Гринч - Стой, ты мой

Мне открывает Герман. Помнит нашу первую встречу и едва не хлопает дверью у меня перед носом, но я ставлю ногу в проем, распахиваю.

- У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля, - цитирую, изучая его домашний костюм. Треники привез, а в тапочках моих ходит, не заморачивается.

- В смысле?

- Парней из машины помоги дотащить, - оглядываюсь на авто. - Егора привез.

- Герман, кто там? - Маша высовывается из гостиной. Запахивает красный шелковый халат. - Саша! Не смей его трогать!

Не собирался.

Следующие пять минут она охает и ахает над дровами, которые мы затаскиваем в спальню, но я не слушаю, у меня превосходное настроение. Нос ощущает родные запахи, полгода не заходил сюда, а память не стерлась. Но ностальгия слабо цепляет, не свербит, как в прошлый раз, здесь моя семья живет, а у меня дом в другом месте, так бывает.

Моя доброжелательность разъедает гель в ее губах, кривит, и она переходит к обвинениям: Саша не уследил за сыном, Сашин притон необходимо закрыть.

- Единственное злачное место в городе, естественно, - соглашаюсь. - Спокойной ночи.

По дороге думаю позвонить Кристине, может, ей в магазине что-то купить. Но у нее же телефон забрали. У салона нашли. И ладно, не буду звонить. Вдруг она не дома. Взвесила все, и решила, что не поедет. Оставила ключи в клубе.

И все так хорошо быть не может.

А я размечтался.

Дорога в кошмар превращается, осади, Сань.

Заезжаю во двор и сразу смотрю на свои окна. Меня ждут. Лампа горит.

И внутри меня кто-то свет включил.

Если на горячую сковородку с маслом добавить аджику, то соус для спагетти не получится. Вспыхнет огонь. А если ты к тому же криворукая, то испугаешься и уронишь сковороду на дорогущий паркет.

Пол у Аверина на кухне - "черно-белые соты". Я только что прожгла белый ромбик.

У меня есть чёрный лак для ногтей и я закрашиваю безобразие. Тошнит. Алекс пригласил в гости Эдварда руки-ножницы. Руки-крюки. Руки-попа.

Но у него нечего было кушать. И я подумала (да-да, гениально), что вот он приедет, а тут я встречаю с ужином.

Как настоящая женщина.

Кухня в дыму и в аромате гари, и чует носик, что он вернётся и отправит хозяюшку восвояси. Выправлять конечности.

Но я, по крайней мере, вынесла из ситуации крайне важный жизненный урок: аджика и томатная паста - не одно и то же.

В кулинарии куча тонкостей. И почему я раньше не научилась готовить? С семи лет, поваренную книгу в зубы сразу после букваря, и к плите, нести вахту.

Ох, проклятье!

Макароны забыла снять.

Вскакиваю и хватаю кастрюлю, бегу к равковине. Капрон прилипает на ромбике, и мы с макаронами падаем. Шипим вместе с кипятком.

Горячо, я обварила лапку. Цапку, культяпку. Дую на пальцы.

Звонит домофон. Алекс приехал. Пол испорчен и ужина нет.

Стряхиваю с платья лапшу. На неё слёзы капают - в тему, воду-то я не солила.

Заставляю себя подняться. В коридоре жму кнопку на трубке, слушаю, как пищит подьездная дверь.

У него видеофон и на экране мне видна лестничная площадка.

Классный дом. В том, где мы с Николь снимаем хатку лифт наполнен пресловутыми ссаками, а здесь чудесно. И квартира у него чудесная, лофт. Город, как на ладони. Дома-высотки, деревья далеко внизу, игрушечные машины, куклы-человечки.

И сам он лучший в мире мужчина.

Щелкаю замком и открываю дверь нараспашку. Топчусь на месте. Вытираю рукавом мокрые щеки и мельком смотрю в зеркало. Все еще не верю, что я у него дома. И нравлюсь ему по правде. Он в клубе ведь дал понять. Не постеснялся Николь и никого, не скрывает отношения, и плевать, кто что подумает. И зачем в машине тогда врал, что у нас все просто так?

На этаже гудит лифт. Потом его шаги и вот он - улыбается, весело спрашивает:

- У нас пожар? Дым аж на лестнице.

Запирается. Разувается, бросает пальто на длинную стойку с полками. От него пахнет морозом, когда наклоняется и целует. И сам он холодный, хочу скорей согреть, обнимаю за шею.

- Теплая какая, - прижимает к себе, запрокидывает голову. - Ревешь что ли?

- Соус, - шмыгаю.

Коридор расширяется, слева кухня, справа гостиная. Алекс огибает угол и обозревает пол, крушение меня, как повара - в мутных лужицах тонут спагетти.

- Обожглась? - поворачивает мою покрасневшую руку. - Под холодную воду, Кристина, несчастье моё, - снимает у меня с плеча макаронину и идёт к мойке. - Вот тут кран, если не разобралась.

Иду следом. Сую пальцы под струю воды.

- Где-то мазь была от ожогов. Так, а она у меня...- обходит перевёрнутую кастрюлю и открывает шкафчик. По пути заглядывает в сковородку с кусочками помидоров. - Хм. Малыш, а что готовила-то?

Малыш.

И он ухмыляется, кажется.

Пересекаю кухню. Упираюсь ему в грудь и подталкиваю назад. Он хмыкает. Послушно отступает. Прижимается спиной к холодильнику. Встаю на цыпочки и цепляюсь в рубашку, наклоняю. Чувствую тяжёлое дыхание на губах и, как мне в живот тычется его хотелка.

Я не малыш.

- Не смешно больше? - ловлю серьёзный взгляд. Целую в краешек рта и пищу, когда он сдавливает талию.

- Не смешно. Вернусь из душа и кое-что покажу, - он роётся в брюках и даёт мне телефон. - Любишь суши? Закажешь? - растегивает ремешок часов и смотрит время прежде, че​​​​​​м на стол положить.

- Что там высматриваешь вечно? - тоже заглядываю в циферблат.

- Вредная привычка.

- А точнее?

- Потом как-нибудь. Ужин сможешь заказать, не запутаешься? - останавливается в дверях.

- Хо-хо, - корчу ему рожу.

Он скрывается в ванной, а я ползаю по паркету и собираю изделия из твёрдых сортов пшеницы, коим не суждено уже стать едой. Так и в жизни бывает, из-за чьей-то ошибки страдают другие. Мы, например, как тесто - преступники нас использовали, и где мы оказались?

Хихикаю. Философские думы с поварешкиной неудачей к чертям летят, через пять минут из душа выйдет сногсшибательный мужчина. И сшибет меня с ног, да. На кровать.

А на диван я плюхнусь сама.

Растягиваюсь на серо-стальной коже и звоню в доставку суши. Три сета, будут через полчаса.

А я пока сделаю, что смогу. Видела в шкафчике ром. Давно попробовать хотела.

Наливаю два стакана и возвращаюсь к дивану. Ставлю на черный столик, и замечаю засветившийся экран телефона. Даже необязательно открывать сообщения, читаю шапку "Санечка, куда опять пропал? В понедельник встретимся?"

Маришенька. На секс зовет.

Отшивать гадкую тетку не решаюсь. Может, он ничего и не собирается менять? Меня в клубе не будет, не увижу, как Аверин на вечеринках бусами ее душит. Я наезжать не рискну на него. Не жена, чтобы наглеть. Но должна же я выяснить, кто мы друг другу, и вообще. Мы вместе или как?

Взгляд натыкается на стол. Точно. Только что ведь смелость по стаканам разлила.

Опрокидываю ром. Р-р-р, бедный мой язык, черт, как жжется.

Залпом осушаю второй стакан. Бе-е-е, кошмар, как он его пьет?

Выбиваю чечетку на полу и обмахиваюсь журналом, внутри пожар, и отобрали весь воздух. Фу, умираю. Откидываюсь на спинку и глубоко дышу. Огонь переходит в приятное тепло, разливается по телу. Резкий вкус во рту сглаживается, и я теперь знаю, почему ему нравится это пойло. Ваниль, мускатный орех, чуть-чуть банана, замечательно.

Еще налью.

Встаю, покачнувшись, и хватаюсь за пальму возле дивана, едва не опрокинув кадку.

А, нет, достаточно пить. На старые клубные дрожжи шампанского меня разматывает. Квартира перед глазами слегка плывет, но, проморгавшись, вижу все даже лучше. Как у него классно. Строгая мебель, европейская стилистика, ничего лишнего, все безупречно.

А Маришенька тут была?

Меня берут бесячки. Забираю телефон и иду в ванную. Без стука распахиваю дверь. Белый кафель с черными фигурками. С одной стороны душевая кабина, в другом углу небольшая ванна. Он возле зеркала. Впиваюсь глазами в его голую татуированную спину в капельках воды, пока он заворачивает белое полотенце на бедрах. Шикарный. Оглядывается:

- Очередь в душ?

- Нет, - пытаюсь не пялиться. Выставляю перед его лицом телефон. Снова пошатываюсь и опускаюсь на бортик ванны.

- Ты когда накидаться успела, Кристина? - на телефон он не смотрит, с улыбкой наклоняется и принюхивается. - Ром мой пила? Лицо, как помидоры. Из которых ты соус делала.

- Танцевать мне нельзя, а тебе переписываться с Маринами можно? - трясу смартфоном, привлекаю внимание к экрану. - Я против. Надеюсь, это ясно.

- Да? И что предлагаешь? - он разглядывает меня. Все ещё улыбается.

- Удалить ее из контактов.

- Еще что-нибудь?

- Я не шучу, - надуваю губу.

Встаю, но он удерживает за плечи, и я плюхаюсь обратно. От него вкусно пахнет свежестью океана. Вода с блестящих волос скатывается мне на платье. Он касается прохладными губами щеки и негромко говорит:

- Библейскую мудрость знаешь? Женщина создана из ребра мужчины. Мужчина ставит условия, это естественно. А когда ребро кидает предъявы - это глупо, сама посуди. Согласна?

Моргаю.

Нет.

Неслыханно.

Меня сравняли с вещью. С костью. Кем он себя мнит царителем-повелителем-господином?

- Хозяин, но отчего в таком разе я до сих пор не на коленях и пятки вам не облизываю? -  вырываюсь, отталкиваю его руки. Скольжу на бортике и проваливаюсь в ванну, но он успевает схватить за платье.

Тонкая ткань трещит в его пальцах, он тянет к себе. Спускает воротник с плеча вместе с бретелькой лифчика и кусает ключицу. Сжимает зубами кожу на шее, я в мурашках, но мне обидно. Бесполезно барахтаюсь, стенки корыта в воде и пене, и я катаюсь, как по маслу, подставляя ему тело.