— Ты не шутила! — зашипела на меня из телефона Женечка. — Ты ведь правду говорила, когда заявила, что этот… наш отец?!

В пятки сердце больше не уходило. Оно уже давно пробило дно и сейчас трепыхалось где-то в подвальных помещениях нашего дома.

— Жень, спокойно только, — предельно сдержанно попросила, хотя во мне самой этого спокойствия было ноль целых ноль десятых. Я даже на Лёшу глянула в поисках поддержки, на что он с готовностью ломанулся ко мне, но, запутавшись в одеяле (оказывается, мы со всеми нашими “упражнениями” за ночь умудрились переворошить всю постель), храбрый рыцарь бесславно рухнул на пол, при этом выразительно матюкнувшись.

Зашибись поддержка.

— Я спокойна, — тем временем продолжала выливать на меня свой праведный гнев старшая дочь. — Я так спокойна! Как ты могла не сказать сразу?!

Вопрос был интересный. Вот как они все это себе представляли? Я в ванной, страдаю над своими шестью тестами, в дверь ломится Тася, следом заявляется Орлов с эпичным “Я решил, что нужно начать всё сначала”, параллельно Женя уже выстроила какой-то план военной кампании, и тут я выхожу в центр комнаты, можно даже на табуреточку встать, и объявляю: “Знаете, у меня тут новости для вас всех припасены...”.

— Я сейчас приеду к тебе, — между тем продолжала я вести переговоры, наблюдая, как Орлов таки смог выбраться из плена одеяла, правда, голым задом кверху, но подумаешь. Моменту и без того эффектности хватало. Как назло, вдруг вспомнила, что тоже стою посреди комнаты в чём мать родила, к сожалению правая рука была занята телефоном, а какую часть тела прикрывать в первую очередь свободной левой, я так и не придумала.

Пока Женя продолжала в телефоне свою гневную тираду,  в красках описывая, что я могу сделать со своим “Я приеду”, мне пришлось одними лишь судорожными жестами и безумными взглядами требовать от Лешки отвернуться.

— Женя? — одними губами спросил он, проигнорировав все мои невербальные приказы. Ещё и подошёл почти вплотную, пытаясь выхватить у меня трубку.

Было сложно одновременно слушать возмущения дочери и уворачиваться от этой голой скотины, не отвлекаясь на неуместные мысли. 

В итоге ребёнок выдал в трубку мелодраматичное: “Не хочу вас видеть!”, и отключился.

— Что случилось?! — накинулся Орлов на меня с вопросами, стоило отвести телефон от уха.

— Отвернись! — потребовала я, прикрывшись наконец-то освободившимися руками.

Смысл моего восклицания он понял далеко не сразу (самому ему, по всей видимости, нагишом было вполне комфортно!), а когда дошло, возмущённо выдал:

— Ты издеваешься, что ли?! Тебе напомнить, что тут было пару часов назад?!

— Не надо, — едва ли не взмолилась я, отворачиваясь и понимая, что трезвости мышления от него теперь ещё долго не увижу.

Схватила первую попавшуюся под руку вещь — накидку от кресла, начала заворачиваться в неё.

— Вознесенская, это идиотизм! Ты до сих пор думаешь, что я чего-то там не разглядел? У нас с тобой трое детей…

Последняя фраза заставила моё несчастное сердце восстать из подвальных руин и подскочить вверх, да настолько резко, что меня тут же затошнило.

— Не хочу! Не хочу сейчас это обсуждать! У меня… у нас проблемы посерьёзнее будут! До Женьки всё-таки дошло, что я от тебя её родила.

***

Через двадцать минут мы уже сидели в моей машине. За руль Орлов меня не пустил, несмотря на все увещевания, что этот город он не знает, да и вообще — беременная не означает немощная... Но Лёша вполне успешно притворился глухим, чуть ли не насильно усадив меня на пассажирское место.

Поначалу ехали в тишине, нарушаемой лишь враждебным Лёшкиным пыхтением. Потому что дома мы в рекордные сроки успели принять душ (по отдельности), одеться и поругаться.

На улицах ещё было пустынно, но ехали мы всё равно не так быстро, как хотелось, ибо Орлову приходилось всё время сверяться с навигатором. Я едва не лопнула от желания сказать: “Ну я же говорила!”.

А потом мои мысли утекли совсем в другом направлении. Думалось о Жене и о том, что я сейчас ей скажу. А ведь ещё были Тася и родители, степень осведомлённости которых была непонятна. Может быть, действительно взять стул и выйти с ним в центр комнаты, чтобы уже расставить все точки над "i"... Вот почему нельзя было принять мои слова всерьёз и поверить мне? Я ведь сказала. И Лёхе, и девочкам. И разве моя вина, что они сразу не поняли, что именно я им сказала? Орлову вон полдня понадобилось, чтобы одно с другим сопоставить. А дети, видно, и того хуже — только через сутки созрели, чтобы принять правду…

Генетика, чтоб её.

— Ай! — возмутился Алексей Игоревич, после того как я его от души треснула по плечу. — Что я опять не так сделал?!

— Генофонд детям испортил, — расстроенно заявила я, жалобно шмыгнув носом.

У родительского подъезда мы потратили порядка десяти минут  на то, чтобы определиться с составом, которым будем подниматься наверх. Я настаивала на том, что Жене вряд ли сейчас нужны лишние раздражители в его лице, ей и на меня обиды с лихвой хватит. К тому же, как бы я объяснила родителям неожиданное появление “блудного” Орлова? Лёшка же злился и напирал на то, что если я и дальше продолжу его изолировать от дочерей, то они  никогда не смогут принять его.

— Нельзя на них всё сразу вываливать. Давай постепенно? Осторожно... — попыталась я найти оптимальный выход, максимально созвучный моему видению ситуации.

— Это как?! — фыркнул он, выскакивая из салона.  — Здравствуй, Женя, есть вероятность, что я твой папа. Пока я не могу сказать тебе точно, но, возможно, лет через десять, когда твоя мама дозреет, ты будешь знать наверняка.

 — Вот только утрировать не надо,  — закатила я глаза.  — Сядем все вместе и всё обсудим…

Слушать меня Лёша не стал, с чувством захлопнув дверь автомобиля. 

— Машина-то тут причём?!  — крикнула я в пустоту.  — Это тебе не холодильник… И вообще она моя!

Но Орлов успел куда-то пропасть из поля зрения. Недовольно засопела, скрестив руки на груди. По-хорошему мне тоже нужно было выбираться из машины и спешить к дочери, но я откровенно трусила, предпочитая злиться на Орлова.

Угораздило же меня с ним связаться!

— Осёл упрямый!  — чертыхнулась себе под нос, правда, совсем невовремя, поскольку дверь с моей стороны Лёшкиными стараниями решила открыться.

— Я всё слышу, — ничуть не смутившись, сообщил он, протягивая мне руку. — Пойдем.

Тяжко вздохнув, с максимально независимым видом ухватилась за его ладонь, словно изначально так всё и задумывалось. 

Моего смирения хватило ровно до дверей квартиры родителей. Отворив подъезд моей связкой ключей, мы поднялись на четвертый этаж, упорно делая вид, что не вместе. А то, что мы одновременно оказались в шесть часов утра в одном помещении, — так, лишь совпадение, инсинуации со стороны судьбы.

И хоть со стороны всё выглядело вполне мирно, градус накала страстей между нами так или иначе возрастал, потому что оба заметно волновались.

Уже возле нужной двери обменялись многозначительными взглядами.

— А ведь этого всего можно было избежать, — вздохнул Лёша, не удержавшись от упрёка.

Я виновато отвела взгляд и чуть не пропустила момент, когда он потянулся к звонку, в последнюю секунду успев перехватить его руку.

— С ума сошёл?! — зашипела я, вцепившись в его куртку. — Там же все спят!

По крайней мере, я на это очень надеялась.

— Тогда открывай. Или давай сюда ключи!

— Может быть, хватит мне указывать, что делать? — взвилась громким шёпотом. — Я сама в состоянии принимать решения!

Он попытался отодрать меня от себя и забрать ключи, но я была настойчива как никогда, одной рукой пряча связку ключей у себя за спиной, а другой отбиваясь от Лёшкиных попыток подойти ближе. Получалось у меня, мягко говоря, так себе, ибо всё моё сопротивление было пресечено за пару секунд: один шаг в мою сторону, и я уже стою зажатая в кольце его рук.

Именно такую неоднозначную сцену обнаружила Женечка, в этот момент отворившая входную дверь. К обоюдной досаде, заметили мы её не сразу, слегка увлёкшись выяснением отношений. Лишь когда ребёнок показательным кашлем привлёк наше внимание, мы с Лёшкой отпрянули друг от друга, вытянувшись  по стойке смирно. 

— Ты его теперь везде за собой будешь таскать?! — приглушённым голосом возмутилась дочь, вселяя в меня надежду, что остальные члены семьи всё-таки спят, в ином случае мы бы уже минут пять слушали Таськины выступления.

— Женя, — хором выдали мы с разными интонациями. Лёха явно опешил от “радушной” встречи, а я, невольно среагировав на тон дочери, возмутилась её манерами.

— Что Женя? — надулась моя (или наша?) девочка.

— Давай поговорим.

— Раньше надо было, — отрезала Женя. Меня успокаивал лишь тот факт, что она продолжала говорить вполголоса, значит, недовольство во многом было… профилактическим. Впрочем, это не помешало ей глянуть на Орлова исполненным гнева взглядом: — А ты... вы зачем явились? Не кажется, что поздно начинать в “дочки-папочки” играть?

Наверное, она хотела побольнее его ужалить, но к тому моменту Лёша успел справиться со своей первичной растерянностью.

— Значит, отказываешься разговаривать? — как ни в чём не бывало поинтересовался он и… улыбнулся. Женя прикола не поняла и с прищуром глянула на потенциального родителя, а я вот напряглась, догадываясь, что сейчас что-то будет. И ведь не ошиблась.

— Идите вы туда…. э-э-э откуда пришли, — настоятельно посоветовала она и презрительно фыркнула, передавая словесную эстафету Лёшке.

— Видит бог, я хотел по-хорошему, — наигранно вздохнул Лёха и… молниеносным выпадом вперёд подхватил Женьку под колени, оторвал её от пола и перекинул через плечо попой кверху. Та только и успела, что пискнуть. — Внизу поговорим, — озвучил он очевидное и быстрым шагом начал спускаться вниз прежде, чем обалдевшая дочь успела прийти в себя и сообразить, что надо бы начать орать.