Виктория Вайс - Страсть

Нора попыталась захлопнуть дверь, но Павел вставил ногу в проем.

— Я сейчас сломаю дверь, — сказал он, пытаясь быть максимально спокойным.

— А я вызову патруль.

— Плевать!

Он схватился за ручку, и что есть силы толкнул дверь. Шурупы, которыми была прикреплена цепочка, вылетели из лутки. От резкого удара Нора отлетела в сторону, вешалка с вещами смягчила падение, иначе она разбила бы голову о стену. Павел вошёл в квартиру, запер дверь и присел рядом.

— Ну и чего ты добилась? Легче тебе стало? Я же мириться пришёл.

— Скотина ты, майор, — всхлипывая произнесла Нора.

— Согласен. Даже спорить не буду. Но эта скотина тебя любит.

— Крепкая же у тебя любовь.

— Да, крепкая, — он обхватил её лицо руками, и долго смотрел в наполненные слезами глаза, после чего тихо произнёс, — прости меня…

Нора попыталась высвободиться, подалась вперёд, и их губы соприкоснулись. Этого оказалось достаточно, чтобы пробежавшая между ними искра, вновь разожгла потухший огонь. Губы слились в поцелуе, длинном, страстном, всепрощающем.

Неожиданно, от напора их тел, оборвалась вешалка и вся, висевшая на ней одежда, упала на пол. Не было никаких сил и желания терпеть, и Павел повалил Нору прямо на эту мягкую кучу, уславшую пол коридора, и распахнул её незастёгнутый халатик. Как он соскучился за этим телом и за этим запахом, он понял, что вернулся не потому, что ему некуда было идти, а так хотелось поплакаться, кому-то в жилетку, чтобы погладили по головке, пожалели и приласкали. Нет, он вернулся, потому что любил эту женщину. И теперь ему было всё равно, что она сломала его жизнь, разрушила семью и чуть было не лишила всех благ на службе. Всё это такие мелочи, по сравнению с тем блаженством, которое Нора умела ему доставлять.

Павел целовал тело любимой, опускаясь всё ниже и ниже, и не встречал сопротивления, поскольку те же чувства переполняли и Нору. Она ждала каждый день, плакала и надеялась. Когда узнала, что Майор Тимофеев развёлся, радовалась как девчонка, и была уверена, что он обязательно придёт, не думала, что это так на долго затянется, отсюда и такая реакция. И вот теперь она лежала на пыльной шубе расставив ноги и принимала прощения, с которыми Павел обрушился на неё. А за дверью в это время стояли две пожилые соседки, и едва дыша, прислушивались к странным звукам, доносившимся из квартиры Норы.

— Ну что мне теперь делать с шубой? — сокрушалась она, растирая ладонью слипшийся ворс.

— Купим новую. А эту оставим, как первый экспонат нашего семейного музея, — попытался отшутиться Павел.

— Семейного?

— Ну да, а ты разве не хочешь этого.

— А кто тебе разрешит, советскому офицеру, жениться на иностранке.

— Разрешат… Времена уже не те.

Он встал с пола, помог подняться Норе и накинул ей на плечи халат.

— Что стоишь, — улыбнулась она, — одевай штаны и пошли обедать.

— Это значит, что я могу остаться и после обеда?

— Да… Оденься только, ходишь тут голый, возбуждаешь одинокую женщину.

— Я просто думал, что мы ещё разочек…

— Ты тут губы не раскатывай, мачо нашёлся. Думаешь трахнул на полу, так уже всё теперь можно, — игриво отшучивалась Нора, будучи явно не против повторить, но бабская сущность взяла верх, — второй раз ещё заслужить нужно.

— Я заслужу, — смиренно понурив голову произнёс Павел, — исполню любою вашу прихоть.

— Ну тогда вот тебе мой первый приказ — прибей вешалку и почини цепочку, которую сломал.

— Будет исполнено, товарищ генерал! — чеканно произнёс он, и надев брюки пошёл в кладовку за инструментом.

Нора возилась на кухне и всё думала, как сказать Павлу, о своём секрете, не испугает ли его эта новость, кто его знает, как он отнесётся к тому, что она беременна. До вчерашнего дня она и сама была в этом не уверена, ну подташнивало немного, месячные не начались вовремя, бывает и такое. Но осмотр у гинеколога расставил всё по своим местам — срок три недели. Это как раз приходится на те дни, когда Павел ушёл от жены, как он сказал, окончательно, но потом струсив, сбежал обратно. Хорошие были деньки. Может быть и ребёночек, зачатый в любви родится здоровеньким и вырастет счастливым.

Себя то она назвать счастливой не могла. Особенно своё детство. Нора и месяца не успела отучиться в первом классе, как в Будапеште вспыхнуло восстание. Танки на улицах, стрельба, горы трупов — вот её самые яркие впечатления того времени. Она никогда не забудет, как сидела с матерью в подвале полуразрушенного дома, рядом с баррикадой, и в окошко, расположенное у самой брусчатки, ей было видно, как постепенно редели ряды восставших, среди которых был и её отец. Она видела приближающиеся танки и солдат, видела как после нескольких выстрелов баррикада превратилась в пыль, помнила, как рухнул на залитый кровью асфальт отец, как с криком отчаяния кинулась к нему мама… Нора ничего тогда не понимала, почему это произошло, и за что убили её папу. Не понимала и позже презрительного отношения к себе соседей, когда пошла учиться в университет на русскую филологию, а потом устроилась в советскую воинскую часть переводчиком. Она не хотела, чтобы её дети испытали то, что испытала она.

— Всё готово, — услышала Нора бодрый голос Павла.

— Садись, мне нужно тебе кое что сказать. От твоей реакции будет зависеть наша дальнейшая жизнь.

— Почему от реакции? Тебя, что мой ответ не интересует?

— Слова — это сотрясание воздуха, а вот глаза не обманешь.

— Нора, не томи… И прекрати философствовать.

Она села напротив Павла, налила из графинчика пол рюмки водки и подвинула к нему.

— Я хочу чтобы ты выпил за здоровье нашего ребёнка.

— Какого ребёнка? — не понял он.

— Нашего, дурак… Я беременна.

Павел взял в руку рюмку, опрокинул её, и не закусывая налил ещё одну, выпил и только после этого переспросил.

— Что значит «беременна»?

— А то и значит, что ты скоро станешь папой. Только я не могу понять, это ты так рад или ещё не осознал всю степень серьёзности момента.

— Нора, я уже папа… Нахрена мне ещё один ребёнок? — не смог сдержаться Павел. — Когда ты успела?

— Ну что ж, мне всё понятно, — грустно произнесла она, — и дальнейший разговор мне кажется абсолютно бессмысленным. Можешь выметайся!

— Не понял, ты же сказала, что я могу остаться…

— Уже не можешь. Тест не пройден.

— Не дури, сделаешь аборт и заживём, как нормальные люди. Ты себе не представляешь, какая это обуза — ребёнок. Подумай…

— Я уже подумала. Уходи!

Нора отвернулась к окну, чтобы Павел не видел, как из её глаз ручьями покатились слезы.

— Нора…

— Уходи…

— Ты пожалеешь об этом, — грубо сказал Павел, и оттолкнув в сторону табуретку, вышел из кухни. — А может это вообще не мой ребёнок, — донеслось из коридора.

Как оказалось, снять фильм не так уж и сложно. Получилось почти всё задуманное, даже плёнку удалось в домашних условиях проявить весьма качественно, чему Иштван был несказанно рад, и теперь предстояло всё это смонтировать. Он, конечно старался снимать монтажно, чередуя нужные крупности, и зная какая сцена будет идти следующей, но без монтажного стола всё равно невозможно было обойтись. И тут вновь пригодилось сексуальное обаяние Лили, которая пообещала нейтрализовать оператора монтажной аппаратной. Двух ночей Иштвану должно было хватить.

— Молодой человек, я из детской редакции, товарищ Молнар заказал монтажную аппаратную на два дня. Вы в курсе?

— Да, у меня записано…, — он развернулся, чтобы показать график, и чуть не потерял дар речи, — в журнале… записано…

Знала Лили толк в том, как производить впечатление на мужчин, особенно на тех, кого и мужчиной то можно назвать с большой натяжкой. И этот парнишка был из них. Ей даже стало не интересно продолжать, поскольку он был повержен в одно касание. Но дело прежде всего.

— Вы такой симпатичный? — сказала она, игриво проведя рукой по его волосам. — А что вы делаете сегодня после смены?

— Ничего не делаю… Домой иду… — заикаясь произнёс парень, не отрывая глаз от её декольте.

— А как вы смотрите на то, чтобы вместе поужинать?

— С вами?

— Да со мной, конечно. Разве здесь есть ещё кто-то, кто предлагает вам провести время.

— Я… с радостью, — с трудом выдавил он.

— Тогда я зайду вечерком. Готовьтесь.

Лили ещё разок провела ладонью по его волосам, а потом скользнула пальцем по кончику носа и губам, чем окончательно добила парня. Он был готов ползти за ней хоть на край света. Уже в дверях она столкнулась с Иштваном, и одобрительно кивнула, мол, дело сделано.

Целый день ушёл на монтаж какой-то ерунды, отснятой оператором на детском празднике. Монтажору было совсем не интересно заниматься этим, его мысли были далеко отсюда. А к концу смены он набрался смелость и спросил Иштвана, что он думает о той девушке, которая приходила утром.

— Не упусти свой шанс, друг, — назидательно произнёс тот, — такая попадается на пути один раз в жизни. И не ограничивайся только ужином.

— А что ещё?

— Ты что не понимаешь намёка? Ужин — это ведь только предлог. Она явно хочет чего-то большего.

— У меня то и на ужин денег нет.

— Могу одолжить.

— Было бы хорошо, — обрадовался парень, — я с зарплаты обязательно отдам.

— А во сколько вы идёте, — поинтересовался Иштван, делая вид, что ничего не знает.

Он не успел ответить, потому что дверь аппаратной открылась, и в проёме материализовался умопомрачительный силуэт Лили. Она подошла к парню и обвила руками его шею.

— Ты готов?

— Да… Готов… — чуть дыша произнёс он. — Товарищ Молнар, я могу идти?