«Все чаще и острее я понимаю, какой же я трус, Эмили.»


Трудно не согласиться. Действительно трус.

Вот только сам он разве многим лучше? Прикрывшись нелепым именем, он точно также, как и этот несчастный, пишет женщине, которую не в силах отпустить, но ничего не делает, чтобы изменить в этой ситуации хоть что-то. Нет, не ему осуждать этого бедолагу.


«Я пишу тебе письма, потому что это — моя острая потребность. Она сильнее, чем нужда в еде, воде и сне. Мне, словно опий больному, необходимо говорить с тобой, пусть даже только так — односторонне. Я лелею в себе иллюзию, что это делает меня ближе к тебе. С недостойным мужчины трепетом думаю каждый раз о том, что твои пальцы касаются этого же листа бумаги, который держу в руках я сам. Хотя, может статься, ты сжигаешь мои письма, даже не вскрывая конверта. Но если и так — я не хочу этого знать. Я нуждаюсь в этом самообмане до боли, до помешательства. Потому и не оставляю тебе возможности отвечать мне, ведь если я буду знать, что ты получаешь письма, то буду ждать ответа на них, а если его не будет… наверно, я умру, моя ненаглядная. Ибо эта тонкая, как ниточка, связь с тобой — единственное, что ещё поддерживает во мне жизнь».


Любопытно. Что же такое стряслось с этим страдальцем, что он вот уже сто пятьдесят страниц кряду пишет героине письма, пропитанные безнадежностью, но не смеет ей показаться?

На миг в голове мелькнула мысль, что автор писем — старикашка-герцог. Как знать, что там у него внутри? Может, он только с виду такой противный, а в душе — пылкий влюбленный?

Господи, о чем он только думает! С губ сорвался полный неверия смешок. Хотя нельзя было не признать, что роман задевает его за живое. И все труднее было представить себе, что человек, способный так искренне передавать малейшие движения души своих героев, способный сам настолько тонко чувствовать, может расчётливо играть чувствами других. Он действительно никогда не знал ее. И было удивительно волнительно сейчас, словно с нуля, познавать ту, чье тело принадлежало ему не раз. Тело, но не душа.

У него было такое чувство, что, читая ее книгу, он словно прикасается к ней самой. Прикасается к тому, что было всегда скрыто от него. А может, ему, как и этому несчастному влюблённому, просто необходима была эта иллюзия близости и соприкосновения, а на самом деле он обманывает сам себя?

Проклятая книга бередила в нем слишком многое. Столь многое, о чем он и сам в себе не подозревал.

Несколько минут он лежал и молча разглядывал потолок, затем снова вернулся к чтению.

Надо сказать, эта леди Эмили Стивенс привлекала к себе немало мужского внимания. Старый герцог, презрев то, что она вовсе не красавица, желал жениться на ней. Впрочем, учитывая, что досталась она ему, по большому счету, на халяву, с его стороны было бы глупо не взять то, что само свалилось в руки. Кроме того, какой-то неизвестный джентльмен — а может быть, и простой лакей — сходил по ней с ума, раз в три дня посылая героине очередное трогательное письмо. Но помимо этих двоих был ещё и третий — отставной военный, бывший капитан английской армии, сэр Джеффри Хоукинс. В прошлом красавец и повеса, теперь он стал озлобленным и хмурым, потому что вернулся с войны инвалидом. В бедре его засела коварная пуля, которая чрезмерно стесняла движения, и оттого сэр Джеффри сильно хромал на правую ногу. Вдобавок, вражеская сабля изуродовала его лицо, но он, будучи стойким оловянным солдатиком, упорно появлялся на всех балах, где и сталкивался с леди Эмили с завидной регулярностью, выливая на несчастную бедняжку весь скопившийся в нем яд. В общем, тот ещё был экземпляр. И почему только героиня не уносила ног, едва завидев этого сыча на горизонте — оставалось загадкой.

Но недолго.

Как выяснилось, она вздыхала по лорду Хоукинсу ещё до того, как тот отбыл на войну и даже теперь страдала по нему, несмотря ни на что.

Хотя и второго, писавшего ей письма, которые леди Эмили орошала слезами и нежно прижимала к губам, она любила тоже.

Что-то это все ему напоминало.

Потерев подбородок, он продолжил читать, не в силах оторваться от книги. Все же кто этот таинственный автор писем? И неужели он позволит ей выйти замуж за противного герцога? Хотя нет. Она ведь сбежит со свадьбы, как он уже знал. Но надеялся, что героиня, доведенная письмами до отчаяния, сделает это не потому, что отправится самолично искать их автора. Должен же в конце концов этот дурак понять, что она стоит того, чтобы за нее бороться?

Он вдруг поймал себя на том, что в ожидании развязки нетерпеливо прикусывает ноготь большого пальца. Словно книга, странным образом бившая по нервам, может дать ответы и на волновавшие его самого вопросы.

Последнее письмо от анонимного воздыхателя заставило его застыть в предвкушении, жадно проглатывая строчки одну за другой.


«Моя дорогая, единственная моя!

До сей поры я смел называть тебя так только в своих письмах, мыслях и мечтах, но сегодня, увидев, какой бледной и несчастной ты была на утренней службе в церкви, понял, что моя жизнь потеряет всякий смысл, если я позволю кому-то другому завладеть тобою.

Заклинаю тебя, Эмили, если все, что я писал тебе, нашло хоть малейший отклик в твоём сердце, которое, я верю, не могло остаться равнодушным к моим страданиям, если хоть что-то из этого имеет для тебя значение, не выходи за него замуж. Беги со мной. Я буду ждать тебя сегодня ночью у собора святого Павла. Увидимся в полночь, моя любовь».


Ну наконец-то! Вот только явится ли на свидание героиня?

Со смесью ликования, тревоги и предвкушения узнать, кто скрывался под подписью «навеки твой», он быстро пробегал глазами по строчкам и живо представлял себе, будто невидимый художник рисовал перед ним картину, как леди Эмили бежит с венчания и, запрыгивая в карету, велит извозчику мчаться к другой церкви, где ее обещал ждать тот, кого она никогда не видела, но кого так хорошо знала по письмам, которые он ей писал.


«Ее волосы растрепались, пышное белое платье было измято, а сердце стучало так, что, казалось, способно разорвать грудную клетку.

Что ей делать, если он не придет? Если все это — просто чья-то злая шутка, а человека, которого она полюбила, на самом деле не существует вовсе?

Ведь можно ли представить, что кто-то влюбился в нее, невзрачную леди Эмили, настолько, чтобы считать ее самой прекрасной на свете? Чтобы писать ей такие письма? Нет, она, глупая, наверняка все себе придумала. Он не придет. Господи, Господи, помоги…

— Эмили?

Дрожа — то ли от пронизывающего насквозь ветра, то ли от страха, — она повернулась на голос. Из темноты к ней шагнул тот, кого она долгие годы видела во сне, но кто всегда оставался к ней равнодушен.

Сэр Джеффри Хоукинс.

Неужели это он? Мог ли он писать ей все эти вещи, которые заставляли ее то плакать, то гореть? Или он пришел, чтобы посмеяться над ней?

— Вы? — с трудом произнесла она вмиг помертвевшими губами.

Он смотрел на нее. Впервые смотрел так, что сердце в груди подпрыгнуло, окрыленное надеждой.

— Да. Выслушай меня, Эмили.»


Офигеть! Этот вечно злющий сыч писал ей такие письма?


«Я люблю тебя, Эмили. Я всегда тебя любил. Но сначала был слишком молод и глуп, чтобы вовремя понять это, а потом, после войны, считал себя недостойным даже стоять с тобою рядом. Но не мог отказать себе в том, чтобы видеть тебя. Чтобы писать тебе.

И я верю, Эмили, я свято верю в то, что ты одна способна понять меня и простить. Что все, что я пережил, каждая капля крови и пота, что я проливал, вели меня к тебе. Видит Бог, это так. Я шел к тебе всю жизнь, моя дорогая, единственная моя, и путь этот был трудным. Более того — он был бы просто невозможным, если бы не мысли о тебе. Так не прогоняй же меня, Эмили. Только не прогоняй меня».


Конечно же, после такой речи героиня простила его. Оптом — все и сразу. Вздохнув с облегчением, он отложил телефон. Кто бы ему сказал, что читать любовные романы — такое нервное дело, не поверил бы ни за что на свете. А теперь сидит и улыбается, как дурак, от того, что у выдуманных Эмили и Джеффри наступил счастливый конец.

А вот каким будет финал для него самого и той, что написала эту книгу? И какой финал он сам хотел бы для них?

Снова взяв в руки смартфон, он зашёл в приложение «ВКонтакте» и написал:


Весёлая морковка: «Здравствуй, моя тихая донья».


Немного подумав, стёр слово «моя». Как бы ни было тяжело, но не стоит обманывать себя. Как, впрочем, и ее. Поэтому дальше он быстро напечатал:


Весёлая морковка: «Должен признаться тебе кое в чем. Я солгал тебе, Алиса. Я вовсе не твой поклонник. То есть, я вовсе не поклонник твоего творчества. То есть, не был таковым до этого момента. Но, надеюсь, в качестве смягчающих обстоятельств мне зачтется то, что теперь я действительно прочёл «Увидимся в полночь». Если пообещаешь не смеяться, я расскажу тебе свои впечатления».


Вот так. Пока достаточно. Отправив сообщение, как зачарованный уставился в экран. Теперь он понимал этого несчастного Джеффри Хоукинса в полной мере. Если ничего не ждать — живётся гораздо проще. Черт, что же ему делать, если она не ответит?..

* * *

В тот вечер, когда Морковка написал ей снова, Алиса тысячу раз ловила себя на мыслях о Марке, и тысячу же раз старательно их от себя отгоняла. Какое-то подспудное желание сделать хоть что-то немедленно не давало ей ни одной возможности расслабиться и посвятить себя тому, чем она хотела заняться — книге. Ей казалось, что она что-то упускает. Прямо сейчас, в эти самые минуты. Что находится совсем не там, где она должна была бы находиться. И — что немаловажно — хотела быть.