Некоторое время мы носились вдоль каменных парапетов набережной, пока я и моя картофельная грация не вспомнили, что на ногах у меня каблуки — я опять полетела… Поймать меня поймали, но от комментария не удержались:

— Вот что бы ты без меня делала?

— Давно бы уже спала в своей гостинице, — не забыла позанудничать я.

На самом деле придиралась. В руках Орлова оказалось на удивление тепло и надёжно, даже мне было очевидно, что я вряд ли променяла бы сегодняшнюю ночь на одинокое сидение в номере гостиницы.

Парировать мой скромный выпад он никак не стал, оставшись стоять рядом, придерживая меня рукой за талию и странным взглядом смотря мне в глаза, словно пытаясь добраться до неведомых глубин моей души.

И я дрогнула. Не знаю как... буквально, формально, фигурально… или как-то иначе. Но факт оставался фактом.

Я поцеловала его.

Правда, тут же испугалась и попыталась отпрянуть, смущённо отворачивая лицо, но он не отпустил, сильнее прижав меня к себе и не дав разомкнуть губ. И сопротивляться действительно стало бесполезно. Лёшина рука скользнула мне в волосы, а я, повинуясь чувственному порыву, приподнялась на носочках, желая стать ещё ближе к нему.

Сердце глухо билось в груди, отзываясь на малейшее его прикосновение. Я уже и забыла, что может быть так. И вопрос был не в страсти или силе желания, скорее уж потребность сказать друг другу слишком многое, что не вмещалось ни в слова, ни в предложения и было чуть больше, чем то, что сознание могло обработать, прежде чем выдать что-то разумное, ибо разумностью тут и не пахло. Это слегка пугало, завораживало и будоражило…

Поцелуй становился глубже, его рука на моём затылке требовательнее, движения моих пальцев, хватающихся за ворот его рубашки, отчаяннее.

С каждой последующей секундой, проведённой в взаимных объятиях, огонь под кожей становился сильнее, сжигая едва ли не до тла.

Патетика, так внезапно ставшая лирикой.

Но, как известно, на каждый пожар рано или поздно найдётся своя управа — он либо перегорает, либо… появляется иная сила, способная обуздать любое пламя.

Должно быть, у этого города были свои планы на нас, в которые безумный поцелуй на набережной совсем не вписывался. Первые капли дождя мы не почувствовали от слова "совсем", очнувшись лишь тогда, когда лёгкий летний дождик перешёл в режим привычного Питерского ливня.

И это отрезвило. Из груди вырвался глубокий вздох, а глаза резко распахнулись, в панике глядя на человека, что стоял напротив. Лёшка казался не менее растерянным, будто бы не верящим в происходящее. Холодные потоки воды продолжали рушиться на нас с неба, требуя опомниться. Волосы и одежда промокли мгновенно. Первым в себя пришёл Орлов, мне лишь оставалось несчастно пискнуть, когда он схватил меня за руку и скомандовал: “Бежим”.

Двигались вглубь от набережной, где вовсю гуляли ветра. Я невольно тормозила, ибо это было сложно — бежать за ним: мешали каблуки, прилипавшее к телу платье, пиджак, что всё ещё был накинут мне на плечи и который приходилось придерживать свободной рукой, чтобы не упал.  Лёша почувствовал моё невольное сопротивление, быстро повернулся корпусом, и в следующий момент я уже оказалась у него на руках.

На улицах встречались редкие прохожие, в основном туристы, как и мы, оказавшиеся неготовыми к особенностям местной погоды. Питерцев выдавали дождевики, припасённые именно для таких вот случаев.

Юркнули под навес одного из подъездов или, вернее будет сказать — парадных (мы же в Санкт-Петербурге!). Входная дверь оказалась ожидаемо заблокирована, впрочем, внутрь мы и не стремились.

— Сейчас такси вызову, — пообещал Лёшка, извлекая телефон из кармана и всё так же сжимая мою холодную ладонь.

Ощущения были такие, будто бы я наблюдала за нами со стороны. Вон он, пытается совладать с телефоном, слегка хмурится и что-то неслышно проговаривает вслух. А вот я, кутаюсь в его промокший пиджак, который ни черта не помогает, но ничего не могу поделать с собой: холод порождает желание сжаться в клубочек.       

— Хер ли в этом городе ночью не назначается такси?! — недовольно рыкнул Лёша.

Ответа не требовалось, но я всё же подала голос, удивляясь, что он вообще ещё мне подвластен.

— Дождь, мост…

— Здесь этим никого не удивишь.

Лёшка продолжал рыться в своём телефоне, а я попыталась тихонечко освободить свою руку. Не отпустил. Опять. Оторвал взгляд от дисплея и обнаружил дрожащую меня: к тому моменту зуб на зуб уже не попадал. Кто ж знал, что гуляние под дождём вообще не мой вариант.

— Блин, Алька, — неожиданно переполошился Орлов.

Попыталась сделать независимый вид, мол, всё нормально, ничего не случилось (если что, я про ливень), но, должно быть, актриса из меня была посредственная, поскольку почти сразу же меня прижали к твёрдому мужскому торсу. Странным образом промокший до нитки Алексей умудрялся оставаться горячим, я даже сопротивляться не стала, хотя остатки былой нежности и романтики давно смыло водой с неба. Уткнулся подбородком мне в макушку, но и этого было мало, чтобы остановить трясучку — я вообще крайне теплолюбивое существо.

— Потерпи... сейчас, — вроде бы успокаивал он, но получалось сбивчиво. Впрочем, я и не думала паниковать, мне просто было холодно и неуютно.

Лёшка продолжал ругаться над моей головой, а я всё теснее жалась к его груди, обтянутой мокрой рубашкой.

— Сволочи, — в конце концов с чувством заключил он. — Обещают машину через полчаса.

— Угу, — только и смогла выдавить из себя я, губы мне уже подчинялись плохо.

— Блять, — выразительно заключил Орлов и, зачем-то опять подхватив меня на руки, выскочил под дождь.

В голове ещё промелькнула слабая мысль, что, может быть, он просто решил утопить меня в Неве. А что, нет тела — нет дела, как мне однажды авторитетно заявила Тася, когда я рыскала по квартире в поисках моей любимой вазы. Логические умозаключения подсказывали мне, что вазе моей пришёл каюк, но младшая дочь всё стоически отрицала.

Придумать, зачем Лёхе понадобилось меня топить, я так и не успела, поскольку буквально через пару минут мы вломились в лобби небольшой гостиницы.

— Девушка, нам номер, срочно, — с порога объявил Орлов, игнорируя удивлённый вид администратора. — И только попробуйте сказать, что номеров нет!

Номер, как ни странно, нашёлся. Большой и светлый. Впрочем, его размеры волновали меня в последнюю очередь, главное, что здесь было тепло. Впрочем, информация о том, что наконец-то можно выдохнуть и расслабиться, дошла до меня не сразу. Сначала я просто сидела скукожившись на кровати и наблюдала за тем, как Орлов выставляет кондиционер на режим обогрева. Когда с кондёром было покончено и в комнату хлынул поток тёплого воздуха, Лёшка поспешно принялся расстёгивать свою рубашку, его пальцы слегка подрагивали то ли от холода, то ли просто от той нервозности, что витала между нами с тех пор, как мы прервали наш поцелуй. Уж слишком неоднозначно всё было.  Моя душа, как всегда, требовала ответов на вопросы: как, зачем и почему, и главное — что я творю?!

— Альбина! — Лёша оторвался от своего увлекательного занятия. — В душ быстро! Греться! Раздевайся…

— Вот так сразу и раздевайся? — нервно хихикнула, сама не понимая, что вообще несу.

Тут просто нужно было помнить — слишком много всего произошло за день. Слишком… Поэтому я предпочитала просто сидеть на месте и тихо дрожать, сама себе напоминая потрёпанного воробья. И да, я осознавала, что нужно встать, пойти в душевую, стянуть с себя мокрую одежду, потом долго стоять под горячими потоками воды, после чего уже завернуться в махровый гостиничный халат.

Осознавала, но не могла заставить себя пошевелиться.

Орлову опять пришлось тормошить отупелое тело кандидата наук Вознесенской, стаскивая с моих ног босоножки и отрывая от кровати. Он нёс меня в ванную, а я вдруг почувствовала себя ватным овощем, что совсем мне не понравилось. Дурацкое же ощущение! И уже в самых дверях я засопротивлялась, вырываясь из мужских рук, при этом не забывая высказывать всё, что в этот момент шло на ум.

— Орлов, ты охренел! — заключила я и схватилась за косяк, не давая ему вынести меня из комнаты.

—  Позволь узнать, с чего именно? — искренне удивился он, а после, чуть подумав, добавил: —  Вознесенская!

— Я сама в состоянии до душа дойти, не фиг тут… гусара из себя изображать!

— Никого я не изображаю!

— Изображаешь!

Требовательно затрусила ногами, намекая, что пора бы меня отпустить, но он и не подумал, продолжая сверлить меня обалдевшим взглядом.  

— Какая вошь тебя укусила?!

Про вошь мне тоже не понравилось, и я дёрнулась особенно резко, из-за чего Лёшка чуть не выронил меня из рук. Он не сплоховал, зато я хорошенько приложилась об стену головой… Наверное, это была главная причина всего того, что произошло дальше, — иного объяснения, кроме как помутнение рассудка, вызванное ударом об стену и общей усталостью, я так и не смогла найти. 

Я громко застонала, а вот бедный Лёха переполошился и всё-таки вернул меня на землю грешную (в данном случае — ворсистый ковёр).

— Дурак!

— Ненормальная!

Смерили друг друга неприязненными взглядами, глубоко вздохнули и… поцеловались. Вернее вернулись к тому, что так бестактно час назад прервал дождь на набережной. Вот только цепляться мне было не за что — рубашки-то на Орлове уже не было, пришлось хвататься за плечи — горячие и мощные. Его рука слегка оттянула мою голову назад, заставляя посмотреть в глаза цвета жжёной карамели.

И конечно же, в них читался вопрос, как всегда.

— Ты уверена?

Нет… Ни черта я не уверена. Но вместо всего этого сказала совсем иное: