— То есть наш дедушка — самый лучший папа в мире? — сделала она своё заключение.

— И да, и нет... — тщательно подбирала я слова. — Папы, они разными бывают. Не бывает идеальных родителей, но есть те, кто очень старается.

Мелкая замолкла, обдумывая мои слова.

Под вечер я отвезла дочерей к родителям, перед этим проведя подробный инструктаж на предмет, каких тем следует избегать. "Дядя Лёша", "йогурт" и прочее стояли первыми пунктами.

По возвращении в родной двор обнаружила Орлова, сидящего на капоте собственного автомобиля.

— Ты решил вконец окопаться у нас? — нахмурилась я, скрестив руки на груди.

— У вас приятней, чем в гостинице. Да и что мне ещё делать в этом городе?

— То есть ты к нам от скуки катаешься?

— Обязательно переворачивать мои слова?

Недовольно хмыкнула и быстрым шагом направилась к подъезду. И конечно же, в сопровождении.

В моей квартире он вёл себя уже вполне по-свойски, с ходу скинув ботинки.

— Где девочки ?

— У моих родителей ночуют.

Он вздохнул, как мне показалось, разочарованно, но спорить не стал.

— Лёш, прекращай за ними бегать, они из тебя скоро верёвки вить будут, — включила я в себе Макаренко. — Любить не начнут, а уважать перестанут.

Переодеваться перед ним мне показалось глупым, поэтому, вымыв руки, я полезла в холодильник в поисках съестного. На этот раз мне хотелось всего и сразу и одновременно — ничего. Пришлось выбрать хумус, по крайней мере, он приятно отличался от всего остального.

— Я хочу им всё рассказать, — едва ли не с вызовом поставил меня перед фактом Орлов.

— Угу, — кивнула головой, отправив в рот полную ложку хумуса, — я им вчера сказала.

И опять он подавился, в этот раз, правда, обошлось без еды, но кашлял он долго, заметно округлив глаза.

— Вознесенская! — рявкнул он… а вот дальше было что-то нечленораздельное. Пришлось успокаивать.

— Успокойся, они подумали, что я пошутила.

— Если это было сказано так же, как и мне, то я не удивлён.

— Но ты же в итоге догадался.

— У меня было чуть больше информации, чем у них, не находишь? Если, конечно, ты им ничего лишнего не сказала.

Задумалась о степени информированности детей. Про пестики и тычинки обе были в курсе, просто в разной степени. Но вот в подробности моей непутёвой личной жизни я их не посвящала.

Пока я выдерживала натиск убийственного Лёхиного взгляда, на подоконнике пиликнул мой телефон. В надежде потянуть время я схватилась за него, пролистывая сообщения. После чего неожиданно резко побледнела, даже ложку выронила.

— Что там? — испугался Алексей Игоревич, в момент подскочив ко мне, на всякий случай готовясь ловить мою обмякшую тушку.

— Результаты анализов, — почти беззвучно отозвалась я.

***

Лёшка очумело пялился на экран моего телефона, что-то там вычисляя в присланной мне табличке. Должно быть, сравнивал мой результат с нормативными значениями. Выглядел при этом взбудораженным и счастливым — хоть джигу не танцевал, и на том спасибо. А я хотела разреветься: то ли от облегчения, что в моей жизни наконец-то появилась относительная, но конкретика, то ли от этой самой конкретики.

И да, наивно было отрицать очевидное. Впрочем, я особо и не пыталась, весь день смиренно поедая всё подряд, что, однако, не уберегло меня от шока и растерянности.

Итак, официально: мы беременны. Вернее, беременной была я, а Орлов… а Орлов пока просто кайфовал от полученных новостей. Даже стала опасаться, как бы не забрал мой телефон насовсем, дабы потом вставить его в рамочку и повесить на самое видное место в доме. Спасало только то, что дома у него в этом городе не было, поэтому у телефона оставалась надежда избежать участи памятного экспоната.

Резко затошнило, да так… что я даже до ванной дойти не смогла, нависнув над кухонной мойкой. Прощай, мой хумус, наше расставание случилось слишком быстро!

Лёха, конечно же, переполошился, выписывая круги по кухне и кудахтая, аки курица-наседка, чем злил нереально, лишь усиливая приступы моей тошноты. Пришлось выгнать за дверь, пригрозив, что если он не успокоится, то в ближайшие полгода просто не попадёт в наш дом.

Надулся, но послушался.

Спустя полчаса катастрофа была ликвидирована, а кухня вновь сияла и блестела. Тут я утрирую, порядок у нас в доме был не столь идеален.

Орлов нашёлся в моей спальне. Сидел на кровати, скрестив руки на груди, и напряжённо играл желваками. Наверное, злился. Я откинула влажные после умывания волосы назад и попросила:

— Не смотри так на меня.

— Ты не рада, — на этот раз он не спрашивал.

Недовольно дёрнула плечом. В голове пронеслись мириады ответов, и некоторые из них даже претендовали на остроумие, но ввязываться в перепалку не стала.

— Тебе лучше уйти.

— Ты меня теперь каждый раз выгонять будешь?

—  Нет. А давай я тебя просто у нас поселю?

Лёша собирался возразить, но вдруг выдохнул и… успокоился.

— Альбин, что происходит?

Странно, но на меня это его успокоение подействовало плохо, и пусть спорить с ним я не планировала, раздражение вдруг взяло верх.

— Вот чего тебе от меня надо?! Получил желаемое?! Вот и вали отсюда! Иди радуйся, отмечай! Звони друзьям, напейся, или что там мужики в подобных ситуациях делают?! Хотел от меня ребёнка — вот и получай! Только уволь меня от всей этой псевдозаботы на ближайшее время…

Пока я закатывала самую настоящую истерику (даже успела пустить слезу), Орлов подскочил на ноги, возвышаясь надо мной, и… притянул меня к себе, буквально впечатывая в свою грудь. И, окончательно сдавшись, я разрыдалась, выпуская все тревоги последних дней наружу.

А он — зараза этакая! — так вкусно и знакомо пах, что даже носом нормально шмыгать не выходило, отчего мой мелодраматичный приступ лишь усилился. 

Истеричная баба во мне не желала успокаиваться, а научный работник нервно курил в углу и крутил пальцем у виска, явно намекая, что я дура. Впрочем, тут и без намёков было понятно, что всё… клиника. Это же нужно было умудриться трижды (ТРИЖДЫ!) вляпаться в одну и ту же историю. Ведь ежу было понятно, что один раз — это случайность, два — совпадение, а три — уже закономерность.

Орлов, не терявший времени даром, тихо раскачивал меня из стороны в сторону, будто бы убаюкивая. Из-за этого хотелось прижаться к нему ещё теснее, хотя остатки разума в этот момент и вопили мне, что, мол, хватит, доприжималась уже, дообнималась. Это слегка отрезвило. 

— Лёш, — совладав с дыханием, потребовала я, — успокой меня.

Тот, в не знаю какой раз за эти дни, растерялся и попытался уточнить:

— Как?

Это помогло. В том плане, что рыдания моментально решили смениться гневом (Боже, если ты есть, сделай так, чтобы это были гормоны! А не сдвиг по фазе, обусловленный стрессом).

— Как-нибудь! — практически прикрикнула я.

Дважды повторять ему не пришлось. Правда, я до сих пор не уверена, что имела в виду именно то, что сделал он. Но итог мне так или иначе понравился, ибо когда Лёшка меня поцеловал — думать и страдать о чём-то кроме резко расхотелось, пусть я и ответила не сразу, поначалу оторопело соображая, что тут происходит, и прислушиваясь к тому, как неожиданное тепло разливается по всему телу.

Он целовал меня, а я цеплялась за его волосы, будто бы пытаясь оттянуть его голову назад, но получалось как-то наоборот — всякое расстояние вдруг сошло на нет (как замечательно, что я всё-таки успела почистить зубы!).

Его рука скользнула по моей пояснице, заставляя слегка прогнуться, чтобы было удобнее… придаваться разврату. Как-то совсем незаметно его губы ускользнули от моих и прошлись по моей шее шёлком, вызвав беготню мурашек вдоль позвоночника и покалывание в кончиках пальцев.

А дальше всё произошло как-то само собой.

Лишь в самый ответственный момент Лёша, как и в Питере, оторвался от меня, сдавленным шёпотом спросив:

— На этот раз хоть можно не предохраняться?

— Смею заметить, что у нас всё равно плохо получалось…

***

Уже после, когда мы лежали в моей постели под одеялом в окружении раскиданных вещей, предательские мысли пытались взорваться в моей голове, но в этот раз я прям-таки взбунтовалась, велев себе расслабиться и хоть раз в жизни просто кайфануть от происходящего. А разбираться с причинами и их последствиями мы будем уже потом.

Лёшка не спал, медленно и лениво водя ладонью по моей коже. Иногда он зевал и устало прикрывал веки, будто бы отчаянно борясь со сном.

— Мы у меня дома, — в какой-то момент не выдержала я. — Поэтому я вряд ли куда-нибудь денусь.

— А кто тебя знает. С тебя станется: дочерей в охапку — и вон из города.

— Мне нельзя из города. У меня тут родители, университет…

— Значит, родителей и дочерей в охапку, а с универом уже как повезёт…

Скептически хмыкнула. Хотя в чём-то он был прав. Я ведь и сама догадывалась, что стоит мне покинуть поле его зрения, как доводы моего разума возьмут своё. И будут правы. Но человек слаб, поэтому я продолжала лежать на орловском плече и тихо млеть от движений его руки.

— Алька, а как так получилось, что мы с тобой… ну, того… залетели? — нашёл он самую подходящую для этого момента тему.

— У тебя амнезия? — недовольно оторвала я голову от его плеча, чтобы иметь возможность наградить кого-то недовольным взглядом, в полутьме комнаты выглядевшего особо зловеще. — Или полное непонимание, откуда берутся дети?

— Спасибо, про последнее я в курсе. Я про другое. Мы же с тобой предохранялись. Всегда. Или я что-то путаю?

Тяжко вздохнула и недовольно пробурчала себе под нос: “Предохранялись”. Лёшке это не особо понравилось, за что он тут же нашёл особо чувствительную точку на моём теле, нажал на неё, заставляя взволнованно вздрогнуть.