Сок.

Тася взяла полный стакан в руки.

Томатный сок.

Отправилась со стаканом в руках в сторону выхода.

Тася и томатный сок.

Приблизилась к Орлову.

Чёрт, она же ненавидит томатный сок!

— Тааа…

И да, конечно же, я не успела: содержимое стакана в одно мгновение было вылито прямо на светло-голубой джемпер Орлова.

— Упс, — изрекла Таська.

В кухне повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь моим шипением:

— ....сссссь, — остатки попытки остановить дочь.

Лёшка застыл и кажется, даже дышать перестал, лишь смотрел, как ярко-красная жидкость стекала с джемпера на джинсы, капая вниз, прямо на его идеально белые носки.

— Таисия! — на мой взгляд излишне драматично ужаснулась Женька, по-тихому нарисовавшаяся на кухне. — Какой кошмар! Простите, пожалуйста!

Старшая из детей подскочила к Лёшке и ухватилась за край его кофты.

— Она у нас неловкая по жизни!

— Это у неё от мамы, — сквозь плотно сжатые зубы процедил Лёшка.

Женя зачем-то потыкала пальцем в расплывающееся красное пятно и с видом бывалой хозяюшки вздохнула.

— Нужно срочно застирать! Иначе потом не выведете!

И пока мы с Орловым офигевая играли в гляделки, Женечка ловко ухватилась за края испорченного джемпера и потянула вверх.

— Давайте, я закину в стирку!

Наш нежданный гость испуганно попятился назад и наткнулся спиной на Таську, при столкновении с которой подпрыгнул чуть ли не до потолка, что выглядело достаточно забавно, ибо моя младшенькая едва ли дотягивала до середины его бедра.

— Дяденька, пожалуйста, — молвила эта прохиндейка, сделав глаза кота из Шрека. — Иначе мы поссоримся.

Фраза должна была означать, что она не хочет, чтобы Орлов ушёл из нашего дома в обиде, но в исполнении Таисии это прозвучало как самая настоящая угроза.

Я уже почти даже отмерла, чтобы разогнать этот цирк шапито по комнатам, когда Лёша заторможенным движением, словно под гипнозом, потянул кофту вверх, явив нашему взору обалденный торс с идеально очерченными кубиками и косыми мышцами. Дочерям было всё равно, их больше интересовал долгожданный трофей, зато вот я зажмурилась, борясь с наваждением, из-за которого в памяти начали всплывать ненужные воспоминания. Идиотка! Интересно, что ещё должно случиться, чтобы тебя отпустило?!

Открыв глаза, я обнаружила, что на кухне мы остались вдвоём. Лёшка с голым торсом стоял, обхватив себя руками в попытке прикрыться и полубезумным взглядом уставившись на меня.

— Вознесенская, пожалуйста, — взмолился он. — Что тут происходит?

— Если бы я знала. Они у меня, конечно, сумасбродные, но обычно не настолько, — почти жалобно пропищала, предчувствуя, как новая волна тошноты подбирается в горлу.

Эх, ещё бы понимать, что это. Нервное или токсикоз. Хотя, зная себя, смею предположить, что это был нервный токсикоз, ну или токсикозный невроз. Я бы уже ничему бы не удивилась.

— Хочешь, мы с тобой потом всё обсудим? — вполне миролюбиво предложил Орлов, постепенно приходя в себя. — Аль, я правда думаю, что нам стоит попробовать с тобой. И да. Твои девочки, они… милые.

Я изумлённо встряхнула головой. Если после всего увиденного он до сих пор хочет от меня чего-то, то… Может быть, у меня есть повод задуматься?

Наши взгляды встретились и я мгновенно начала тонуть в его бархатных глазах цвета жжёной карамели. Уголок Лёшкиных губ дёрнулся в мягкой улыбке. И пусть он не выглядел при этом весёлым, я вдруг почувствовала, как вместо тошноты у меня в груди разливается тепло.

— У нас получится, — одними губами шепнул он, как делал это в одном из моих многочисленных снов, что я видела последние лет пятнадцать.

Но я не оценила. Вернее не смогла, ибо в этот же самый момент из ванной раздался протяжный Женькин вопль. Я даже не успела испугаться, настолько быстро в дверях появилась дочь.

— Что это?! — с самой настоящей паникой спросила она, вытягивая перед собой весь веер моих тестов на беременность. И всё было бы ничего, если бы на каждом из них не виднелись две чёткие полоски.   

— В стиралке нашла, — добавила интриги происходящему моя добрая дочь, пока я боролась со своими ногами, которые на фоне шока так и норовили подогнуться. 

На кухне повисла давящая тишина, из-за чего мне искренне захотелось рухнуть в обморок. А что? Мать в отключку, а они тут пусть сами разбираются. Я даже попыталась глаза закатить, но не успела, ибо сильные Лёшины пальцы сомкнулись на моём запястье, давая понять, что никуда мне теперь не деться. Смотреть ему в лицо я боялась, поэтому уставилась на Женьку, продолжающую стоять с тестами. Осмыслить увиденное у меня никак не выходило, поэтому в голову лез всякий бред. Интересно, а Женя знает, что на них писают? Вряд ли, иначе бы давно уже побежала руки мыть.

Женьку было жалко. Сразу вспомнилось, как первые два года после рождения Таси дочь с примерной периодичностью раз в месяц просила вернуть сестру обратно туда, где мы её взяли. И пусть девочки по итогу сдружились и, кажется, вполне искренне любили друг друга, но во взгляде старшей дочери сейчас читалась обида. За то, что не сказала, за то, что не предупредила, за то, что она узнала вот так вот… Свободная рука сама собой дёрнулась вперёд в слепом желании погладить свою такую взрослую, но всё ещё ранимую девочку, заверив её, что всё обязательно будет хорошо… Впрочем, я сама в этом была не до конца уверена. Она сделала шаг назад, напугав меня своим стремлением отстраниться. Но почти тут же из-за спины сестры показалась Таисия, которая с присущей ей настырностью тянула Женю назад.

— А что вы тут делаете? — оставалась верной себе младшенькая.

Что отвечать, я не знала, поэтому с немой мольбой на лице уставилась на старшую дочь в надежде, что она поймёт и перестанет размахивать злополучными тестами словно флагом на баррикадах. Поняла. А может быть, просто сжалилась надо мной, но руку опустила.

Оставалось разобраться только с Орловым, и я не придумала ничего лучше, чем объявить на всю кухню:

— Чаю?

Ответом была рука, жёстко перехватившая меня поперёк живота, оторвав от пола.

— Тебя как зовут? — оставив все церемонии в стороне, обратился Лёша к дочери.

— Женя, — совсем по-детски ответила она, окончательно потерявшись в происходящем.

— Женя, присмотри за мелкой, — кивнул он в сторону Таси, самым наглым образом раздавая инструкции. — Пока я тут… с мамой разговариваю.

Я осторожно засопротивлялась, предчувствуя, что ой не разговаривать он со мной собирается, ой не разговаривать. Красноречиво-заведённый взгляд больше намекал на желание придушить одного не в меру привлекательного кандидата технических наук.

— Да она и одна побыть может, — чисто на автомате отозвалась Женя.

— Но ты всё равно присмотри, — кивнул головой Орлов и самым беспардонным образом потащил меня в сторону входной двери, при этом ещё каким-то чудом успевая натянуть на себя мокасины.

А вот обо мне никто не удосужился подумать, поэтому в подъезде я оказалась босиком. Вернее, в колготках, но проблему это не решало, да и колготки было жалко.

Меня вынесли на улицу, на выходе из подъезда наткнувшись на старушку-соседку, которая при виде нас ойкнула и отскочила в сторону. Все же помнят, что Орлов так и остался с голым торсом (и это в середине сентября!) и в джинсах с разводами томатного сока, что так явственно напоминал потёки крови?

— Алечка, всё в порядке? — пискнула Надежда Петровна. — Может быть, в полицию позвонить?

Задумчиво глянула на Орлова, оценивая степень его бешенства.

— Только попробуй, — сквозь зубы прорычал тот и продолжил тащить меня к своему автомобилю.

— Спасибо, но не надо, — высунув голову из-за его плеча, крикнула я соседке. А то ведь с неё действительно станется позвонить куда надо и не надо. Полицию мы оставим на самый  крайний случай, который, вполне вероятно, мог приключиться с нами в скором времени.

Меня не совсем ласково поместили в чрево чёрного внедорожника, строго велев сидеть и не шевелиться, после чего громко хлопнули дверью и начали обходить автомобиль. Я с мазохистским удовольствием наблюдала за тем, как напряжённый Орлов на мгновение замер перед капотом, подняв голову к небу и запустив пальцы в свою густую шевелюру тёмных волос, явно пытаясь успокоиться. Успокоиться - это хорошо. Успокоиться - это просто замечательно. Успокоиться - это шанс (для меня) пережить надвигающийся разговор.

И чтобы хоть немного расслабиться, я начала прикидывать, какова же всё-таки вероятность, что всё пройдёт не так страшно, как я себе придумала? 50 на 50? Ну ладно, ещё 20% можно накинуть в пользу благополучного исхода, в конце концов, Лёшка хоть и нервный, но не псих. И помнится мне, что с ним всегда можно было прийти к общему знаменателю. Итак, почти 70% за то, что я выживу. Ещё 15% добавит уголовный кодекс. И того 85% за жизнь. Что ж, вполне неплохо, а если разреветься прямо сейчас, то и вовсе можно отделаться малой кровью и обойтись без скандала.

Можно было бы, если бы не один (вернее, два) маленький такой нюанс… Вот только про них говорить Орлову я не планировала от слова “совсем”, ибо выстроенный мною график выживаемости при появлении дополнительных сведений слишком быстро устремлялся к нулю. А жаль...

Пока я сходила с ума со своими цифрами (а в отличие от людей, они не подводили меня никогда), Лёша наконец-то сумел совладать с собой и абсолютно непроницаемый забрался в свой автомобиль. Я хоть и вжалась в угол между сиденьем и дверцей, увеличивая расстояние между нами, но как такового страха не испытывала. Скорее, лёгкую панику, замешательство и совершенно неуместное желание коснуться его кожи, покрытой мурашками, чтобы проверить, насколько он замёрз.