Макс тоже прикончил свою порцию алкоголя в три больших глотка и попросил повторить.

— Но я говорил не об этом. Впрочем, дважды повторять не привык, поэтому можешь воспринимать сказанное как тебе угодно и удобно.

Он пожал плечами, принимая обманчиво безразличный вид, но мгновением позже его губы дрогнули в едва приметной улыбке.

— Кстати, как там наше интервью? Понравилось твоим боссам?

— Понравилось — не то слово, — Мэдди всё-таки не сдержалась и нервно хихикнула. — Понравилось так, что к ним, похоже, до сих пор не вернулся дар речи. — Она кинула взгляд на лежащий на стойке мобильник, прекрасно зная, что тот все это время хранил гробовое молчание. И бесполезно было воображать, что она могла не услышать самый важный для себя звонок. Его просто не было и быть не могло.

Вздохнув, Мэдди попросила у бармена добавки, и, почти не разбирая, что пьёт, сделала здоровенный глоток. Все постепенно притуплялось — чувства, мысли, желания… И границы между ней и Максом вдруг начали растворяться в алкогольном дурмане, делая этого непостижимого мужчину обманчиво близким.

— Если честно, я уверена, что получу пинок под зад, едва появлюсь завтра в студии, — неожиданно для себя самой призналась Маделин. — Так что и смысла особого ходить туда нет. А потому сейчас я, можно сказать, от души праздную новый виток в своей жизни. Так выпьем же за это! — отсалютовав Максу бокалом, она опустошила его одним глотком и, с трудом подавив внезапно подступившую позорную икоту, продолжила откровенничать:

— Знаешь, а я ведь на самом деле никогда не знала Марка Беккера. Ни в каком смысле. Я как раз думала об этом сегодня и обнаружила, что ни хрена не поняла этого человека за все время работы с ним. Хотя когда-то была такой дурой, что воображала, будто он такой же, как я… Одинокий, понимаешь?.. — Мэдди криво усмехнулась и безнадежно махнула рукой. Снова поднеся к губам бокал, разочарованно вздохнула, когда оказалось, что он пуст. — Почему это так трудно, а? — задала она риторический вопрос. — Почему так трудно просто быть кому-то нужным?

Макс вскинул брови — а может, ей это только показалось — на словах: «ни в каком смысле не знала Марка Беккера», но продолжать об этом беседу не стал. Только отозвался тихо, будто эти его слова предназначались только Маделин:

— У меня не спрашивай. Я просто тебе не отвечу.

Он выпил залпом вторую порцию виски и произнёс чётко и раздельно, глядя на дно опустевшего бокала, который вертел в пальцах:

— Просто знаю, что если ты вынужден изгаляться, чтобы быть кому-то нужным, тебе стоит всё послать на хер, или ещё куда подальше. И вообще об этом не думать, как бы трудно это ни было. Даже если речь идёт о родных людях. Иногда ты тоже можешь быть им совсем не нужным. А в остальном…

Он снова пожал плечами и, повернувшись к Мэдди, улыбнулся открыто и одновременно порочно.

— А в остальном всё вообще стоит иногда послать к чертям. И сделать что-то сумасбродное. И кстати… Ты делала что-то сумасбродное за последнее время? Ну, помимо секса со мной, конечно.

— Проваленное интервью с тобой же, родимым, считается? — поинтересовалась Мэдди, наблюдая за тем, как преображаются его черты под действием простой улыбки. Улыбки, от которой у нее мигом пересохло во рту. А может, виной тому был алкоголь, но все мысли вдруг разом вылетели из головы, улетучившись вместе с попыткой осознать то, что он сказал ранее. Сказал как-то странно, будто понимал ее. Не делал вид, а именно понимал — так, как можно понять человека только тогда, когда сам испытал нечто подобное.

— Знаешь, Макс Беккер… — сказала вдруг Мэдди, улыбаясь также открыто в ответ, — на самом деле, ты — главный и единственный источник всех моих сумасбродств.

— Не считается, — усмехнулся он. — Нет, я понимаю, интервью для тебя было очень важным… Но твои боссы не учли одну вещь — оно было совершенно неважным для меня. А в остальном…

Макс отрицательно покачал головой на предложение бармена добавить виски в его бокал и кивнул на бесконечный ряд бутылок.

— Нам пару любого пойла с собой.

И когда парень за стойкой принялся выполнять его указание, снова повернулся к Мэдди.

— Твоё последнее признание звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому у меня сейчас есть предложение. Я, пара бутылок крепкого спиртного и твоё желание. Любое, на твоё усмотрение. Но… — Он поднял палец вверх, игнорируя бармена, который ставил перед Беккером две бутылки алкоголя. — У меня есть одно условие — желание должно быть самым сумасбродным из всех возможных. Идёт?

— Эй, — обиделась Мэдди. — Вообще-то работа была для меня всем, чтоб ты знал. — Кинув на Макса нарочито недовольный взгляд, она вздохнула, мысленно посылая все к черту, и заявила:

— Но за готовность выполнить любое желание я, пожалуй, прощу тебе неуважение к моему горю, — усмехнулась Мэдди и, чуть пошатнувшись, поднялась со стула. — Так вот, Макс, я хочу в Вегас. Прямо сейчас. Хочу пить, играть и делать то, что, по твоим словам, у меня прекрасно получается. — Мэдди кинула на него взгляд, в котором смешались в дикой пляске все черти ада и, подавшись ближе, пояснила:

— То есть — кричать: "Ещё, Макс!"

Нашарив вслепую телефон на стойке и, прихватив сумочку, она кивнула на выход и спросила:

— Ну что, готов творить глупости? Я теперь безработная, никому не нужная и пьяная, а потому способна на все. А ты, Макс Беккер?

— А я бы не предлагал, если бы не был готов, — уточнил Макс, поднимаясь следом за Маделин и прихватывая со стойки две бутылки. — Вегас, значит, Вегас. Летим туда, тем более, что завтра у меня ни тренировки, ни игры.

Он приобнял Маделин, одновременно подталкивая её в сторону выхода, и бросил быстрый взгляд на веселящихся ребят. После чего, очевидно, придя к какому-то выводу, который был понятен только ему, повторил:

— Вегас, значит, Вегас.


Часть 2. Отрывок 1

Максу снилась такая ахинея, что приходилось несколько раз буквально заставлять себя проснуться. И у него это получалось, правда, следом он проваливался в забытьё снова, и, приправленное алкогольным дурманом, оно атаковало его мозг и фантазии. Понуждало смотреть, как на репите, такие чудовищно-абсурдные картинки, что они взрывались в черепной коробке уродливым фейерверком.

Он стоял в церкви, в которой безмолвие было таким абсолютным, что казалось звенящим. Высокие окна по обеим сторонам, достигали потолка, через них лился яркий солнечный свет, который устилал всё кругом. И к Максу, одетая в кипенно-белое платье, с крохотным букетом в руках шла Алиса. Она улыбалась, и Макс улыбался тоже, но чувство, что всё это неправильно, не покидало даже во сне. Ведь она была женой Марка, и последнее, чего сейчас желал Макс — жениться на той, что принадлежала брату.

Алиса подошла ближе, отвернулась, как будто смущаясь, и не успел Макс произнести хоть слово, как она превратилась в Маделин.

Ни слова не говоря, протянула ему руку, и он взял её хрупкие пальцы в свою ладонь. Теперь всё казалось правильным — таким, каким и должно было быть. Именно эту женщину он желал. Здесь и сейчас. И в своей жизни. Он улыбнулся ей, и Мэдди растянула губы в ответной улыбке. Макса охватило чувство, что ему жизненно необходимо подвести её к алтарю прямо сейчас, чтобы она как можно скорее стала принадлежать ему без остатка. Не только в постели, но и официально. Чтобы он мог назвать её своей женой.

Он крепче сжал её пальцы, но тут же нахмурился, когда ладонь Маделин в его руке стала превращаться в… мужскую. Остановился, нахмурился и тут же отдёрнул пальцы. А когда услышал громкий смех рядом, в ужасе воззрился на стоящего рядом Люка Дюбуа.

Б*я! Только такой европеизации ему и не хватало, — мелькнула дурацкая мысль, и прежде, чем Макс успел навалять Дюбуа, в его сознание вместе с головной болью ворвалось утро.

Он определённо лежал в постели. И определённо это был гостиничный номер — их Макс мог определить даже по запаху. Мысленно застонав, попытался отогнать от себя беспорядочно кружащиеся перед глазами картинки, от которых мутило.

Он плохо помнил ночь, предшествующую пробуждению. Мог воспроизвести в памяти, как они с Мэдди добрались до Вегаса, где очень быстро нашли себе развлечение в одном из казино. Помнил, как о чём-то долго и со вкусом спорили. Почему-то помнил витражные цветные стёкла, на которые пялился, когда чей-то торжественный голос, вызывающий только бесконтрольное желание ржать, вещает что-то, к чему он почти не прислушивался.

И помнил Мэдди рядом. И своё ощущение правильности происходящего. А потом была жаркая ночь в наспех снятом номере отеля, и уж она-то всплывала в мозгу Макса во всех мельчайших подробностях. Даже теперь, когда прошло время, член мгновенно встал, отзываясь на картинки, щедро подбрасываемые в сознание.

Он сделал глубокий вдох и медленно повернул голову, уже зная, кого именно обнаружит рядом. Маделин спала на боку, лицом к нему. Одна ладонь лежала под головой, и от этой трогательной картины Макс улыбнулся. Улыбка отдалась в черепной коробке вспышкой боли, и он закрыл глаза, борясь с приступом тошноты.

Надо бросать пить, а то при таком количестве возлияний можно было проспиртоваться настолько, что он скоро с трудом на лёд выходить будет. Выдохнув, Макс снова распахнул глаза, сел на постели и, найдя глазами маленькую бутылку минералки, стоящую на прикроватной тумбочке, схватил её и опустошил в три огромных жадных глотка.

Его не покидало чувство, что он что-то упускает. Важное, о чём стоило бы вспомнить прямо сейчас, потому что эта вещь имела поистине огромное значение. Или может виной всему было нежелание верить в то, что он знал?

Макс выругался сквозь крепко стиснутые зубы, когда посмотрел на свою ладонь и заметил тонкий ободок кольца на безымянном пальце. Нет, они же не могли совершить настолько чудовищную глупость? Или могли?