— Можешь не выходить завтра, — заявил Кинкейд сходу, едва Мэдди успела ответить на звонок.

— Почему? — все же уточнила она осторожно, уже предвидя ответ.

— У меня только что был пресс-атташе команды со свежей прессой. Ваши с Максом Беккером похождения в Вегасе на первых полосах почти всех местных изданий и новостных лент в интернете.

— Черт, — пробормотала Мэдди, ощущая нарастающий ужас от того, какие снимки могли сопровождать эти статьи.

— Мэдди-Мэдди, — вздохнул Алан, — ну почему с тобой столько проблем?

— Зато нескучно, — пробормотала она, боясь задать вопрос, который вертелся на языке. Но Алан озвучил ответ и без того, словно знал ее мысли наверняка:

— Нескучно настолько, что остаётся пожелать терпения Максу Беккеру. Потому что, как ты понимаешь, я теперь не могу выпустить тебя в эфир. Учитывая твое вчерашнее выступление на льду и последовавшие за ним интервью и свадьбу — зрители просто не поймут, что ты делаешь здесь, когда должна быть с мужем, с которым у вас столь однозначная страсть, — заметил Кинкейд с сарказмом. — Извини, Мэдди, но команде не нужен лишний шум, не имеющий отношения к хоккею.

Ответить на это она ничего не успела — Алан положил трубку. Сглотнув, Мэдди потерла виски, пытаясь осознать случившееся. В данном положении становилось очевидно, что все уже было, в общем-то, решено за нее. И ей теперь оставалось только как-то с этим жить.

— Я готова ехать! — воскликнула Маделин нарочито жизнерадостно, более не размениваясь на бесполезные размышления, и широко улыбнулась застывшему в ожидании Максу. — И, как любая порядочная жена, считаю, что семейную жизнь начать следует с того, что твою кредитку я всё-таки возьму. — Наклонившись к полу, Мэдди подобрала свое платье и показала Максу на огромную дыру там, где вчера была молния. — Мне, похоже, попросту нечего надеть. Зато ночь, видимо, была куда интереснее, чем я помню, — подытожила она все также весело, хотя ничего подобного вовсе не чувствовала.


Часть 2. Отрывок 5

Какую бы хорошую мину ни пыталась сделать Мэдди в этой дурной игре, а тратить чужие деньги оказалось ещё более унизительно, чем могла себе то представить. Всю жизнь она зарабатывала сама, совершено непривычная к тому, чтобы хоть единый цент доставался ей просто так. Но делать было нечего — отныне у нее не то, что не было собственных денег, а вообще ничего своего больше не было. Ни жизни, ни дома, ни даже одежды.

Старательно скрывая смущение от того, что на ней болтается Максова рубашка, призванная прикрыть дыру на спине платья, Мэдди быстро схватила в ближайшем магазине пару футболок и джинсы, ощущая себя физически некомфортно от того, что не могла купить эти вещи сама. И как она сумеет перебороть в себе это чувство в дальнейшем — сейчас не могла даже представить. Хотя жизнь за чужой счёт — возможно, не самое худшее из того, что ее отныне ожидало. Но теперь, когда ничего уже было не изменить, Мэдди сказала себе, что лучшее, что она может сделать — это просто об этом не думать.

Вот только осуществить данную мантру оказалось гораздо сложнее. Почти весь многочасовой перелет в Россию в голове безостановочно вертелись мысли о том, как сложится их с Максом совместная жизнь. В конце концов, устав от этого калейдоскопа проплывающих перед глазами ужасов, Мэдди сама не заметила, как задремала у мужа на плече. А проснувшись и обнаружив себя тесно к нему прильнувшей, подумала вдруг, что все, быть может, не так уж и плохо, как она успела вообразить. По крайней мере, ей достался в мужья чертовски привлекательный тип, от одного только вида которого восторженно пищали многочисленные фанатки. И, возможно, в ее силах будет сделать так, чтобы он все же почувствовал, что при всем при этом нужна ему только она, Мэдди.

Похоже, она все-таки до сих пор верила в сказки.

— Мы едем в тот самый дом, откуда ты меня однажды вытолкал? — поинтересовалась как можно безразличнее Маделин, когда они с Максом отъехали от аэропорта, направляясь к месту, которое должно было стать теперь ее домом.

— Нет. Он выставлен на продажу.

— Какая жалость, — пробормотала Мэдди и на вопросительный взгляд мужа пояснила:

— Ну, это же историческое место! Представь, впоследствии мы могли бы прибить памятную табличку на тот самый забор, в который ты меня тогда так славно впечатал, и она гордо гласила бы: «Здесь впервые встретились Макс и Мэдди Беккеры и счастливо прожили до того самого момента, как она отравила его супом».

Макс хмыкнул. Мэдди улыбнулась — отчасти коварно, отчасти виновато:

— Я не умею готовить.

— Я понял.

— Совсем-совсем не умею, — уточнила Мэдди на тот случай, если у Макса остались хоть какие-то заблуждения на сей счёт.

— Научишься, — последовал ещё один краткий ответ.

Да уж, похоже на милые семейные беседы по вечерам за чашкой чая можно было не рассчитывать. Интересно, найдется ли хоть какая-то тема, на которую они смогут общаться?

И тут Мэдди вдруг озарило: хоккей.

— Я смогу бывать на твоих матчах? — спросила она осторожно. Как знать, может быть, несмотря на то, что он привез ее в Россию, в планы Макса не входило обнародование их отношений? Хотя если они стали героями дня в Америке, то до России, скорее всего, новости об их приключениях в Вегасе тоже неминуемо докатились. И Макс, вероятно, тоже это понимал, потому что посмотрел на нее как-то странно и ответил:

— Разумеется.

— И ты даже подаришь мне свой свитер?

— Купишь сама. Ведь ты, как порядочная жена, забрала мою кредитку, — усмехнулся он.

— Ну вот ещё, — фыркнула Мэдди. — Я требую эксклюзивный экземпляр. Оригинал с барского плеча. С запахом пота и побед.

— Уверена, что выдержишь такое счастье?

— Конечно! Не забывай, что я привыкла вертеться в командной раздевалке. А там ещё и не того нанюхаешься. Так что уж свое, родное, так сказать, гордо нести на груди — не проблема.

Вместо ответа взгляд Макса проследовал к той самой части ее тела, которую Мэдди упомянула, и от этого она ощутила вдруг смущение пополам с возбуждением.

Да, все, что они сейчас знали друг о друге — касалось исключительно секса, и уж в этом плане проблемы им, вероятно, совершенно не грозили. Что же до остального… Мэдди не могла даже предположить, что их ждало впереди, но… зато это будет нескучно, не так ли?

***

Когда Макс довёз Мэдди до своего дома, он понял, какое ощущение преследовало его на протяжении всего пути домой. Он чувствовал абсолютную правильность происходящего. Как будто сошлись воедино пазлы одной картины, и теперь она приобрела завершённые черты.

С самого начала, когда только Маделин приехала в дом их с Марком матери, всё было предопределено. Это он понял только сейчас, но от этого понимание не стало менее ценным. Напротив, казалось полным и единственно верным.

Возможно, он не был для девушек тем, о ком они мечтали. Не умел говорить красивых слов или делать красивых поступков, зато был уверен в своих желаниях. И уж если называл кого-нибудь своей, это означало полную и окончательную бесповоротность в его потребности в данной конкретной женщине. Но в то же время, он не бросался на каждую встречную. Даже наоборот, этих самых «встречных» у Макса Беккера почти не было. В команде даже шутили поначалу, что он так и помрёт неженатым с шайбой наперевес в воротах. Впрочем, ему не было никакого дела ни до шуток, ни до того, кто там и что думал по этому поводу.

Само понятие «брак» для Макса существовало где-то в совсем иной плоскости. Он прекрасно помнил, чем могут закончиться семейные отношения, и себе подобной судьбы не хотел. Зато хотел отнестись к своей женитьбе серьёзно, совсем не так, как это сделал его отец. Ведь если он не смог сделать ничего, чтобы удержать рядом мать, если добился только того, что та думала совсем о другом, значит, в их семейной жизни не было ничего серьёзного.

Для Макса же всё было просто без каких-либо необходимостей всё усложнять. Если у него есть жена — значит, есть семья, и ради неё он готов разбиться в лепёшку. Потому что даже не представлял, что может быть как-то иначе, если он имеет право называть женщину своей.

Когда Маделин вошла в холл его дома, которому бы совсем не помешала женская рука — об этом Максу почему-то подумалось только сейчас — он ощутил какое-то странное чувство. То ли полного удовлетворения, то ли успокоения. Даже сам не мог понять, как именно назвать то, что появилось внутри.

Мэдди осматривалась с интересом, и Макс не без самодовольства отметил, что в его холостяцкой берлоге ей наверняка понравилось.

— Ну, как? — поинтересовался не без самодовольства, когда распахнул перед своей женой дверь в спальню.

— Вполне в твоём стиле, — последовал лаконичный ответ.

Что именно подразумевалось под «его стилем», Макс уточнять не стал, да и времени на пространные беседы, на которые и без того был не мастак, не имелось. Сегодня он планировал не только показать Маделин дом, в котором они будут отныне жить вместе, но и успеть на послеобеденную тренировку.

А вечером… вечером их вполне мог ждать совместный ужин и не первая, но вполне себе брачная ночь, которую на этот раз запомнят оба.

Наскоро приняв душ и переодевшись, Макс оставил свою жену осваиваться в доме, справедливо порешив, что в случае чего она справится в течение трёх часов и одна, и отправился на тренировку.

— Йухуууу! А вот и наш герой-любовник! — воскликнул Дадонов, едва Беккер появился в раздевалке. Послышались свист и одобрительно-сальные шуточки, которые все, кому не лень, отпускали в сторону Макса и Мэдди. Мгновенно захотелось набить кому-нибудь морду.

— Отвали, Андрюх, — вяло отмахнулся он, плюхаясь на лавку и начиная стягивать с себя одежду, чтобы облачиться в форму.

Последнее, чем ему сейчас хотелось заниматься — это обсуждать не столько свой новый статус, сколько Маделин. Она вообще была той запретной территорией, пускать на которую он никого не собирался, во всех смыслах этого слова.