На ее лице появилось выражение жалости, и уже одно то, что его и это не тронуло, свидетельствовало, насколько ему было страшно.

– О боже, Лизетт, сама мысль об этом невыносима, – произнес он отрывисто. – Я собирался остаться с ним в этой треклятой каюте на ночь, но смотреть, как он у… умирает, – это слишком тяжело. Я не могу… Не могу…

Она прижалась своими губами к его губам так, словно хотела его успокоить. Но это заставило Максимилиана лишь отчаяннее желать прикосновений, тепла… жизни, не глядя то и дело в могилу.

Взяв ее лицо в свои руки, он поцеловал девушку со всей страстью, на которую был способен. Ему нужно было, чтобы она заставила отступить его страх, помогла вновь почувствовать, что он может хоть на что-то повлиять.

– Пообещай, что выйдешь за меня, Лизетт, – прошептал он, все так же соприкасаясь с ней губами. – Пообещай, что не дашь мне умереть в одиночестве.

– Макс, я…

– Нет, ты не можешь отказать мне в этот раз. Не должна. – Его дыхание стало прерывистым. – Я тебе этого не позволю.

Усадив ее к себе на колени, он вновь начал страстно целовать ее в губы. Ему нужно было ощутить себя целым, живым. Нужно было знать, что на свете есть человек, которому он небезразличен. Потому что, если Виктор умрет, он вновь останется один, а этого Максимилиан не мог вынести. Мысль о пустом существовании без кого-либо рядом…

Он осыпал поцелуями ее щеку, ее ухо.

– Я думал, что меня ждет одинокое будущее с безразличной мне женщиной. Думал, что смогу принять свою участь. – Его голос стал сдавленным. – Но затем появилась ты, и я узнал, что такое ад на земле. Это – встретить женщину, которую желаешь, и понимать, что не можешь ее получить.

– Ты можешь меня получить, Макс, – прошептала она, отклоняясь назад. – Если бы не твои условия…

– К дьяволу мои условия, – прорычал он. Она уже разрушила его стены, и Максимилиан знал, что никогда не сможет выстроить их вновь. Да он этого уже и не хотел. – Я заполучу тебя любым способом, которым смогу, дорогая. Это совершенно эгоистично, но я больше не могу выносить мысль о том, что сойду с ума, а тебя не будет рядом, чтобы облегчить мое безумие. Особенно если это означает, что я проведу без тебя ту часть своей жизни, которая стоит того, чтобы ее прожить.

Ее глаза наполнились такой нежностью, что это облегчило терзавшую его сердце боль.

– Тебе не придется провести ее без меня, mon cœur, – прошептала она, целуя его щеки, подбородок и губы. – Теперь я никогда тебя не покину. Никогда.

Он вгляделся ей в лицо:

– Обещаешь? Клянешься?

Она улыбнулась:

– Клянусь.

– Да. О да, Макс. Как только ты этого захочешь.

– Слава богу, – произнес он хрипло, чувствуя, как по его телу прокатывается волна облегчения.

Даже если Виктор умрет, он больше не будет один.

Он вновь поцеловал ее, жадно, страстно.

– Я хочу тебя, дорогая. – Он расстегнул пуговицы на ее ночной рубашке. – Мне нужно быть внутри тебя. Нужно вспомнить, что за пределами этого проклятого корабля есть жизнь. Ты единственная дала мне надежду, ведь до твоего появления я даже не знал, сколь отчаянно в ней нуждаюсь. Даже если эта надежда пуста, мне нужно верить, что в моем будущем есть не только непроглядный мрак.

– Не только, – выдохнула Лизетт, когда Максимилиан усадил ее так, чтобы с нее можно было снять через голову ее ночную рубашку. – Я знаю, что не только. У нас будет целая жизнь вместе, клянусь.

– Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать, Лизетт, – прошептал он. – Сколько бы у нас ни было времени, его будет достаточно. Мы сделаем так, чтобы его было достаточно.

Максимилиан спешно расстегнул брюки и подштанники, отчаянно желая ее прямо сейчас. Он усадил девушку себе на бедра.

– Люби меня, дорогая.

Он потерся о нее своим возбужденным членом.

Глаза Лизетт расширились.

– Женщина может…

– Да, – ответил он хрипло. – Опустись на колени и возьми меня внутрь.

Произнесенные им слова возбудили Максимилиана еще сильнее. Образ скакавшей на нем Лизетт полностью овладел его воображением. Потому, когда она прошептала «Очень хорошо», он подумал, что изольется в то же мгновение.

Особенно учитывая то, сколь прелестно она выглядела, сидя у него на бедрах, с кожей, сиявшей в свете фонаря, и блестевшими глазами. А когда девушка, приподнявшись, снизошла на него подобно пьянящей богине, он полностью отдался ей. Она обвила его, его дикая французская роза, прорастая в каждую трещину в его стенах, окружая его ароматом своих духов и сладостью своих лепестков.

И он знал, что ему не вырвать ее из своего сердца. Это и делало ее настолько опасной – он просто не хотел больше этого делать.

Взяв Лизетт за грудь, он начал массировать ее, наслаждаясь ее видом, когда девушка начала, подобно морским волнам, двигаться на нем. Его член был словно сделан из железа. Герцог осыпал поцелуями каждый дюйм ее кожи, до которого мог дотянуться, каждый раз словно обозначая, что она – его.

– Возьми все, – сумел произнести Максимилиан. – Оно – твое.

– Я желаю лишь тебя.

Она поцеловала Максимилиана, переплетя свой язык и его, а затем возбуждающе втянув его обратно в свой рот. Лизетт поглощала его член внизу, а он проникал языком в ее рот вверху, задавая ритм, на который девушка отзывалась своими движениями.

Лизетт скакала на нем, а его кровь пела. Она была настоящей распутницей, уверенной в своих женских чарах и беззастенчиво пускавшей их в ход, чтобы овладеть им. Именно такого Максимилиан всегда и боялся – быть одержимым желанием. Однако она научила его не бояться этого, ведь, в сравнении со страхом одиночества, это было просто ничем.

– Тебе нравится, мой пират? – поддразнила она его, наклонившись, чтобы запустить пальцы ему в волосы, и прижавшись грудью к его лицу.

Максимилиан страстно целовал ее бюст, чувствуя, что вот-вот изольется.

– Быстрее, дорогая, – произнес он хрипло, продолжая осыпать поцелуями ее нежную грудь. – Больше. Скачи еще сильнее.

– Да, mon cœur. – Ее движения ускорились. – Все, чего захочешь.

– Я хочу тебя.

– Я уже у тебя есть. – Ее дыхание стало громким и неровным. – Бери меня всю целиком… И тело… и сердце… и любовь… Я люблю тебя, Макс.

Эти слова заставили его достичь вершины. Он с силой вошел в нее и полностью потерял себя внутри. Пока она кричала, осушая его до последней капли, в ушах Максимилиана продолжали греметь ее нежные слова.

Я люблю тебя, Макс.

И в то самое мгновение крепость, окружавшая его сердце, раскололась от верха до основания.

***

Лизетт лежала в объятиях Макса, прижимаясь к нему на узкой койке. Он по-прежнему был полностью одет, а она – совершенно обнажена. Девушка должна была бы ощущать стыд, но она уже давно совершенно перестала стыдиться в присутствии Макса. Должно быть, это было хорошо, ведь она приняла предложение выйти за него замуж.

Она жалела лишь о том, что призналась ему в любви. Он не был к этому готов. Не был готов к такой близости. Потому ее неосторожность могла оттолкнуть его.

И все же он обнимал ее с такой лаской и нежностью, целуя ей волосы, гладя ее по бедру.

– Правда? – прошептал он сзади.

Она напряглась. Не было сомнений в том, что он имел в виду, однако девушка ожидала, что он притворится, что не услышал ее слов.

– Я обещала никогда тебе не лгать, помнишь? Разумеется, правда.

Повернувшись к нему, она взглянула на его затененное лицо, пытаясь понять, о чем он думает.

Выражение лица Макса было задумчивым.

– Ни одна женщина – кроме моей матери, разумеется – никогда не говорила мне этих слов.

Лизетт положила руку ему на щеку.

– Тогда ты все время встречал глупых женщин.

На его лице появилась тень улыбки.

– Возможно.

– Или ты так замыкался, что они просто не осмеливались.

Он вышел из задумчивости.

– Это, вероятно, ближе к истине. Хотя, по правде говоря, ни одна женщина еще не пыталась преодолеть мои замки с такой решимостью.

Она погладила волосы у него на затылке.

– Тебя это тревожит?

– Иногда. Я не привык… подпускать людей близко.

– Я заметила, – сказала она, пряча улыбку.

Его лоб прочертили морщины.

– Лизетт, я… Ну, дело просто в том, что…

Она прижала пальцы к его губам:

– Ты не должен ничего говорить.

Ей очень хотелось услышать «Я тоже тебя люблю», но она решила, что не станет его торопить.

– Просто… С того самого дня, когда твой брат отправил мне эту записку, в моей жизни все перевернулось вверх дном. Уверен я лишь в одном: я хочу, чтобы ты стала моей женой.

У девушки перехватило дыхание.

– В богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас?

Он кивнул:

– Никаких условий.

Сглотнув, она прижалась к нему.

– Меня это устраивает.

Пока что.

Какое-то мгновение они еще пролежали так, нежно обнявшись. Затем Макс приподнялся, опершись на локоть.

– Мне нужно идти. Я должен быть с Виктором.

В памяти Лизетт всплыли его полные боли слова: «Я собирался остаться с ним в этой треклятой каюте на ночь, но смотреть, как он у… умирает – это слишком тяжело. Я не могу… Не могу…»

– Нет, – сказала она твердо. – С ним Тристан и доктор. Тебе нужен отдых. Ты провел весь день, сражаясь за него, и ты измотан. Если окажется, что Виктор действительно умирает, доктор Уорт придет за нами.

– Еще одна причина, по которой мне нужно идти. Вероятно, это не самая лучшая идея – позволять кому-нибудь обнаружить нас в таком виде.

– Потому что они могут заставить тебя на мне жениться? – поддразнила она его.

Он улыбнулся.

– Разумно.

– Давай же, – сказала Лизетт, гладя его по лицу. – Спи.

– А ты любишь командовать, не правда ли? – ответил Макс, однако вновь улегся в постель.

– Мои братья мне тоже так говорят. Но это неправда. Это мужчины всегда думают, что никто не может указывать им, что делать, если только речь не о генерале, размахивающем мечом на поле боя.