Рядом с ней Макс Беккер предпочитал, похоже, проявлять все худшее, что в нем было. Вышвырнул из дома, выставил из раздевалки, наплевал на важное для нее интервью… Он всеми способами показывал, что чувства Мэдди его ничуть не волнуют, а она все тянулась к нему в каком-то приступе мазохизма и раз за разом добивалась только того, что вляпывалась во все большие неприятности. И давно пора было понять — то, что не клеится, невозможно привязать к себе какими-то несчастными борщами и тортами. И даже сексом. Потому что при всем том пыле, с которым он ее трахал, одной Мэдди Максу Беккеру было, похоже, недостаточно.

Она с каким-то глухим, почти бесчувственным смирением смотрела на то, как Барби обнимает ее мужа — а впрочем, нет, совсем не ее. Этот брак не был настоящим ни на бумаге, ни на словах. Смотрела, как Макс отвечает на поцелуй, хотя до последнего ожидала, что все будет иначе. Что все не так, как то видели ее собственные глаза. А потом он повернулся и заметил ее. И при виде этого, уже такого знакомого и родного лица, охватившее ее чувство потери стало настолько невыносимым, что остался только один инстинкт — бежать. Бежать из этого дома, от этого мужчины и собственной боли, что сжимала горло стальными тисками, не давая нормально дышать.

Только оказавшись внутри спасительного пространства автомобиля, она сумела сделать первый ровный вдох. И понять, кто именно подобрал ее на дороге, где десятки машин равнодушно проносились мимо по своим делам, в то время как у Мэдди пошла под откос вся жизнь.

— Ты у меня телефон забыла, — сказала спокойно Ольга, и от ее будничного тона, так невязавшегося со всем произошедшим, Мэдди испытала желание разрыдаться.

— Я как раз к тебе ехала обратно, чтобы его вернуть, а тут ты сама неожиданно нарисовалась.

Мэдди молчала, просто не находя сил на то, чтобы выдавить из себя какой-либо членораздельный звук. Лишь хватала воздух жадными, рваными вдохами, пытаясь успокоиться. Пытаясь не показать слабости даже перед женщиной, которая была с ней добра. Хотя все было очевидно по одному лишь ее лицу.

— Не буду спрашивать, что случилось — и так понятно, что ничего хорошего, — продолжала говорить Ольга, ничуть не смутившись молчанием Мэдди. — По-моему, сейчас гораздо более важным является вопрос, куда тебя отвезти.

Куда ее отвезти? Мэдди и сама этого не знала. Если бы Ольга, которая подвозила ее домой после салона красоты, не вернулась назад из-за забытого телефона — Мэдди даже не у кого было бы попросить помощи. И не только потому, что она не могла позвонить, а потому, что звонить ей было попросту некому. Единственный человек, у кого она решилась бы искать поддержки, находился в США и являлся братом того, кого Мэдди больше никогда не хотела видеть. И не было сомнений в том, во всей этой ситуации Марк Беккер встал бы вовсе не на ее сторону.

Ольгу же Мэдди знала недостаточно долго, чтобы навязывать ей свои проблемы. Хотя та, судя по всему, была совсем не против этого.

— К себе домой я тебя отвезти не могу — там Макс будет искать в первую очередь, — рассуждала, тем временем, Ольга. — Остаётся отель. А, нет, погоди! У нас есть дача за городом. Это, правда, рискованно, так как Дима может догадаться, но все же какое-никакое пристанище хотя бы ненадолго.

— У меня нет денег, — наконец сумела выдавить из себя Мэдди.

Это была правда. Ещё убегая из дома она выбросила свою сумочку, в которой находилась чертова Максова кредитка. Потому что ей ни черта было от него больше не нужно. То, чего она хотела от этого человека, невозможно было купить ни за какие деньги. Равно как и добиться иными способами. Просто потому что она, Мэдди, по-видимому не заслуживала ничьей любви.

Наверное, такова ее карма от рождения. Ведь даже собственная мать избавилась от нее и, судя по всему, ничуть об этом не жалела. А ведь Мэдди простила бы ее, если бы та вернулась. И поняла бы все, даже если бы мама сказала, что у нее просто нет денег на содержание ребёнка, но она будет к ней приходить. Мэдди простила бы все на свете только за то, чтобы чувствовать себя нужной.

Но правда была в том, что никому она была не нужна. Ни ребенком, готовым на все ради того, чтобы ее любили, ни теперь, когда уже была взрослой женщиной, так и не нашедшей ни в ком ответного тепла.

— Ты что, думаешь, я возьму у тебя деньги за ночёвку? — донесся до Мэдди вопрос Ольги и в голосе ее явственно слышалось возмущение.

— Я не могу… и не хочу ввязывать тебя во все это, — ответила Маделин.

— Я уже сама ввязалась, самолично и с охотой, так что кончай говорить ерунду, иначе я сильно обижусь, — заявила Ольга тоном, не терпящим возражений. — Лучше скажи мне вот что… то, что у вас произошло… дело поправимое?

— Нет.

— Значит, хочешь вернуться в Америку?

Хотела ли Мэдди вернуться в Америку? Тоже нет.

Осознание этого было удивительно даже для нее самой и вместе с тем — закономерно. Потому что Мэдди поняла вдруг, что жестоко ошибалась, думая, что никому не нужна. Потому что был на свете один маленький человечек, который ждал ее и верил ей. И предать это доверие, поддавшись эгоистичной слабости сбежать обратно на Родину, Мэдди не могла.

Она вернулась в тот детский дом на следующий же день после первого визита. Накупила кучу сладостей, которой хватило бы на целую армию и поехала к Диане — так звали ту девочку, что потянулась к Мэдди и, похоже, раз и навсегда захватила ее сердце в свои маленькие ручки.

Маделин отдавала себе отчёт в том, что, вероятно, видела в этом ребенке саму себя. И себя же в ней жалела. И отчаянно хотела исправить судьбу этой девочки, раз уж собственную так и не смогла.

Так и не решившись заговорить о Диане с Максом, Мэдди, тем не менее, навещала ребенка каждый день и все сильнее и отчаяннее становилась в ней потребность вырвать девочку из плена этих унылых стен и одиночества, такого похожего на её собственное.

— Я не вернусь в Америку, — решительно заявила Мэдди и ощутила, что даже дышаться в этот момент стало словно бы легче.

Да, Максу Беккеру она оказалась не нужна. И стоило признать — белобрысая Барби выглядела рядом с ним гораздо уместнее, чем она, Мэдди. Идеальная кукла рядом с идеальным — внешне — мужчиной. Даже на той самой кухне, где Мэдди терпела сокрушительные фиаско, эта женщина смотрелась куда более гармонично, прекрасно вписываясь в обстановку элитного жилища. Мэдди же во всей этой картине была абсолютно лишней. И зачем только Максу понадобилось вообще тащить ее за собой в Россию? Почему он не мог честно сказать, что Мэдди ему не нужна, а их женитьба — всего лишь ошибка, совершенная по пьяни? Ведь именно этого она от него ожидала и с этим ей было бы гораздо проще смириться тогда, нежели теперь. Но все случилось так, как случилось. И ей вновь придется выживать — на сей раз в совершенно новых условиях. Впрочем, к бесконечной борьбе со всем и вся Мэдди было не привыкать.

— Дело в леди Ди, да? — спросила Ольга.

Мэдди невольно улыбнулась. «Леди Ди» — прозвище, которое она сама дала девочке за какое-то странное, удивительное для маленького ребенка аристократическое достоинство. Как она успела понять позже — тот эпизод, когда Диана кинулась к ней, был весьма нетипичным для обычного поведения девочки. Возможно, Мэдди была похожа на ее маму или это просто было предопределено свыше, чтобы они мгновенно и безнадежно потянулись друг к другу — этого она не знала, но зато знала другое — что ни за что на свете не отступится от этой малышки. Даже несмотря на то, какую кучу проблем ей придется решить прежде, чем она чего-то добьется. Особенно теперь.

— Ты ведь в курсе, что не можешь удочерить ее? — поинтересовалась Ольга, словно бы прочитав мысли Мэдди.

— Да.

— И что будешь делать?

— Не знаю.

Мэдди ответила абсолютно честно — она не имела ни малейшего понятия о том, что будет дальше. И с Дианой, и с ней самой.

Благодаря Ольге она немного продвинулась в изучении русского языка, но была крайне далека от того, чтобы не то, что на нём говорить, но и хотя бы чуть-чуть его понимать. И это возвращало ее к проблеме того, что она не сумеет найти здесь работу. А кроме того, Мэдди въехала в Россию по туристической визе, выданной ещё перед Олимпиадой, и рано или поздно должна будет столкнуться с необходимостью либо покинуть страну, либо получить рабочую визу, что было невозможно с учётом того, что работы у нее нет и не предвиделось. И это был безнадёжный тупик, из которого не находилось никакого выхода.

— Вот что, — заявила вдруг Ольга. — Как ты знаешь, у меня есть собственный интернет-магазин одежды. Я ещё только начинаю это дело, а потому мне весьма не помешает модель в твоём лице для демонстрации товара. Не Бог весть какая работа, но…

Мэдди открыла было рот, чтобы решительно отказаться, но Белова ее опередила:

— Подумай, прежде чем сказать «нет». Я понимаю тебя, Мэдди. Нет, правда понимаю. Работать на подругу, конечно, не слишком приятное занятие, но ведь речь идёт о Диане.

Она была права. Речь шла в первую очередь о Диане. И у Мэдди уже не было никаких сил на то, чтобы отталкивать помощь, которую ей безвозмездно предлагали — впервые в жизни. И не просто помощь, а дружбу, в которой она нуждалась ничуть не меньше.

— У меня виза временная, — все же возразила Мэдди, решив честно предупредить обо всех возможных проблемах, которые Ольга собиралась добровольно с ней разделить. — И ноги слишком худые…

— Ерунда! — отмахнулась та. — Получим новую. Визу, в смысле. А ноги у тебя как раз то, что надо, не кокетничай.

— Завидую твоему неутомимому оптимизму, — вздохнула Мэдди, устало откидываясь на спинку сиденья.

— Знаешь, на самом деле я в последнее время как-то заскучала. А с тобой, Мэдди, скука мне в ближайшее время явно не грозит.

«Зато со мной нескучно» — вспомнила Мэдди фразу, когда-то — не так давно, но будто бы в прошлой жизни — сказанную ею Алану. Бывший босс подобного счастья не оценил, а вот Ольга, похоже, была в странном восторге от проблем, которые привносила в чужие жизни Мэдди. И подумалось вдруг, что, быть может, дело было просто в том, что ранее ей не встречались правильные люди. Те, для кого она сама была не досадной помехой, а кем-то важным. И, конечно, Макс Беккер к числу вторых, в отличие от Ольги, явно не относился. Вот только от осознания этого факта не становилось, увы, ни менее тяжело, ни менее больно. Но это она как-нибудь перетерпит. Ради Дианы. Отныне все — только ради Дианы.