Александра Салиева - Столкновение

— А туфли? — натягиваю невинную улыбочку, нагло пользуясь моментом. — Хорошие туфли стоят больше, чем платье.

Отчим заметно хмурится. Идея расстаться с большим количеством наличных ему явно не по душе. Но и минуты не проходит, как я получаю ещё столько же.

— На распродажу какую-нибудь сходишь… — ворчит, разворачиваясь на выход. — Будь готова к шести.

И даже дверь за собой закрывает!

В общем, я в глубоком шоке…

Как и Лена.

Так и не выключила же я видеозвонок.

— Слушай, ты в аварию когда попала, его случаем в багажнике не было? Может тоже стукнулся? Головой… — задумчиво проговаривает подруга. — Сколько дал? — хмыкает в дополнение.

— Тридцатку, — подсчитываю своё временное “богатство”.

— Ого, какая щедрость, — удивляется блондинка, а через короткую паузу. — Куда за шмотками пойдём? — подмигивает задорно.

С учётом, что деньги мне совершенно точно пригодятся на ремонт разбитого пикапа…

— Как это куда? Сказано же, на распродажу! — улыбаюсь хитро.

С экрана гаджета слышится звонкий заливистый смех. Впрочем, дальнейшую болтовню приходится прервать, чтобы собраться на выход за покупками. Как бы мне ни хотелось просто упасть и как минимум выспаться, закидываюсь парой таблеток обезболивающего, беру с собой про запас ещё несколько и направляюсь готовиться к сегодняшнему вечеру. Как бы я ни относилась к отчиму и его обществу, если моё присутствие необходимо для того, чтобы мои младшие братья были сыты и обуты, перетерплю…

Что вы знаете о боли? Лично я этим утром думала, что узнала многое. Но я ошиблась. Столкновение на встречке, психованный мужик, затащивший в лесную глушь, и акт животного соития, забравший мою девственность — ничто в сравнении с тем, чтобы этим же вечером нацепить семнадцатисантиментровые шпильки, а потом истошно-радушно улыбаться, когда больше всего на свете хочется зарядить этими замшевыми, расшитыми пайетками колодками кому-нибудь в лоб! Адские муки не смягчает даже пятисантиметровая платформа, которая компенсирует высоту подъёма. Однако туфли винного оттенка выглядят крышесносно шикарно и дорого — именно поэтому я на них позарилась этим днём. Распродажный ценник с указанием семидесятипроцентной скидки… Не зря говорят, жадность губительна!

— Добрый вечер, — вежливо здоровается с отчимом администратор, как только мы появляемся на входе в “Darvin”.

Мой спутник тоже одет более чем достойно. Идеально выглаженный дизайнерский костюм и обилие парфюма умело маскируют облик заядлого пропойцы. Уж не знаю, сколько льда он приложил к своей физиономии за прошедшие часы, но на ней не остаётся и следа от затяжной пьянки. Вместо наименования брони отчим обозначает цель нашего визита, упоминая хозяина “Атласа”, владеющего в том числе и этим заведением. Лицо стоящей у стойки блондинки в чёрно-белой униформе моментально становится ещё более счастливым, словно перед нами уже не просто служащая, а мамочка родная, которая только нас и ждала.

Она ведёт нас сквозь зал в шоколадной гамме с античными колоннами, вычурными арками и роскошной мебелью. Судя по тому, что я вижу под своими ногами, тут даже в паркет втёрта золотая пыль. Заметив последнее, мысленно усмехаюсь своему выбору обуви. Судя по окружающему интерьеру, тут все и вся со встроенной функцией “выпендрёж восьмидесятого левела”, так что не зря я сама вырядилась по полной программе, потратив не только треть выданных мне денег, но и убив почти два часа на макияж в дымчатом стиле и плетение французской косы, в данный момент изящно заколотой шпильками чуть правее затылка.

— Неплохо, правда? — озирается по сторонам Фролов.

Администратор идёт чуть впереди нас, и он говорит тихо, так что она не слышит, ведь посетителей в ресторане полно, нет ни одного свободного столика.

— Да уж, — не вижу смысла отрицать.

— Говорят, чистая суточная выручка этого местечка превышает полтора ляма. Прикинь тогда какие у них обороты. А у “Атласа” таких ресторанов не меньше тридцати по всей стране, — продолжает восхищаться отчим. — Если всё пройдёт хорошо и мы подпишем договор долгосрочной поставки, это обеспечит всех нас до конца дней наших. Возможно, даже удастся тебя отправить доучиваться в Лондон, как ты мечтала, Настёна.

На последних его словах мой рот непроизвольно открывается. Не потому что я собираюсь что-либо сказать. Если бы сейчас вместо отчима передо мной выплясывали румбу стадо северных оленей, я бы удивилась меньше, чем подобному проявлению такой потенциальной щедрости.

— Так что будь умницей и веди себя хорошо, — снисходительно ухмыляется, заметив мою реакцию, мужчина. — Много не болтай. Смоленский не любит болтливых женщин.

Что я там вещала про удивление и северных оленей?!

— Смоленский? — спотыкаюсь на ровном месте.

Не падаю. Отчим вовремя подхватывает под локоть. Он же тащит меня дальше за администратором, так что попытка затормозить и переосмыслить оказывается безуспешной.

— Смоленский, — кивает в подтверждение Фролов, сворачивая из основного зала к террасе. — Тимур Андреевич.

В этот момент мы покидаем помещение, оказываясь среди царства белоснежных кресел с высокими спинками, небольших круглых столиков и прозрачных стеклянных стен, открывающих вид на панораму ночного города с высоты здания. Здесь, в отличие от основного зала, посетителей практически нет. Занят один-единственный столик в самом конце террасы. И если присутствие облачённой в кремовое платье с открытой спиной девушки остаётся где-то на краю сознания, то направленный на меня взор цвета хвои моментально пробирает до дрожи, заставляя сердце заколотиться, как в последний раз.

Твою ж…

Да как так вообще?!

Подстава…

Ощущение оного, к слову, лишь усиливается, как только мы приближаемся к столику, где располагается хозяин ресторана. Свалить бы отсюда, по-хорошему, да только отчим вцепился, словно клещ. Ни в какую возможность выгодного контракта мне уже не верится. Слишком оценивающе и пристально разглядывает исключительно мою персону Смоленский. Того и гляди уже ментально разложил по косточкам. И прикопал где-нибудь заодно.

— Вечер добрый, — расплывается в разлюбезной улыбочке мой спутник, бесцеремонно пихнув мне под задницу ближайший стул.

Падаю на него скорее от неожиданности, нежели по собственному желанию.

— Добрый-добрый, — приторно ласково отзывается брюнетка в кремовом наряде со слащавой улыбочкой. — Пелагея, — представляется следом, протянув правую руку Фролову.

Тот галантно прижимается к тыльной стороне ладони губами и обозначает своё полное имя, прежде чем расположиться напротив Смоленского, по левую сторону от девушки, а затем представляет и меня. Смоленский между тем упорно молчит. Не менее упорно прожигает меня полным странно-предвкушающего обещания взглядом. Я же… Да, тоже бессовестно пялюсь на него. Точнее, на две небольшие полосочки из пластыря, приклееные чуть выше виска, скрывающие наложенные швы.

Интересно, существует ли хоть одна миллиардная доля вероятности, что всё происходящее — жуткое стечение обстоятельств? Не менее интересно, кому ж я настолько сильно нагадила в прошлой жизни, что теперь приходится так отхватывать. А ещё…

— Ушиблись где-то? — срывается с моих уст в напускной вежливости, адресованное Тимуру.

Должна же я знать, будет ли он молчать о нашем с ним знакомстве, или же вывалит всё в самый неподходящий момент.

— Да, — отзывается он, спустя небольшую паузу. — Можно сказать, проиграл в неравной схватке, — дополняет, слегка прищурившись.

Замечаю в зелёных глазах насмешку. И всё то же невысказанное обещание, от которого у меня колени начинают дрожать.

— Надеюсь, не очень больно, — откровенно вру.

Ибо всё с точностью наоборот.

Пусть мучается, зараза!

Не всё мне одной страдать…

Смоленский не отвечает. Дарит мне неопределённую ухмылку. А возникшая пауза грозит в скором времени превратиться в неловкую. Благо, отчим своевременно реагирует.

— Пелагея… — протягивает он. — Такое редкое и прекрасное имя. Хотя его обладательница ещё прекраснее, надо заметить, — отвешивает комплимент.

Честно говоря, меня бы на её месте перекосило от столь дешёвого подката. Но брюнетка ничего подобного не испытывает. Наоборот. С завидным энтузиазмом улыбается шире, наклоняясь к мужчине, пока тот прилипает взглядом к объёмам груди пятого размера, почти вываливающимся из тесной ткани с глубоким вырезом. И смотрит на него с таким восхищением, будто ей вообще прежде никто никогда в жизни комплиментов не делал. Последующие полчаса она и вовсе сладко вещает о всякой чепухе, беспрестанно кокетливо хлопая своими накладными ресничками, не забывая то и дело заботливо подливать вина в его бокал.

В чём тут подвох — догадаться не сложно!

Отвлекает она его, в общем.

А если вспомнить услышанное мною этим утром от него же самого, никакой контракт с “Атласом” моему отчиму не светил, после того, как…

— Что за история с секретарём? — продолжаю мысль уже вслух.

Улавливаю осуждающий взгляд от Фролова, заинтересованный от брюнетки и всё такой же невозмутимо оценивающий мою персону от Смоленского.

Ага, значит Пелагея — не та секретарь, а отчим на самом деле провинился. В чём убеждаюсь уже вскоре.

— Вчера, на благотворительном вечере, я немного перебрал, а Лиза… она… неправильно меня поняла, — оправдывается отчим, ссутулившись.

Лично я в столь лайтовую версию не верю. Смоленский, судя по тому, как заметно напрягаются его плечи, тоже. И даже больше.

— После того, как уважаемый Анатолий Леонидович прикончил двенадцать порций джина с тоником, он затащил мою ассистентку в подсобку, а потом отымел её с таким усердием, что это слышало минимум семнадцать человек, — сухим тоном проговаривает Тимур, делает демонстративную паузу, а после дополняет неестественно заинтересованно: — Вы точно не родные?