Сцена вышла интересная. Мы примерно минуту просто простояли друг напротив друга, ошарашенно хлопая глазами и натянуто улыбаясь, пока я не нашла в себе силы спросить:

— Лёша дома?

Рита хмыкнула, пройдясь по мне изучающим взглядом, чуть задержавшись на моём животе. Срок был не такой уж и  большой, и фиг пойми, что она там увидела или не увидела, но неожиданно Марго улыбнулась. Широко и чрезвычайно приторно.

— Знаешь, — чуть ли не сияя от чувства собственного превосходства, начала бывшая одноклассница. — Лёша у нас теперь женатый мальчик, поэтому он должен думать исключительно о семье.

Я тоже улыбнулась, правда, моё движение губами больше напоминало оскал.

— Примите мои поздравления, — максимально хладнокровно выдала я и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошла как можно дальше от этого дома.

Домой я возвращалась гораздо раньше, чем планировала. Не сказав ничего родителям, я потратила несколько дней на то, чтобы отлежаться в нашей с Женей квартире, осмысливая одну простую вещь: у Лёшки теперь была своя семья, мы в неё просто не вписывались.

— Ну и чёрт с тобой, — прорычала я в зеркало на исходе второго дня. — Сама справлюсь.

И, возжелав срочных перемен в своей жизни, я решила воспользоваться опытом миллионов женщин, переживших крах надежд на  взаимную любвь, и отправилась в ближайший салон красоты.

Мастер, прочитав решительность в моих глазах, лишь уточнила:

— Уверены?

— Более чем, — заверила я.

Девушка ещё немного покрутилась вокруг меня и заключила:

— Вот и правильно, пусть этот гад потом сдохнет от сожалений.

Таким образом за один поход в парикмахерскую я превратилась в блондинку и обзавелась лучшей подругой, ибо мастера звали Алла.

Правда, волосы потом всё же отрасли, а дружба осталась навсегда.

***

Таська — а я уже знала, что это будет именно она, — родилась на две недели позже назначенного срока, никуда не спеша и как бы намекая на то, что весь остальной мир может и подождать. С первых же минут своей жизни она орала так громко, будто заявляя всем и каждому: “Бойтесь и трепещите, Таисия Вознесенская явилась покорять эту вселенную”. Я почти со стопроцентной уверенностью была готова биться об заклад, что про спокойное существование можно забыть. Впрочем, я не имела ничего против, всем своим сердцем любя и обожая этого маленького “тирана”. Но не менее сильно переживала за Женю, которая к прибавлению в нашей семье отнеслась с обычной для неё настороженностью и лишь две недели спустя после выписки заявила одним прекрасным утром:

— Лучше б мы хомяка завели.

Хомяка не хомяка, но с Тайсоном всем нам пришлось пройти самую настоящую школу выживания. Спокойствия младшей дочери хватило на месяц, после чего наши будни превратились в один сплошной концерт. Дело дошло до того, что Женя почти каждые выходные начала просить отвезти её в гости к бабушке с дедушкой. Мне же, в отличие от Женечки, сбегать было некуда. Рождение Таси вообще заставило меня на многое поменять взгляды, изменить расстановку приоритетов. И если с Женей мы всегда уживались вполне спокойно, ни в чём друг друга не ограничивая, то с младшенькой мне пришлось познавать все прелести материнства.

Почти полгода я прожила в полном отрыве от всего: моя вселенная сузилась до пелёнок, утюга, плиты, погремушек, двух детей, которые вечно боролись за моё внимание, и расписания, повторяющегося изо дня в день. Родители, конечно же, помогали всем чем могли, в том числе и деньгами, что тоже оказалось для меня сюрпризом. Настолько привыкла к финансовой независимости, что просто была не готова.  Наивная я, опираясь на опыт воспитания Жени, рассчитывала выйти в универ после трёх месяцев сидения дома, но Тайсон умела портить чужие планы как никто другой.

Пребывая в лёгком шоке от всего происходящего, я не один вечер провела заперевшись в ванной, пока в неё с той стороны двери орали двое настырных детей, чем доводили меня до нервно дёргающегося глаза и необходимости по-тихому глотать горькие слёзы.

Это здорово учило смирению и стойкости, но, наверное, именно тогда я лишилась остатков своего хладнокровия и взвешенной разумности, что были так присущи мне в юности. 

И лишь спустя шесть месяцев наша жизнь вдруг вошла в колею, удобоваримую для всех. Таська перестала изводить нас своими тридцатью тремя истериками в час, а в Женьке проснулся неподдельный интерес к младшей сестре — та как раз стала смахивать на вполне полноценного человека, ежедневно выдавая всё новые и новые приколюхи. Сама же я ощутила себя многоруким трехглазым Шивой, поскольку могла, успевала и держала под контролем всё что угодно.

В редкие дни на пороге нашей квартиры появлялась Алла, с бутылкой мартини для себя и кучей баек для меня. Мы виделись не так часто, но я всегда знала: Синицына готова подставить мне свое пусть и хрупкое, но зато самое надёжное плечо в мире. 

Когда мелкой исполнился год, я вернулась в университет, взяв часы на два дня в неделю, а по ночам начала развлекаться тем, что села писать диссертацию — к тому времени у меня уже было достаточно наработанного материала и публикаций, чтобы дело двигалось споро. Но самым главным фактором послужило то, что, изголодавшись по умственному труду почти за год сидения дома, я буквально горела своей работой, порой засиживаясь за компьютером вплоть до шести утра, когда уже пора было просыпаться и собирать Женю в школу.

Защитилась я ровнёхонько на Тасин третий день рождения, совместив приятное с полезным. К тому времени я уже в полной мере трудилась в университете.  После того как заветная корочка оказалась у меня в кармане, Пётр Станиславович, не так давно ставший ректором, неожиданно выдвинул мою кандидатуру на должность заведующего кафедрой математического моделирования. Все не то чтобы сильно удивились такой “протекции”, но в обязательном порядке посчитали обязательным обсудить мои возраст/пол/раннее материнство/наличие профессора Вознесенского в родителях/личное знакомство с ректором и т.д. Нужное подчеркнуть, ну или просто обвести в кружок.  В общем с этого самого дня мне пришлось наизнанку вывернуться, чтобы доказать: Альбина Борисовна Вознесенская вполне способна быть отдельной самостоятельной научной единицей. Процесс доказывания шёл медленно, но вполне увлекательно. И я, как обычно, вошла во вкус, генерируя идеи направо и налево, выступая со своими инициативами везде, где только можно.

Наверное, именно поэтому мне через пару лет прилетела должность декана, но для этого ещё нужно было созреть. А пока в моей жизни намечался первый полноценный роман.

Его звали Виталий Норкин, и мы были знакомы ещё с аспирантуры. Все эти годы мы немного общались, но так, шапочно, здороваясь при встрече и перебрасываясь парой дежурных фраз. Виталя так и остался трудиться в универе после выпуска, правда, к моему счастью, относился он к другой кафедре. За все годы знакомства никаких признаков симпатии между нами замечено не было, ровно до того момента, как Норкин однажды объявился в моём кабинете с поздравительной речью.  Я порядком удивилась. Ну не было у нас принято горячо демонстрировать свои чувства. А затем и вовсе последовало несмелое приглашение поужинать где-нибудь вместе. Я тогда отказалась, искренне не понимая двух вещей: зачем и почему. У меня были Женя с Тасей, родители, вечная круговерть на работе и полное нежелание обзаводиться ещё одним неизвестным в своей жизни.

Но Виталик вдруг оказался упорным, месяцами ошиваясь где-то около меня. А потом… всё неожиданно совпало само собой. Родители забрали обоих детей к себе с ночевкой на выходные, дома не обнаружилось абсолютно никакой работы, а тут ещё и звонок от Норкина с его очередным предложением отужинать. Причин отказать на этот раз не нашлось, и я благосклонно сказала своё “да”.

Тем вечером он долго убеждал меня в том, что мы идеально подходим друг другу, что у нас общие интересы, общие взгляды на мир. Я лишь задумчиво кивала головой, отчасти соглашаясь с его доводами, напомнив в самом конце:

— У меня дети.

— О, я уверен, что они такие же умницы, как и их мать, — с воодушевлением заметил Виталя.

Спорить я не стала. Дети у меня и вправду были умничками, при условии, что в этот момент они спали, отвернувшись к стенке.

Наши так называемые отношения развивались нескоро. Сначала мы просто старались раз в неделю выходить куда-нибудь, проводя время в спорах и научных рассуждениях. И это было интересно и как минимум захватывающе. Ещё бы, ведь у меня теперь вроде как был близкий человек, которому не просто были интересны мои идеи, но и который был способен понять их. Иногда наши беседы перемежались с редкими поцелуями и прогулками за ручку. Его пальцы чуть подрагивали, когда я позволяла ему взять мою ладонь. И, наверное, это должно было радовать, ведь моё присутствие заставляло что-то в нём трепетать. Но я не испытывала ничего такого, что заставляло бы меня саму откликаться на все эти знаки внимания. Мне не хватало Лёшкиной наглости и нахрапа, поэтому все эти ухаживания для меня имели лишь обратный эффект.

Зато он нравился моим родителям.

— Такой воспитанный молодой человек, — восхищалась мама каждый раз, когда Виталик приходил к нам на семейный ужин с букетом цветов.

— Подхалим, — фыркала десятилетняя Женька, неизвестно откуда узнавшая это слово.

Дочери к нему вообще относились без особой радости, считая его чем-то инородным. Да и сам Виталя не слишком рвался общаться с двумя девочками, которые вроде бы должны были быть умничками в свою мать, но на деле оказались двумя чертями из табакерки. Особенно Тайсон.

Первая полноценная близость между мной и Норкиным случилась примерно спустя год после всех этих “прогулок под луной”. Виталик, как и положено, был счастлив — ещё бы, столько времени добросовестно терпеть все мои “Не сегодня”! Я же озадачилась, невольно сравнивая ощущения: как это было с Лёхой и как это случилось сейчас. К счастью, озвучивать результаты сравнительного анализа не было необходимости, иначе одной из сторон они бы сильно не понравились.