— Страшно? — сверкнув озорными огоньками глаз, прошептал господин.

Я активно замотала головой.

— Ещё?

Снова замотала головой, только медленно и нерешительно. Мол, если вы, господин, настаиваете, я вырываться не буду. Но вообще-то хватит с вас. На сегодня.

— А потом можно? — словно прочитав мои мысли, спросил Ренард. Ответ он прочел у меня на лице и, нырнув под воду, исчез. Честно, я была очень благодарна ему за то, что не придется вылезать из воды при нем и щеголять одной-единственной насквозь промокшей рубахой. Почему-то даже в голову не приходило усомниться в том, что Господин действительно ушел, а не подглядывает за мной из-за какого-нибудь дерева.

* * *

Вторым по значимости вопросом, после моего происхождения, о котором я, кстати, так ничего толком и не рассказала, для Ренарда был возраст. Никогда не понимала, почему считается, что эту тему неприлично поднимать в разговоре с женщиной, и почему некоторые дамы чуть ли не на Библии клянутся в том, что они еще близко не приблизились к тридцати годам, хотя на самом деле им уже было глубоко за сорок. Поэтому, когда господин спросил у меня, сколько мне лет, я ответила правду:

— Семнадцать.

Удивление, отразившееся на лице мужчины, настолько не походило на его обычное спокойное выражение, что я сама, наверное, уставилась на него, как будто увидела в первый раз.

— Семнадцать? — едва слышно переспросил Ренард, продолжая сверлить меня взглядом, словно выглядывая ложь.

— Совершенно верно, в конце августа исполнится восемнадцать, — подтвердила я. — А вы что думали?

— Думал, что больше, — все так же тихо отвечал Господин. — Думал, где-то двадцать пять.

— Почему? — удивленно приподняла брови я. Нет, совсем не обидно, просто интересно.

— Твоя фигура… — голос Ренарда вдруг охрип. — Она совсем не детская, а наоборот, женственная. Грудь, талия, бедра…

— Кхм… — требовательно кашлянула я, призывая его прекратить перечисления всех выдающихся достоинств моей фигуры, попутно обводя взглядом, собственно, предмет разговора. Глаза Ренарда тут же взлетели к моему лицу и теперь уже его изучали с повышенным интересом.

— Милостивый Боже, совсем ребенок… — только и сказал господин.

Не знаю, что эта фраза для него значила и какие выводы он сделал, но с тех пор Ренард стал чаще как будто невзначай касаться меня, но так, чтобы это не смущало и не выходило за рамки приличия. Целовал господин меня редко, и всякий раз возникало ощущение, что он опасается позволить себе что-то, что может обидеть меня или испугать. С одной стороны, я ощущала заботу, а с другой, догадывалась, что перед Ренардом встал сложный выбор относительно меня, но что конкретно беспокоит его, понятия не имела, а спросить не решалась.

Леонард

Каюсь, у меня нет-нет, да и мелькает мысль, что проще было убедить отца не держать мать Амадора в любовницах, а уже наконец жениться и узаконить младшенького. А то нечестно как-то: мы с Реном лавируем, пытаясь не угодить в брачный капкан, а он там отдыхает в гарнизоне своем! И не один бы я мотался за пролив и подставлялся перед королем.

Вот уже три недели я маюсь под этим закопченным небом, давлюсь этой безвкусной едой и через силу глотаю эту бурду, которую тут обзывают пивом. Черт возьми, никогда не думал, что буду так тосковать по доброму вину. Я же не Амадор, в конце концов! Он бы тут не выжил.

Надеюсь, хоть сегодня дело сдвинется с мертвой точки. Сразу понятно, что мы не во Франции: наш король, конечно, не закатывал каждое утро приемы и каждый вечер балы, но в Лувре частенько ошивается множество обличенных властью бездельников, из которых, если очень постараться, можно вытрясти какой-то прок. Здесь же ближайшего более-менее подходящего мероприятия пришлось ждать полмесяца! Было бы у меня официальное поручение или хотя бы одобренная венценосного кузена диверсия, пошел бы прямиком к английскому королю и решил все вопросы за день, а так приходится строить из себя архиепископа Тулузского, прибывшего для налаживания контактов между нашей Церковью и английскими католиками. Не знаю, сколько раз за день я уже проклял эту архиепископскую мантию. Одна мысль греет: сегодня я наконец донесу до премьер-министра идею и Англия, даст Бог, не откажется.

От желания поскорее закончить дело я даже не уделил должного внимания балу, хотя люблю подобные увеселения. Я раскланивался с кем-то, с отработанной до автоматизма любезной улыбкой отвечал на пустые вопросы такими же дежурными фразами, но напрочь игнорировал кокетливых дам, которые одинаковые по обе стороны пролива, и их флирт. Через час после дежурных раскланиваний и расшаркиваний я наконец добрался до герцога Норфолка. Из всех присутствующих только он знал, с кем имеет честь.

— Ваша светлость, рад приветствовать вас в Лондоне, — поклонился мне премьер-министр.

— Прошу, милорд, давайте без всех этих причуд этикета, — не слишком вежливо оборвал его, — сыт, знаете ли, по горло.

— Неужели церемонии не приняты при французском дворе? — притворно изумился этот английский лис.

— При французском дворе принято исполнять волю короля и его родственников, — при желании я мог обжечь собеседника холодом своего голоса, а сейчас желание было, причем подогретое обострившейся раздражительностью.

— Что угодно герцогу Анжуйскому? — верно понял меня Норфолк.

— Я прибыл с предложением, — наконец перешли к сути! — Франция считает, что союз Англии и Савойи желателен для всех трех сторон. При таком раскладе мы образуем мощный союз, способный противостоять Испании. Насколько нам известно, герцог Савойский намерен выдать замуж свою дочь и младший принц Англии до сих пор не женат.

— Но ведь союз Англии и Савойи невыгоден Франции, — подозрительно прищурился Норфолк. — В этом случае Англия получает рычаг давления на Францию. Вы что-то скрываете, герцог, для Франции куда разумнее самой заключить союз с Савойей.

Да я и сам знаю, что сейчас иду на государственную измену. Но, в конце концов, если вдруг война с Англией или Испанией, герцог Анжуйский и его сыновья будут в первых рядах армии. Но попробовать пустить песок в глаза английского пройдохи все же надо.

— У Франции нет подходящих кандидатов на роль супруга герцогини Савойской, — не моргнув глазом, соврал я. — Я и мой брат уже заключили брачные договоры с датским королевским двором и немецким герцогством. Союзы более чем выгодные как с политической, так и с финансовой точки зрения, — специально упомянул финансы, знаю, что деньги — нерушимый аргумент для Норфолка, объясняющий все и сразу.

— Хорошо, — дождался я ожидаемого ответа, — я передам Его Величеству ваше предложение. Надеюсь, наши страны придут к взаимному согласию и…

Тут Норфолк замолчал и уставился мне за спину. Я обернулся, заинтригованный ненавистью, мелькнувшей в глазах англичанина… и увидел блистательную даму, способную затмить своей красотой всех французских дам. Сейчас она была в шикарном платье, отделанном драгоценными камнями, в золоте и бриллиантах, но я с первого взгляда узнал девушку, босой бредущую по тракту к Гавру и подделывающую разрешение на вывоз из страны, лишь бы умчаться навстречу богатым претендентам на её очаровательную ручку. Эдит…

Она шла под ручку с молодым франтом, который, завидев Норфолка, повлек свою спутницу к нам. Девушка мельком взглянула на моего собеседника и, видимо, узнав, отвернулась и встретилась взглядом со мной… Узнала, я точно увидел, что узнала. Хороши мы, ничего не скажешь: впервые встретились нищими нелегалами, а сейчас она — светская леди, а я — архиепископ.

— Отец, рад тебя видеть, — поклонился подошедший к нам молодой лорд.

— И я тоже, сын, — проскрежетал Норфолк, словно видел перед собой какое-то насекомое. — Леди Эдит, очень приятно, — сказано, как «я был бы счастлив погулять на ваших похоронах». — Позвольте предтавить вам барона Фронтенака, архиепископа Тулузского.

— Для меня честь познакомиться с вами, — чуть склонил голову Монфолк-младший. — Позвольте представить вам мою невесту, будущую леди Монфолк. Не прошло и месяца с тех пор, как мы повстречались на ежегодной летней охоте, проводимой в нашем герцогстве, и вот уже запланировали венчание через три дня в Сент-Мэри-ле-Боу. Буду рад видеть вас в числе приглашенных.

— Благодарю, милорд, но у меня здесь дела, так что, боюсь, не смогу присутствовать на сем радостном событии, — глядя исключительно на Эдит, проговорил я. — Прошу меня простить.

Я вылетел из бальной залы, чуть не сшибив зазевавшегося лакея. В груди горела злость. Хотя с чего бы? Я же сам желал ей: «Дай Бог, ты найдешь то, что ищешь, и ступишь на родной берег под руку с человеком, который сделает тебя счастливой». Вот, она нашла такого человека, почему же во мне клокочет ярость?

Эдит

Экипаж печально катился по Лондону в сторону гостиницы, где мне осталось провести всего две ночи. Моя маленькая комнатка видела, как я складывала все деньги, которые мне удалось выручить за свои вещи во Фрвнции и сэкономить, на своих двоих тащась в дорожной пыли. Боже, спасибо тебе, что Ты помог мне пробраться на ту охоту под чужим именем и влюбить в себя этого мальчика до того, как обман раскрылся. Рудольф… Он так хотел встретить необыкновенную девушку, фею, которая смогла бы превзойти всех земных женщин. Не знаю, что он сумел разглядеть во мне, но похоже, я стала для него именно такой сказкой. Что ж, я постараюсь подарить ему нежность, которую он с радостью примет за любовь.

Странные были у меня в голове мысли. Вроде, я добилась того, чего хотела. Нашла мужа, хорошего человека, и мы наверное сможем быть счастливы… Но глупые нежданные слезы наворачивались на глаза. Рудольфу нужна не я. Не я его фея и он — не мой принц. Откуда я это знаю? Потому что уже встретила своего принца, там, на дороге в Гавр, в лохмотьях, упавшего прямо к моим ногам. Принца, которого я спасла одним поцелуем и который оставил мне свои сапоги, сам оставшись босым. И сегодня эта встреча… Зачем? Зачем она была? Зачем мое смятение, умело скрытое под привычной маской вежливости? Зачем его ревность, всего на миг мелькнувшая в стальных глазах?…