— Тихо-тихо, — муж сжал меня еще сильнее, и вмиг стало тяжело дышать, но никакого дискомфорта от этого я не испытывала, напротив, было очень, просто-таки до неприличия приятно (хотя какие там приличия наедине с законным супругом!). — Прости меня, Габриэлла, я ошибался. Очень сильно. Знаю, я далеко не ангел, и порой со мной очень сложно. Знаешь, братья в шутку зовут меня «хромой совестью». Так вот я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы в отношениях с тобой не опереться на «хромую ногу» и не оступиться. Прошу, Габриэлла, позволь тебя любить…

Я слушала и не верила. Ренард, герцог Анжуйский, — мой муж. Совсем как я хотела: красивый, мужественный, любящий, добрый, ласковый, заботливый, внимательный, щедрый, умный, остроумный… Моя исполнившаяся мечта. И он просит у меня прощения и позволения любить меня.

Не став тратить время и силы на слова, которыми все равно не передать все мои чувства, я ответила ему одним полным любви поцелуем поцелуем, в который вложила всю свою нежность и страсть, на которую была способна.

Эпилог

В тот вечер свадеб к родовому поместью герцогов Анжуйских мчался экипаж, в котором в радостном возбуждении предавалась мечтам герцогиня Савойская. Она еще не знала, что её обогнала голубиная почта из окрестностей Ренна и что её уже ждет герцог-отец, впечатленный горячим письмом, под которым подписались все трое его сыновей, и готовый на все ради своих детей и блага страны, даже на соблазнение с возможным последующим браком дьявола в платье и с герцогским титулом. Король Франции действительно был осведомлен о провернутой кузенами афере и ничего против не имел, так как вскоре получил доклад от своего посланника в Савойе, что союз заключен и Испания в бессильной ярости кусает локти, впрочем, как и Англия во главе с премьер-министром Норфолком, который впоследствии лишился должности.

Габриэлла не знала, что в эту самую минуту в маленькой деревенской церквушке священные узы брака соединили её старшую сестру с ее «принцем». Эдит же была прекрасно осведомлена о грядущем счастье сестры, и в особняке вскоре ждали прибытия второй пары новобрачных. А уже завтра Лео и Эдит поедут в свадебное путешествие на юг, в Монпелье, поместье, которое приемный сын герцога Ануйского наследовал в полугодовалом возрасте после смерти родного отца. Деревушка Сен-Дрезери находилась по соседству с его владениями и Леонард решил в качестве свадебного подарка своей обожаемой молодой жене подарить её отчий дом, маленький и уже давно не новый, но такой дорогой её сердцу, вместе с садом и крестьянской землей. Маркиз де Труи продал ему все хозяйство, в сущности, за бесценок, хотя Лео был готов пожертвовать все свои богатства ради счастливой улыбкой, распустившейся на прекрасном лице Эдит. А еще герцог Леонард Анжуйский всерьез задумался насчет виноградников.

Не успели молодожены проснуться после первой брачной ночи, открывшей кому-то волнующую тайну земной любви, подарившей кому-то радость первооткрывателя, наградившей кого-то долгими ласками и иступленным наслаждением, как за ворота небольшого особнячка в окрестностях Ренна, окруженного дивным, утопающем в цвету садом, во весь опор вылетел Герцог, сменивший наездника. Правил горячим скакуном молодой капитан, а вместе с ним верхом на вороном скакал его молодой парнишка-солдат. Розали тесно прижималась сзади к мужчине, обхватив того за талию, и мечтала, что, возможно, и на её свадьбе когда-нибудь погуляют все её близкие. На свадьбе с ее «принцем». А Амадор неосознанно поглаживал маленькую тонкую ладошку на своем поясе и блаженно улыбался, сам не зная почему.

«Граф, графиня и графин»

Под бирюзовым балдахином

Держа в руках бокал с графином,

Со страхом ночи ожидая,

Лежит графиня молодая.

Ей хмель бы смелости послал —

Не пьёт рубиновый нектар.

Волнение в душе храня,

Она с утра у алтаря

Венчалась с графом молодым,

Красивым, смелым, удалым,

Землёю щедро наделенным,

В нее без памяти влюблённым.

Да что скрывать, она сама

Сердечко графу отдала.

И вот пришла пора графине

На белой, с вензелем перине

Отдаться мужу без остатка,

Чтоб им обоим было сладко

В их брачную грешну'ю ночь…

Но как прогнать сомненья прочь?

Девичий страх все не уйдёт,

Глотка ей сделать не даёт.

Дрожит графиня от испуга

И ждёт, как смертный час, супруга.

Но вот, прислугу отослав,

В покои чинно входит граф.

Любимая его — глядит —

На брачном ложе возлежит,

Бледнеет, думая, когда

Ей падать в обморок пора?

Вопрос у графа лишь один:

Каким же чудом цел графин?

Улыбки светлой не тая,

Он молвил так: «Любовь моя,

Поверь, вот эту простыню

Я по-другому обагрю.

Оставь, любимая, вино,

А то, сдаётся мне, оно

Прольётся не в твои уста,

А на подушку мимо рта.

Свою я жажду утолю

И тебя лично напою…»

Из нежных ручек он забрал

Графин хрустальный и бокал,

На столик это водрузил

И вновь с женой заговорил:

«Я вижу, девочка моя,

Боишься сильно ты меня.

Поверь, нас страсть не совратит,

А только чувства распалит.

Со мною скоро согласишься,

Что то, чего сейчас страшишься, —

Чудеснейший из всех даров,

Что нам достались от Богов!»

Взглянув в алмазные глаза,

В душе его она прочла

И нежность, и тепло, и страсть,

И жажду во грехе пропасть

Лишь с ней одной. И вот она

Супругу тихо шепчет «да»…

Спустя минуту простыня

Была не девственно бела,

И слышен был в ночной тиши

Стон тихий — страстный глас любви.

Прекраснейшая из картин:

Супруги, ночь, вино, графин…