Какая, к чёрту, жена? В голове мелькнула совсем уж безумная мысль, что она попросту спутала его с Марком, который таким атрибутом как раз обзавёлся буквально на днях. Наверное, он выглядел глупо, но стоял, хлопая глазами, и понимал, что его брови, помимо воли, ползут вверх.

— Первое: тогда бери его — я про интервью — и можешь проваливать.

Он начал злиться, и сам не мог понять, что является тому причиной. Нет, эта рыжая туфлеметательница и вправду считала, что он способен на такой секс-марафон, будучи глубоко несвободным? Вот дура…

— Второе — про прелюдии я в курсе. У нас был секс недавно, хоть ты о нём и забыла.

Он приблизился вплотную, нависая над ней и улыбаясь совсем нехорошо. Даже знал, как выглядит со стороны — пугающе-неприятно с этой ухмылкой, сдержать которую был не в силах.

— И третье — изменяю часто. Как только начинаю трахать без разбору журналисток, оставляющих дырки во лбу у мужиков — так вообще хоть караул кричи. Но жена смирилась. Как ты правильно сказала — они первые встречные, а жена у меня одна. И она это знает.

Он повременил немного, беря паузу, чтобы хоть отчасти осмыслить свои идиотские ответы и поведение, которые с любой другой приобрели бы совсем иные черты. И уточнил через несколько секунд:

— Ещё вопросы?

Часть 1. Отрывок 4

То, что говорил младший Беккер, вызывало у Мэдди омерзение. Она криво усмехалась, слушая как легко он размышляет о том, что жена у него одна и настолько довольна этим фактом, что даже смирилась с тем, что ей изменяют с первыми встречными направо и налево. Все услышанное от него, брошенное ей грубо и зло, породило в душе разочарование гораздо более сильное, чем то, что она испытывала просто от наличия этой самой жены. А блондинка, стало быть, настоящая Барби не только внешне, но и по уму, если позволяет так к себе относиться.

Но Мэдди это не касалось. Все, что связано с Беккерами — не ее забота. И плевать, что мужчина, который показал ей, насколько хорош может быть секс, кувыркается со всеми подряд. Это даже, в общем-то, закономерно — подобное искусство трахать женщину всеми способами наверняка достигается годами практики с разными партнершами.

Сейчас ей было плевать даже на то, что он открытым текстом указал, что она в числе тех самых первых встречных, которых он трахает по своему малейшему капризу. В конце концов, в этом не было для нее ничего нового — она не воображала себя незабываемой для чересчур сексуального спортсмена с фан-зоной в несколько километров.

Ей просто было жаль, что столь привлекательная внешность сочеталась со столь гнилой сущностью.

— Да, ещё вопросы. — Она вынырнула из-под его руки, и, чтобы нивелировать разницу в росте, позволяющую ему нависать над ней, словно бы подавляя, надела туфлю, которую так и держала в руках, борясь с желанием засадить каблуком этому невыносимому мужчине прямо в лоб — на этот раз специально, когда он так охотно рассказывал ей про свои потрахушки, будто ее это могло волновать. Но отдельного Оскара она выдала бы ему за то удивленное выражение лица, которое он состряпал, когда она сказала о его жене. Настоящий «мем года». Она даже подумала на какое-то мгновение, что непонятным образом ошиблась на его счет, но он быстро подтвердил все ее худшие мысли, принявшись разглагольствовать о том, как повезло его жене, что она таковая единственная.

И теперь у нее действительно остался к нему только один вопрос.

— Где пресс-центр? Я не беру интервью без своего оператора у полуголых хоккеистов в раздевалке. Хотя ради тебя могла бы сделать исключение, но… — Ей вдруг вспомнилась фраза, которую он кинул ей однажды, при их первой встрече, холодным весенним вечером, выставляя прочь из своего дома. — …Но я тоже не подбираю за другими объедки.


Чем больше Макс слушал Маделин, тем больше удивлялся. Но показать это в очередной раз несносной журналистке, которая накопала на него каких-то фактов неизвестно где и выдала их за правду, даже не спросив у него, так ли это — означало проиграть. А их команда и так уже просрала сегодня американцам по всем фронтам. Так что журналистка могла засунуть своё желание взять у него интервью куда подальше. Пусть теперь выкручивается как хочет.

— Очень здравое решение, милая, — растянув губы в дружелюбной, на его взгляд, улыбке, сообщил Макс. — Я рад, что научил тебя ещё и этому, помимо того, чтобы кричать: «Да, Макс! Трахни меня глубже! Ещё!». Хотя, спорить не буду, ты была тогда хороша.

Он снова, как то уже было однажды, обхватил её за руку и ласково, почти нежно, насколько позволял двухметровый рост и соответствующая сила, поволок Маделин к выходу из раздевалки.

— Спросишь, где пресс-центр, у кого-нибудь из сотрудников. Надеюсь, они будут более сговорчивыми, чем доставшиеся тебе объедки.

Лучезарно улыбнувшись, он выставил её вон и скрылся в раздевалке, с грохотом закрывая за собой дверь. Нет, он совсем не ждал, что она начнёт ломиться к нему снова. Если он правильно понял эту репортёршу, скорее она предпочтёт получить нагоняй от босса, чем унизится до того, чтобы просить у него интервью. Вернувшись к скамейке, Макс начал срывать с себя оставшиеся вещи.

Душ, быстрая послематчевая конференция и встреча с Марком — если конечно, брату не нужно тотчас лететь обратно в Штаты — и Тэри. И он надеялся, что это отвлечёт его от горького вкуса, который вопреки здравому рассудку появился на губах Макса, когда он думал о Мэдди.


Мэдди вылетела из раздевалки — не без унизительной помощи Макса Беккера — с ещё большей скоростью, чем летела сюда следом за Марком. Старший Беккер порой был несносен, но младший переплюнул его многократно. Никогда, никогда в жизни Марк не доводил ее до подобного бешенства, от которого она мчалась бы, не разбирая дороги и желая только одного — выместить на чем-нибудь обуревающую ее злость.

Он научил ее кричать: «Трахни меня глубже, Макс», подумать только! И заявлял об этом так, словно сделал ей тем самым величайшее одолжение. Ну прямо таки облагодетельствовал, щедро пополнив ее бедный словарный запас. И она, пожалуй, даже оценила бы его самоуверенное чувство юмора, если бы не была сейчас так зла и если бы дело касалось какой-то другой идиотки, легшей под Макса Беккера после второй же встречи. Нет, но каков мерзавец!

Чей-то деликатный оклик погруженная в свои гневные размышления Маделин услышала не сразу. И только когда кто-то коснулся ее локтя, прерывая завидный спринтерский забег, развернулась с таким выражением лица, что блондинка-единственная-жена-мистера «я научил тебя кричать «еще»» — а это была именно она — мгновенно отшатнулась от нее.

— Извините, — пробормотала Барби, кажется, уже пожалевшая о том, что остановила Мэдди.

Маделин сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Она вдруг поняла, что неприязнь к этой женщине испарилась, вместе с завистью к ее идеальной внешности. Какая польза от этой красоты, если в мужья тебе достался козёл, измены которого ты по какой-то неясной причине вынуждена терпеть? Неудивительно, что девушка такая тихая и забитая. Теперь Мэдди могла ей только посочувствовать.

— Да? — откликнулась она, стараясь говорить ровным голосом.

— Я хотела попросить… вы сегодня меня снимали и я… нельзя ли удалить запись, чтобы ее никто не видел?

Мэдди пригляделась к стоящей перед ней женщине внимательнее. В чем причина ее робости? Боится открыть рот без разрешения мужа? Или боится, что прическа в кадре была недостаточно идеальной? Хотя Мэдди казалось, что на самом деле под этой просьбой и испугом кроется нечто гораздо более серьезное, чем можно предположить. Но — напомнила себе Маделин в очередной раз — ее это совершенно не касается. Однако ей искренне хотелось помочь этой несчастной, вот только…

— К сожалению, интервью было в прямом эфире. Но я попрошу вырезать его из повторов. Это все, что я могу сделать, миссис Беккер. Извините.

Кинув на блондинку сочувственный взгляд, Мэдди отошла, но, сделав всего пару шагов, остановилась. Владевший ею гнев куда-то схлынул, обнажая во всей красе вставшие перед ней проблемы.

Она устало потерла глаза, наплевав на то, что может испортить свой макияж. Гораздо серьезнее ее волновало то, что, быть может, она снова испортила свою карьеру. И снова — из-за Беккера, даром что другого, зато с тем же успехом.

Она знала, что лучше признаться Алану во всем сразу. Оттяжка времени не даст ей ничего, кроме лишней нервотрепки.

Мэдди достала из кармана телефон и набрала номер Кейда. Он ответил после второго гудка.

— Слушаю.

— Алан, это я.

— Мэдди?

— Да, — она сделала глубокий вдох и выпалила: — Интервью с Максом Беккером не будет.

— Почему?

— Не сошлись характерами.

— Повтори.

— Мы. С ним. Не. Сошлись. Характерами. Так яснее?

— Вообще-то нет. Свой характер можешь засунуть себе сама знаешь куда. А мне нужно интервью.

— Он отказался мне его давать.

— И что же ты наделала, позволь узнать?

— Ничего!

В ответ — красноречивое молчание.

— Правда ничего! Ну хорошо, начала с неудачного, видимо, вопроса, но кто же знал, что он неудачный?

— Ясно.

Мэдди услышала, как Алан, судя по всему, по привычке почесал подбородок, раздумывая, что делать с бестолковой журналисткой, провалившей задание даже под угрозой ссылки к пьяным медведям. Что ж, по крайней мере он не уволил ее сразу.

— Ты меня удивляешь, Мэдди. Ты умудрилась поладить с Марком, перед интервью с которым журналисты обычно молятся и окропляют студию святой водой, и при этом что-то не поделила с его младшим братом, который, как я слышал, довольно спокойный парень, в отличие от нашего кэпа.

— Вот видишь, какая я уникальная! — быстро нашлась Мэдди. — Ты же не уволишь столь ценного сотрудника?

— Не уволю. Я дам тебе шанс исправиться. Возьмешь у него интервью после ответного матча.