– Ты что творишь?! – выпалил он, потирая покрасневшее предплечье.

– Я?! – Таня вцепилась в полотенце, как в последнюю броню на своем истерзанном достоинстве. – Ты совсем охренел?!

Ваня, впрочем, будто бы не замечал, что она стоит мокрая, в едва прикрытой полотенцем и мурашками наготе, а у ее босых ступней уже натекла лужица. Он оглядывал комнату с таким видом, словно Таня устроила там зверский погром: разнесла мебель топором, расстреляла стены и уже вовсю полыхают занавески.

– Зачем ты трогала комод?! – Ваня склонился над ящиками, как мать над раненым ребенком. – Черт, здесь же отогнулось… – Он нежно провел пальцем по направляющей. – Теперь заедать будет…

– Я не виновата, что у тебя нет нормальных замков, – подбоченилась Таня. Как-никак, лучшая защита – нападение. – Могу я нормально помыться без тебя или нет?

– При чем тут мой комод? – Он вставил ящик на место и, выдвинув пару раз, сердито поджал губы. – А если в туалет понадобится, сломаешь кровать?

– Нечего было вламываться, пока я сплю! – Таня смотрела, как Красков возится с комодом, с каким ужасом вглядывается в царапины на полу, оставшиеся после ее самовольной перестановки, и вынуждена была признать: из всех предметов мебели она – голая, на минуточку, девушка – интересует его меньше всего. Не то чтобы ей хотелось вызвать у Краскова хоть какое-то подобие вожделения, но все же женское самолюбие было задето.

– Я уже жалею, что вообще с тобой связался. И привез сюда, – пробормотал он, поставив комод к стене и убедившись, что тот стоит ровно по центру.

– Да неужели! Ну извини, что ты меня похитил! Верни туфли и больше ты меня тут не увидишь!

– Даже не рассчитывай! – Красков перевел взгляд на нее и окаменел. Видно, до него только теперь дошла вся двусмысленность ситуации: он, она, горка ее одежды на кровати…

– Это ты не рассчитывай! – Таня расправила плечи, отчего полотенце на груди опасно натянулось.

Впервые Ваня выглядел таким обескураженным. Будто забыл, как его зовут, какой сейчас год и зачем он вообще зашел в комнату. Взгляд расфокусировался, глаза подернулись пленкой и опустились от Таниного лица ниже… Потом еще ниже… И еще… Она прямо чувствовала, как он мысленно стягивает полотенце и рисует в воображении каждую деталь того, что под ним. Грудь, живот, бедра… А Красков уже жадно разглядывал коленки, лодыжки, пока вдруг не нахмурился.

– Ты что, не вытерлась?! – возмутился он. – У меня же коврик есть! Ты глянь только, какая лужа!

– Что? – Тане показалось, что она ослышалась: из всего увиденного Ваня счел нужным отметить именно лужу у ее ног?! Он вообще натурал?

– Это же деревянный пол! – Красков метнулся в ванную и вернулся с тряпкой. – Нет, я покрывал его лаком, но если вот так его мочить…

– Знаешь, хватит! – Таня разозлилась не на шутку. Еще бы носом ее ткнул! – Выйди вон! Я сама вытру!

– Но вот тут еще затекло…

– Выйди, я сказала! – рявкнула она, не узнавая собственный голос.

Уж на что Байгозин подлец, но он бы на лужу даже внимания не обратил! Сказал бы сейчас что-нибудь приятное про ее изящные ключицы или миниатюрную фигуру. Или вот про белую кожу – ему всегда нравилось сочетание ее рыжих волос и фарфоровой белизны, он даже не разрешал Тане загорать, потому что тогда она краснела, как ребенок с диатезом. А Краскову, видите ли, мебель и полы жалко! Куркуль, жалкий занудный куркуль – вот он кто!

– Имей в виду, если ты попробуешь сбежать… – начал Ваня, все же положив тряпку и пятясь к двери.

– Я сначала затоплю к чертям собачьим твою халупу, не сомневайся! И уйду вплавь!

Когда за Красковым наконец закрылась дверь, Таня нарочно тряхнула волосами, чтобы набрызгать еще сильнее. Совсем рехнулся со своим домом! Другие детей меньше любят, чем Красков эту хибару. Нет, конечно, он молодец, что выстроил двухэтажный дом. С виду – добротный и просторный, не каждый современный мужчина на это способен. А с такими удобствами и видом из окна насчет дерева и сына можно даже не заморачиваться. Но ведь нельзя же неодушевленную деревяшку ставить выше живых людей! Подумаешь – капнула немного. Так ведь сам виноват, нечего было врываться, как на пожар!

Жаль, конечно, что она проспала. Если бы проснулась пораньше, давно бы уже ловила попутку до Москвы. А так у нее не скоро появится шанс выбраться отсюда или хотя бы вернуть телефон, чтобы позвонить Люське и рассказать, что случилось. Люся бы полицию вызвала и девочкам сообщила, чтобы они не верили последним сообщениям и ни в коем случае не отменяли планы на «Синтезию»… Но ничего. Проигран бой, а не война, и пока до форума остается пара дней, Таня еще может все исправить. А для этого ей нужно усыпить бдительность врага. Пусть верит в свою победу, пусть расслабится, решит, что она сдалась и никуда сбегать не собирается. И вот когда Красков решит, что может почивать на лаврах, Таня сделает свой ход. Как минимум – доберется до телефона, как максимум – найдет ключи от машины и свалит из этой холостяцкой берлоги восвояси.

Сняв полотенце, Таня вытерлась насухо, обмотала им волосы, чтобы больше не капать. Примерная и послушная девочка – такова была ее роль на ближайшее время. Наклонилась, вытирая несчастный и, очевидно, куда более чувствительный, чем она сама, пол.

– Тебе кашу рисовую или пшенную?.. – Голос Краскова прозвучал как гром среди ясного неба. И ударил даже не в спину, а в такое место, куда обычно иносказательно посылают неугодных людей.

Таня резко выпрямилась, покраснев от щек до пяток, словно пару часов провалялась на солнцепеке. Судорожно попыталась прикрыться, хотя, в сущности, скрывать ей от Краскова было уже нечего.

Дверь захлопнулась так быстро, что Таня успела увидеть только кончик наглого и бессовестного мужского носа.

– Прости! – донеслось из коридора.

– Ты издеваешься ведь, да?! – прорычала она.

– Я не смотрел! Честно! Так рисовую или пшенную?

– Любую! Главное – крысиного яда не забудь!

Снаружи послышался топот ног – Красков предусмотрительно ретировался на первый этаж. И правильно сделал, в эту минуту Таня была кем угодно, только не примерной и послушной девочкой. Еще немного, и она бы, забыв о предосторожностях, набросилась на него с кулаками, рискуя оставшиеся выходные провести взаперти в подвале. Ей потребовалось немало времени, чтобы совладать с собой, делая дыхательные упражнения и вспоминая дурацкие советы Байгозина о выдержке и самоконтроле. Хоть что-то полезное она вынесла из этих долгих и токсичных отношений – умение заталкивать поглубже свое «я» и вести себя как жена декабриста.

А потому, спустившись через двадцать минут на первый этаж, Таня уже выглядела спокойной и опрятной, будто Красков пригласил ее к себе в гости на чайную церемонию. Она строго-настрого запретила себе упоминать похищение и решила действовать, как в прошлый раз на свидании. А именно – перевести разговор на безопасную тему и интересоваться исключительно мечтами Краскова.

– А у тебя тут уютно, – с улыбкой английской леди произнесла она, заходя на кухню.

Красков, как ни странно, на комплимент не повелся. Он отвлекся от готовки и смерил Таню пристальным, исполненным подозрений, взглядом.

– Что? – Она невинно хлопнула ресницами.

– И никаких «маньяк» и «извращенец»? – прищурился он. – Ты что, прячешь за спиной отравленную иглу?

– Ах, это… – Таня заставила себя рассмеяться. – Неловкий момент, бывает. Ты же не стал ко мне приставать. Очевидно, я не в твоем вкусе.

– Я не хотел тебя напугать, но если говорить о вкусе… – В голосе Краскова появилась интимная хрипотца, и Таня, запаниковав, срочно сменила тему:

– Так ты что, сам строил этот дом?

– Не целиком, конечно. Заказывал фундамент, сруб и крышу. А с чего ты так решила?

– Ну, ты же покрывал полы лаком… Я подумала, ты тут все настругал.

– Нет, только отделку. Меня дед кое-чему научил, да и в Интернете сейчас полно видео всяких. Если руки из нужного места, еще и не такое можно сделать.

– Все равно это, наверное, тяжело. – Таня старательно следовала стратегии, и результат ей понравился: Красков оживился и как-то даже подобрел.

– А смысл переплачивать за то, что можешь сделать сам? Осторожно! – Он указал на стул, куда собиралась было сесть Таня. Лишь в последний момент она заметила, что чуть не раздавила Рекса: тот спал, свернувшись клубком, и боковым зрением Таня приняла его за меховую подушку. – Это обычно его место.

Сбрасывать кота-алабая Таня не решилась, а потому благоразумно устроилась на соседнем стуле.

– Красиво ты все отделал, – продолжила она намазывать Краскова медом неприкрытой лести. – И мебель подобрал…

Впрочем, она не сильно и лукавила: не будь это Ванин дом или приди она сюда по собственной воле, сказала бы то же самое. Странно было это признавать, но ей и правда нравилось. Когда живешь в бесконечном бетоне и пластике, настоящее дерево кажется глотком свежего воздуха. В нем и дышится легче, и глаз радуется, в кои-то веки видя нечто натуральное.

– Мебель я тоже сам сделал. – Красков подал пшенную кашу и устроился напротив. – Купил лобзик, фрезер, спроектировал… И вот.

– Да ладно!

– Ну да. Это у меня от деда. – Он даже не пытался скрыть, как гордится этим фактом. – И кухню, и кровать. И комод…

– Комод? – Таня ощутила укол совести и опустила глаза, разглядывая, как растекается на ее каше кусочек сливочного масла. Так вот почему он так психанул, когда она громыхала им наверху… Мебель Таня делать не умела, но догадывалась: сделай она даже самую кривую-косую табуретку, за которую школьный трудовик влепил бы ей двойку, никому бы не позволила ее царапать. Неудивительно, что Красков не обратил внимания на прелести женского тела: Таня испортила одно его детище другим, да еще и залила сверху. На его месте она бы даже всплакнула.

– Не парься, я зашлифую – и будет незаметно, – благосклонно успокоил ее Ваня. – И вообще надо было стучаться. Не привык, сама понимаешь. Мы тут с Рексом вдвоем, если у него не мартовский период.