Дарья Сойфер - Статус: бывшая

Подойдя к проектору, Таня воткнула в него флешку, благо инструкцию знала назубок – чай, не первая презентация. Взялась за пульт, выбрала нужный файл и, набрав побольше воздуха в легкие, включила.

Она специально поставила фоном ту же музыку, которую обычно использовал Байгозин, чтобы он, смакуя пино-нуар у себя в гримерке, ничего не заподозрил. И пока публика в ожидании смотрела на заставку: «Николай Байгозин – женский тренер номер один в России», преспокойно прошествовала к выходу.

Разумеется, Таня хотела увидеть результат своей работы, но не попасться она хотела еще сильнее, поэтому встала у самой двери, почти что на низком старте, готовая сбежать при появлении Коли.

На экране сменяли друг друга изображения, присланные Ольгой Савицкой, и текст, составленный Таней. А она постаралась упомянуть обо всем: и о фальшивых дипломах, и о школьных годах, и от себя добавила о вечных похождениях. По залу прокатился возмущенный шепоток, гостьи переглядывались, косились на Таню, потом снова на презентацию. А Таня стояла, скрестив руки на груди, и гордилась. И не только тем, что идеально оформила слайды, подобрала максимально яркие и лаконичные формулировки. Все-таки специалистом по рекламе она стала знатным за эти четыре года. Но главное – ей удалось посеять сомнения среди тех, кто готов был безоговорочно принимать каждое слово Байгозина и заглядывать ему в рот за следующими истинами.

Этот человек выдает себя за психолога, не имея образования. Он учит вас брать от жизни максимум, а сам хочет лишь взять вас. Он использует женщин и хочет, чтобы его благодарили за это. Николай Байгозин – мошенник номер один в России.

И в тот момент, когда из динамиков зазвучали финальные, самые драматичные аккорды, предваряющие появление маэстро, Байгозин, как и всегда, торжественно шагнул на сцену из-за занавеса.

Так тихо на его тренингах еще не бывало никогда. Нет, одна барышня все же похлопала машинально, но тут же опустила руки, не желая сойти за самую наивную.

– Ах ты, сволочь! – раздалось из зала.

– Как не стыдно?!

– Мошенник!

Сработал эффект толпы: чем громче кричали недовольные, тем быстрее подключались остальные. На суд Линча трудно решиться в одиночку, но стоит только почувствовать, что ты – в кругу единомышленников, как азарт охватывает с головы до ног.

– Подождите, в чем дело? – подал голос Байгозин, в недоумении оглядывая зал.

Таня поняла: дальше здесь оставаться опасно. Сорвалась с места, кинулась к лифтам и…

И впечаталась лицом в мощную грудь Краскова.

Эйфория схлынула, кровь отлила от лица к стелькам, а язык прилип к нёбу.

– Я… Я… – Танины попытки заговорить больше походили на предсмертный хрип.

Она хлопнула ресницами, силясь снова сойти за сиротку в беде, но на сей раз Иван не повелся. Схватил ее чуть выше локтя, сомкнув пальцы, и Тане показалось, что она в кандалах. Рыпнулась по инерции – бесполезно. Он будто приварил ее к полу.

Таня поняла: все кончено. Что ж, свою миссию она выполнить успела, дальше сработает сарафанное радио, истинную личину Байгозина расшарят по всей Сети, а она?.. Она смотрела в мрачные, не предвещающие ничего хорошего глаза Краскова и прощалась с жизнью.

Говорят, в такие моменты вся жизнь мелькает перед человеком в одно мгновение. Перед Таней же почему-то промелькнули всего две мысли: хорошо, что в России тюремная роба не оранжевая, как в Штатах, потому что этот цвет противопоказан рыжим, и как же все-таки хорошо, что она с утра успела принять душ и надеть приличный комплект белья. Если Красков убьет ее прямо сейчас, то хотя бы коронеры не решат, что она голодранка.

– Пошли, – прошипел Иван и куда-то поволок ее.

От страха Таня вообще ничего не видела вокруг, просто семенила ногами, как марионетка, и все повторяла про себя: «Только бы не очень больно!»

Красков втолкнул ее в лифт, и Таня вздрогнула, когда закрыли двери. Съежилась, зажмурилась, ожидая, когда же он начнет ее бить. Чем быстрее начнет, тем быстрее закончит, – утешение слабое, но хоть что-то. Однако ничего не происходило. Лифт звякнул, прибыв на нужный этаж, и Таню снова потащили безжалостные железные руки.

И лишь когда Красков остановился, она набралась смелости оглядеться по сторонам: офис Байгозина? Но зачем? Почему не подвал, где ее тело легко будет спрятать, почему не полиция, откуда она никогда не сможет выйти?

Красков кивком указал на дверь в подсобку, и Таня, внезапно осознав, что он ее уже не держит, покосилась было на выход, но Иван предупредительно мотнул головой. Мол, даже не думай.

Да Таня и сама понимала, что два раза за день удача ей не улыбнется. До этого ей на руку сыграл фактор неожиданности, теперь же Красков всем своим видом показывал, что одно лишнее движение – и ее скрутят, как вольнодумца на митинге.

Поэтому, доверившись инстинкту самосохранения, Таня обреченно двинулась в подсобку. И там наконец пришло озарение: он привел ее, чтобы отомстить. Подальше от лишних свидетелей. Ткнет мордой во все, что она натворила, свяжет – и оставит на диване для Байгозина. Подарок с красной ленточкой. И если к мести Краскова Таня еще была хоть как-то готова, во всяком случае, знала, что заслужила, то от разъяренного и разобиженного Коленьки можно было ждать только особой жестокости. Пытки? Публичные унижения? Боже, ну почему она не осталась в Уфе?

Красков вошел следом, закрыл за собой дверь, и в подсобке стало так тесно, что, казалось, воздуха на двоих останется минут на пять. Даже потолки будто сдвинулись вниз, а стены шагнули навстречу друг другу.

– Ты что творишь? – начал Красков, когда Таня почувствовала, что вот-вот рухнет в обморок.

– Мне… Мне надо было… – проблеяла она каким-то чужим тоненьким голоском.

– Ты в курсе, что я служил? И в органах работал. – Он шагнул к ней и навис так же пугающе и неотвратимо, как выплата по ипотеке. – И мужиков вдвое больше тебя брал…

– Меня не касается твое интимное прошлое! – выпалила Таня, но тут же прикусила язык: нашла с кем цапаться!

Красков прикрыл глаза, на его скулах зашевелились желваки, и Таня втянула шею.

– А если бы я тебя покалечил случайно? – сказал он, немного успокоившись. – Я не бью женщин, но они и не нападали на меня никогда. Ты в своем уме?!

«Не бью женщин» прозвучало довольно воодушевляюще, Таня даже осмелела. Если бы Красков хотел ей втащить, то не стал бы тянуть время.

– Ты не понимаешь! – Она расправила плечи. – Байгозин – лжец и мошенник. Дело не в том, что он меня обманул, так он же всех…

– И что? Ты не видела этого, когда к нему устроилась?

– Нет вообще-то.

– О’кей, – кивнул Красков. – Допустим. Но ты думаешь, что остальные коучи что-то собой представляют? Они же все одинаковые!

– Я не знаю, как все, но Коля… Николай… Он всем говорит, что психолог, а у самого диплома нет! И в школе он был забитым лузером!

– Вот это компромат! – саркастично протянул Иван. – Думаешь, все, кто сегодня на коне, в школе были топами?

– Но он спит с клиентками…

– И это пока не запрещено. – Красков вздохнул и пристально посмотрел на Таню. – Слушай, я знаю, что он не лучший человек. Возможно, даже хреновый.

– И зачем ты тогда на него работаешь?

– Потому что у меня ипотека! – внезапно разозлился Иван. – Не знаю, в каком мире ты живешь, но в моем приходится работать под разными придурками, если хочешь состариться в своем доме!

– Состариться… – Таня горько усмехнулась. – А совесть тебя в твоем доме грызть не будет?

– Представь себе, нет! Я никого не убил и, насколько помню, серьезно не покалечил. А если каким-то дурам охота верить в волшебника на голубом вертолете, так это их личная проблема!

– И я, значит, тоже дура?!

– Ты мне скажи! – парировал он и нагнулся чуть ли не к самому ее носу. – Кто полезет с хлороформом на здорового мужика, чтобы отомстить начальнику? Эйнштейн?!

– Человек, который хочет исправить свои ошибки!

– Знаешь что?!..

– Что?.. – Она с вызовом вздернула подбородок, готовясь отбить следующий словесный выпад. Но, вместо того чтобы снова сказать какую-нибудь гадость, Красков поцеловал ее. Вот так просто, без стыда, совести и предварительных ласк, схватил ее лицо обеими руками – и прижался к губам.

Тане показалось, что она надышалась хлороформом, потому что в глазах все задвоилось. Возможно, немного едкого вещества осталось у Краскова под носом, либо его дыхание стало ядовитым… Так или иначе, она не сразу спохватилась и не начала отбиваться, как того требовало уязвленное женское достоинство.

Понадобилось нешуточное усилие воли, чтобы наконец прийти в себя, забарабанить кулаками по монолитной груде мышц, и лишь тогда Красков ослабил хватку. Таня вывернулась, отскочила, ударилась об угол стола и жадно глотнула воздуха.

– Ты… Ты… – просипела она, прочистила горло и со всей свирепостью уставилась на охальника. – Как ты… Нельзя!

– Очень информативно. – Красков ни капельки не смутился, напротив, выглядел довольно. Как будто собирался в чем-то убедиться и теперь пришел к выводу, что был прав. – Слушай, может, забудем обо всем этом и сходим куда-нибудь? Как насчет завтра?

От наглости у Тани перехватило дыхание. Он ведь издевается, да? Это какая-то шутка? За кого он ее вообще принимает? Или думает, что раз она не погнушалась Байгозиным, то такому первосортному самцу с дубинкой и ипотекой точно не откажет?! Верх наглости! Все мужики одинаковые!

Эти слова Таня слышала от матери всю сознательную жизнь. Семейная пословица, традиция. Отец ушел в запой, не прибил гвоздь, забыл купить хлеба – «все мужики одинаковые». Сосед устроил под окнами потасовку, начальник не выдал премию, случайный попутчик обхамил в автобусе – «все мужики одинаковые». Таня научилась не принимать эти слова близко к сердцу, как поговорку про черный день или про «будет и на нашей улице праздник». Черный день не приходил, праздником в переулке Скворцова не пахло, и Таня решила, что мамины слова к реальности отношения не имеют. Потом встретила Байгозина и уверовала: мужчины не одинаковые, напротив, есть исключения, и их стоит ждать.