засчитала.

В итоге между нами установилось странное взаимопонимание, неловкое и шаткое, мы будто бы заняли выжидающие позиции, гадая, какой же следующий ход предпримет оппонент. Но мы не были врагами, и у нас было слишком много всего в прошлом, настоящем и, возможно, будет в будущем, что заставляло нас заключить странный пакт о перемирии.

Дальше вечер протекал вполне мирно. Я таки отважилась отведать овощной салат. Правда, салатом дело не закончилось, и в какой-то момент я поймала себя на том, что воровала картошку из орловской тарелки, а тот и не возражал.

Мы болтали о каких-то мелочах, Лёшка выспрашивал о моей работе, смеялся над моими “гениальными” студентами, сочувственно кивал в те моменты, когда я, увлёкшись нашей беседой, особо рьяно возмущалась над тем, как можно было эпсилон обозвать “зе”.

Вечер до ужаса напоминал тот самый, случившийся полтора месяца назад, только тогда все было наоборот, и это я, дав волю своему любопытству, терзала Орлова своими вопросами. О том, что было дальше, я пока предпочитала не вспоминать.

Расслабившись под мирный ход нашей беседы, понимающие взгляды и вкусную еду, которая решила сделать мне одолжение и не просилась наружу, я едва не упала со стула, когда Лёшка озвучил свой очередной вопрос:

— А где отец Таси и Жени?

Я поперхнулась, едва не выплюнув яблочный сок прямо Лёшке в лицо.

— Э-э-э, а с чего такой вопрос?

— Да так, — ухмыльнулся он. — Должен же я понимать, чего ждать и на чью территорию захожу. Он участвует в их жизни? Или у них разные отцы?

По-моему, он не совсем понимал, о чём спрашивал,  потеряв всякую осторожность, он говорил всё, что шло на ум, но, оценив моё скривившееся лицо, тут же спохватился:

— Извини, я, кажется, что-то не то говорю. Просто пытаюсь понять, как обстоят дела…

— У них один папа, — перебила я его изъяснения, отодвигая свой стакан с соком в сторону, от греха подальше.

Лёша удовлетворённо кивнул головой, после чего немного помолчал, пытаясь решить, куда дальше двигать нашу беседу. Но потребность расставить все точки над "i" всё же пересилила.

— А кто он? — выпалил Орлов, ничуть не смутившись.

И пока я хаотично бегала глазами по сторонам, пытаясь задушить нарастающий приступ паники, Лёша потянулся к моему стакану, видимо, решив, что раз я съела половину его жаркого, да и к тому же, по ходу дела, жду от него ребёнка, то и всё остальное у нас нынче общее. Правда, насладиться моим соком ему было не дано, ибо уже в следующий момент я всё же решила ответить на поставленный вопрос:

— Ты.

Ему не удалось сделать то, что всё же вышло у меня: Орлов закашлялся и… поперхнулся соком, невольно привлекая всеобщее внимание к нам.

Выглядело это забавно. Сначала он просто смотрел на меня круглыми глазами, затем фыркнул, очень громко и выразительно: “Пф-ф-ф-ф”, после чего попытался проглотить сок, но что-то пошло не так, и он действительно чуть ли не захлебнулся им, пустив через нос. Долго отплёвывался, откашливался, хватался за салфетки, при этом не отводя кругло-обалдевших глаз от меня.

А мне вдруг стало так хорошо на душе, вот прям так спокойно, что даже на мгновение стала безразлична его реакция. Главное, что от груза недосказанности, который таскала за собой львиную часть своей жизни, избавилась. И пока он совершал ритуальные танцы перед столом, я с невозмутимым видом сидела на своём месте и флегматично жевала хлеб, отщипывая маленькие кусочки от Лёшкиной булочки с чесноком.

Наконец-то отплевавшись, Алексей Игоревич сел на своё место.

— Извини, — буркнул он, стараясь взять себя в руки и откидывая в сторону использованные салфетки.

Я философски пожала плечами, закинув остатки булочки в рот. С новой силой хотелось есть, должно быть, от волнения. Покосилась в сторону меню, размышляя о том, насколько будет уместно, если я сейчас попробую сделать заказ. А вдруг Орлов  решит прибить меня? И булочка с чесноком, который я даже не люблю, так и останется последним, что я съела? Обидно же. С сожалением отметила, что наши тарелки безнадёжно пусты. Отметила и испугалась, что сейчас думаю совсем не о том, впервые решив, как было бы здорово, окажись я всё-таки беременной, тогда моё странное поведение этого дня можно списать на гормоны, а не на то, что я совсем кукушечкой поехала. Или же всё это — стресс? Рано развившаяся деменция? Нужно будет посоветоваться с кем-нибудь с психфака. Зря я, что ли, у них раньше курс матстатистики читала?

— Альбион, — вполне будничным тоном прервал мои внутренние размышления Лёшка, — поздравляю, у тебя юмор прорезался.

Я настолько увлеклась постановкой диагноза, что совсем забыла, что тут ещё был Орлов, который старательно осмысливал полученную информацию.

“Наверное, всё-таки деменция”, — печально заключила я, переводя свой взгляд с тарелок на Орлова и его ямочку на щеке, появившуюся там в силу того, что он опять улыбался.

— В смысле? — не поняла я, о чём он вообще говорил.

— Юмор, — повторил Лёха. — Замечательная шутка. Но если не хочешь отвечать на вопрос об отце дочерей… так и скажи, — милостиво разрешил он, восприняв моё торжественное заявление как попытку не подпускать его близко.

Я слегка прищурилась, пристально рассматривая каждую чёрточку его лица в надежде понять, действительно ли он думает так, как говорит, или же просто пытается слиться с темы.

Но Лёшка выглядел как всегда, уже порядком расслабившись после моего сенсационного заявления.

Нет, ну зашибись, а мне-то что сейчас с этим делать? Сидеть и убеждать его, что я серьёзна как никогда, и у меня всё так же плохо с юмором? Кстати, за юмор было обидно, не всем же быть такими клоунами, как Орлов. Нет, он всё-таки идиот, клинический. О нет! А если это передаётся на генном уровне?!

Тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли и убеждая себя в одном: я попыталась, он не понял, можно теперь считать, что моя совесть чиста.

— Не хочу, — вяло согласилась я, отодвигая все откровения на более удачное "потом", да и всякое желание говорить с ним искренне у меня пропало напрочь.

Он хотел что-то сказать, но, к счастью, у меня зазвонил телефон, и я поспешно схватилась за трубку, радуясь Женькиной настойчивости как никогда.

— Мам, а ты скоро? — полюбопытствовал мой ребёнок.

— Не знаю, я всё ещё… на работе. А что? — врать, конечно, нехорошо, но говорить правду было как-то не с руки.

— Мы с Аллой хотим мне кончики волос подстричь, можно?

Подруга была парикмахером, а вернее, как сейчас было модно говорить, - стилистом, и уже не один год отвечала за творческий беспорядок на наших головах.

— Стригите, — на автомате разрешила я, чувствуя, как Лёшка всё это время без устали следит за мной, прислушиваясь и присматриваясь. Так и хотелось спросить, что он пытается увидеть, но вслух произнесла совсем другое: — Как Тася?

— Уроки делает, — фыркнула старшая дочь, — и ненавидит весь мир.

— Что-то случилось? — даже не удивилась я.

— Ей сегодня какой-то бедолага умудрился на шахматах шах и мат поставить.

— О как, — давненько у Таськи не находилось достойных соперников среди сверстников. — Как она?

— Злится и строит планы мести.

— Бедный парень.

— Говорю же, бедолага! Ладно, мам, всё, пока, я стричься.

И не дождавшись моего ответа, скинула трубку.

— Всё в порядке? — тут же уточнил Алексей, не пропустивший ни слова.

— Вполне. Всё как всегда, одна волосы стрижёт, вторая — строит план по захвату мира.

— У них большой потенциал, — неожиданно заключил Алексей. — Видимо, все в тебя?

— Надеюсь, что так. Ибо их отец — большой тормоз, — невесело заключила я, махнув рукой официанту.

В ресторане мы просидели ещё час, на протяжении которого Алексей Игоревич с умилением наблюдал, как я, поддавшись чувству голода, пробую каждый третий пункт меню.



Глава 8

Домой меня привезли уже после девяти. Ощущала себя сытой и бесконечно уставшей. Лёшка тоже был каким-то потерянным, впрочем, по нему это было не сильно заметно, но непривычная молчаливость, так или иначе, бросалась в глаза. Отсутствие шумной болтовни и вечных шуточек-улыбочек выдавали в нём крайнюю степень задумчивости, что не мешало ему с уверенностью вести мою машинку, ибо обратно за руль меня так и не пустили. Понимала, что надо бы разозлиться, но всё равно безвольной лужицей растеклась по пассажирскому сиденью, как никогда ощущая себя на своём месте. На душе было странно, но главным открытием явилось понимание, что больше ничего не будет так, как прежде. И уже не имело никакого значения, беременна я или нет, поверил мне Орлов или же действительно воспринял всё как шутку, но что-то неуловимое раз и навсегда сегодня перевернулось во мне. Изменения пока слабо поддавались анализу, и я предпочитала просто смиренно сидеть на своём месте и украдкой разглядывать Лёшку.