Александра Салиева - Столкновение

Сегодня же воскресенье, конечно, персонал отсутствует.

— А чего меня пораньше не разбудили тогда? — хмыкаю, отпуская мальчишек, поднимаясь на ноги.

Оба всё ещё в печали. Да в такой глубокой, что аж совестно становится, когда они неопределённо пожимают плечами и заново вздыхают, уставившись вниз.

— Я сейчас умоюсь, а потом приготовлю вам что-нибудь, ладно? — улыбаюсь братьям, прежде чем направиться в уборную.

Из-за спины доносится какая-то возня, а затем синхронное:

— Мы тебя тогда на кухне подождём!

Побег на кухню сопровождается дружным топотом. Я же трачу минут пять на то, чтобы умыться, избавившись от остатков вчерашнего макияжа, напоминающего ныне стиль “панда”, и переодеться из помятого платья в удобные домашние штаны с майкой. Оставленный мальчишками букет-он-же-теперь-просто-грустный-веник я тоже подбираю. Пока спускаюсь вниз, размышляю, выкинуть ли остатки былой роскоши, или же сохранить, а то ведь мне всё таки не каждый день букеты присылают. Тем более, я точно знаю, от кого эти розы, пусть нет нигде ни одной подписи об этом. Если карточка с посланием и прилагалась, то найди её теперь. А ещё…

— Да я тебе говорю, это грабёж, а не сделка! Я так уже через неделю банкротом стану! — истошный крик отчима слышен даже с лестничного пролёта второго этажа.

Хотя его кабинет расположен чуть дальше по коридору.

— Да мне пох*й как ты это сделаешь! Этот ублюдок должен поднять мой процент! Ты меня понял?! Хоть землю жри! Накопай на этого Смоленского что-нибудь, чтоб тот согласился, если по-хорошему не хочет!

Услышав знакомую фамилию, я невольно притормаживаю на ступенях.

А пауза в речи отчима длится недолго.

— Да я, бл*дь, чтобы его ублажить, даже Настёну свою не пожалел! Подарил её ему, а этот козёл…

Дальше я не слушаю. Вернее не слышу. Лишь стук собственного сердца, отражающийся в голове, как если бы не в грудной клетке оно билось — молотом по наковальне долбили. И на этой самой наковальне — я сама.

Раздавило…

Спускаюсь по лестнице дальше. Букет отправляется в мусорку. Меня саму будто надвое раскраивает. Одна часть, подобно маленькой девчонке, собирается рыдать в тёмном уголке, спрятавшись в него как можно глубже, чтобы никто не нашёл, не обидел снова. А вот другая… Ей банально всё равно. Пустая. Ведь именно чего-то подобного стоило ожидать. Знала, что так и будет. Иначе с чего бы это отчиму становиться таким добреньким накануне? Он мне денег по собственной инициативе, просто так — уже и не помню когда давал. А тут всё закономерно. Такой, как он, всегда пользуется окружающими. И я — никакое не исключение. Смоленский… С этим тоже всё понятно. Захотел, получил. Удобным способом. А я… просто повелась. Глупая. И нет, не потому, что поддалась. Потому что поверила. Во что? В то, что ему не удастся меня задеть. Настолько сильно. Обидно. Глубоко.

Да, я иду дальше, на кухню, как и обещала братьям. Не требую объяснений у отчима, не закатываю истерику, не ставлю ультиматумы и не предъявляю за принесённый моральный ущерб. Просто давлю всю ту горечь, что пропитывает рассудок, и цепляю самую беззаботную улыбку, на которую только хватает сил:

— Что будем готовить? — интересуюсь у мальчишек, оказавшись в нужном помещении.

Ответом становится громогласное:

— Макароны!!!

Концентрируюсь на этом. На ужине, который нужно приготовить. На двоих, самых дорогих и близких — единственных, кто искренне любит меня и кого могу любить я сама, зная, что не получу за это удар под дых в самый неподходящий момент. А немного позже, после того, как укладываю мальчишек спать, перечитываю отправленные Леной сообщения. Не перезваниваю. Только пишу ей о том, что узнала, где находится пикап, поэтому необходимость в поисках отпадает. Правда, это не особо спасает, и задумка просто-напросто забыть всё, как страшный сон, с треском проваливается. Как только школьная подруга получает моё сообщение, тут же перезванивает сама. Теперь не отвертишься парочкой обобщённых фраз. Иногда кажется, что её старший брат не просто в уголовном розыске работает. Ещё и сестрёнку свою младшую успевает поднатаскать по техникам допроса и дознавания.

Зато, если быть честной с самой собой, после “чистосердечного” и “явки с повинной” становится чуточку легче. Я даже умудряюсь снова уснуть. А когда просыпаюсь, собравшись к новому дню, лишь утверждаюсь в том, что… Да пошло оно всё! Главное, держаться от Тимура Смоленского как можно дальше.

Новый букет, на этот раз белых роз, присланный вместе с курьером ранним утром, тоже отправляется в мусорку…

Говорят, понедельник — день тяжёлый. Ничего подобного! Первый день недели лично для меня — куда легче тех же выходных. Проводив близнецов в школу, я отправляюсь на свои пары. Они у меня заканчиваются немного раньше, чем их продлёнка, поэтому добросовестно отсиживаю последнюю, прежде чем направиться в небольшой скверик перед начальной школой, где собираюсь дождаться окончания учебного дня младших братьев. Там же меня дожидается Лена. Ещё в первом классе мы уселись с ней за одной партой, да так и провели большую часть своей жизни, вплоть до самого выпускного. После школы мы поступаем с ней в разные университеты, однако это не особо мешает нам и дальше проводить почти каждый вечер вместе. Встречает она меня не с пустыми руками. Два больших миндальных латте и коробка пончиков, с которыми мы устраиваемся на деревянной лавочке, значительно приподнимают настроение.

— Ты — лучше всех! — с улыбкой обнимаю девушку и целую в щёку, прежде чем взять один из бумажных стаканов, накрытых пластмассовой крышкой.

Вместе с тем раздаётся сигнал входящего на моём айфоне.

Отчим.

Невольно морщусь, борясь с желанием скинуть звонок или же ещё лучше — послать абонента… пусть будет, туда, где сеть не ловит. Но вызов принимаю.

— Слушаю, — выдавливаю из себя максимально равнодушно.

В трубке слышен уличный гул. Скорее всего, Фролов за рулём.

— Как дела? Утром не виделись, вы рано ушли, — произносит недородственник.

Вышли из дома мы с братьями как обычно. А он, тоже как обычно, спит до обеда. Так что ничего нового. Всё сходится.

— Занятия начинаются в восемь, — обозначаю практически то же самое.

— Ну да, ну да, — откровенно фальшивит Фролов. — Уроки уже закончились? Я заеду за вами, если ты уже забрала мальчишек. Вы где?

Мысленно изображаю жест “рукалицо”.

— Не закончились. Они будут в школе до трёх. Я их через сорок минут только забирать буду. Пока в парке, через дорогу от школы.

— А-а… — слышится, полное разочарования. — Тогда я уже не успеваю вас подкинуть.

Можно подумать, больно-то и хотелось.

— Ничего, мы на автобусе, как обычно, — выдаю уже вслух.

— Как будете дома, набери тогда, — быстренько закругляет разговор Фролов.

Вешает трубку ещё до того, как я задаюсь вопросом, с чего бы это вдруг он мне такое выдаёт. Обычно его мало интересует, где я и когда дома буду.

Впрочем, вскоре всё становится вполне очевидно…

— Слушай, получается, отчим не в курсе о том, что ты всё знаешь, да? — задумчиво проговаривает Лена.

— А зачем мне ему говорить? Сама знаю, и на том спасибо. Раскаиваться он точно не станет, — пожимаю плечами. — Не удивлюсь, если ещё и скажет, чтоб я усерднее старалась, чтоб этот долбанный процент Смоленский ему поднял.

— Это да, — соглашается со мной подруга. — И что теперь делать будешь? — улыбается сочувствующе.

— Не знаю, — снова пожимаю плечами, делаю паузу, размышляя об этом же. — Как вариант, перееду на Аляску.

— М-м… А денег на переезд где возьмёшь? — скептически хмыкает Лена.

— Как это где? — возмущаюсь встречно и разворачиваюсь в сторону проезжей части. — Видишь, вон там, на углу? — указываю на невзрачное четырёх-этажное здание времён советской постройки, на первом этаже которого располагается банк. — Дождёмся окончания рабочего дня. Потом все разойдутся… — выдерживаю театральную паузу, а после добавляю уже заговорщицким шёпотом: — Поможешь мешки с деньгами вынести?

Блондинка страдальчески закатывает глаза.

— Ага, а потом попросим Костю подтереть все отпечатки и записи на камерах! — задорно смеётся.

— Ну, нет! — не соглашаюсь я. — Тогда с ним же делиться придётся!

— А ты как хотела? За всё надо платить! — противопоставляет Лена. — Хотя-я… — в очередной раз призадумывается. — Не, давай не на Аляску. В Мексику поедем! Прям сразу из банка и в аэропорт. Мальчишки как раз с нами будут. А то, что это за побег такой? В снега и холод? Нет уж, я потом на солнышке понежиться хочу после таких подвигов! — снова хохочет.

Я бы тоже посмеялась вместе с ней. Да только разом не до смеха становится. Потому что на том самом углу, который мы с ней обсуждаем, появляется знакомый “McLaren” кофейного оттенка. У водителя, как будто встроенный радар на моё местоположение. Автомобиль останавливается аккурат у обочины, рядом со входом в сквер. Смоленский выходит из машины не сразу — спустя секунд двадцать, по сторонам не смотрит, сосредоточен на разговоре по телефону, попутно поправляет манжет чёрной рубашки, застёгивая непонятно по какой причине расстегнувшуюся запонку. А у меня, глядя на него с расстояния примерно в пятьсот шагов, в голове вспыхивает каждая грёбаная секунда нашего совместного прошлого. Возможное ближайшее будущее тоже быстренько вырисовывается. И оно мало чем отличается от того, что со мной уже произошло. Именно поэтому я оказываюсь позади лавочки ещё до того, как осознаю, насколько по-детски выглядит собственный порыв банально спрятаться. Вот и Лена…

— Э-э… Ась, ты чего? — оборачивается и заглядывает за лавочку она.

Сама лавочка, к слову, добротная, из широких толстых досок, посаженных на железную основу, стоит аккурат втиснутая в асфальтированный карман среди газона, куда я и юркнула. Жаль, конечно, недавно высаженные цветы, но об этом я потом покаюсь, когда минует опасность.