— Предоставь мне все уладить, Пенелопа. Я позабочусь о том, чтобы ты не пострадала.

— Как?

Он погладил ее по голове и, отступив на шаг, улыбнулся:

— Не беспокойся. Я займусь лордом Гарри.

— Да? Но как…

— На этот счет не волнуйся. Займись лучше врачеванием своего сердца. Я, кажется, знаю, чем тебе помочь.

— Помочь?

— Как насчет того, чтобы предпринять небольшое путешествие?

Он все еще продолжал улыбаться ей нежной братской улыбкой. Неужели хотел отправить ее в деревню?

— Думаю, тебе все же стоит отправиться в Египет, — сообщил Энтони и надавил пальцем на кончик ее носа, словно она была ребенком.

— Мне стоит что?

— Конечно. Это идеальный способ отвлечь тебя от случившегося. Уверен, что Толлерсоны с радостью возьмут тебя с собой, когда поедут. Они хорошие, благородные люди, тебе будет приятно с ними ехать. Если хочешь, я спрошу твою подругу Марию, не хочет ли она составить тебе компанию? Тебя это устроит?

Устроит? Святые небеса! Это было бы восхитительно! А как насчет его уверенности, что она разрушит сфинкса или что Толлерсоны слишком стары, чтобы следить за своими зубами, не то что приглядывать за ней?

— Ты что, играешь со мной, Энтони? — спросила Пенелопа. — Потому что если это шутка, то весьма жестокая.

— Нет, Пенелопа. Я не шучу. Если помнишь, мое сердце тоже однажды было разбито. Я знаю, что это такое, и искренне хочу тебе помочь.

— Так ты и вправду отправишь меня в Египет?

— Мне казалось, ты этого хотела?

Да, хотела. Всем сердцем! Но… что будет с лордом Гарри? Нет, ей, конечно, было безразлично, но теперь их отношения с дядей наверняка окончательно испортятся. И правда ли, что лорд Берлингтон вызвал его на дуэль? Что, если его убьют? А теперь еще и Энтони на него разозлился. Что, интересно, он собирается с ним делать? Лорд Гарри и вправду поступил с ней дурно, но ведь все это она сама спланировала.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что займешься лордом Гарри? — осторожно справилась Пенелопа.

— Не важно. Я просто позабочусь о том, чтобы он больше не портил тебе нервы и не марал твою репутацию.

— О, — пробормотала Пенелопа, как будто его ответ послужил хоть каким-то мало-мальски толковым объяснением.

— А теперь ступай к себе и приходи в себя. Я велю прислать завтрак к тебе в комнату. Уверен, ты не станешь возражать, если я сам сообщу эти неприятные новости нашей матери. Или предпочтешь сделать это сама?

— Нет, буду рада, если это сделаешь ты.

Боже, она бы предпочла этого разговора избежать.

— Отлично, — сказал Энтони все с той же незнакомой милой улыбкой. — Ступай отдохни. Я обо всем позабочусь.

Эта неожиданная нежность к ней до такой степени лишила Пенелопу равновесия, что она не нашлась что сказать, кроме жалкого «спасибо». И только у себя в комнате за завтраком — он сдержал обещание прислать ей завтрак — Пенелопа всерьез задумалась над тем, что он имел в виду, говоря «я обо всем позабочусь». Поскольку она тщательно старалась держать брата в неведении относительно «всего», то теперь было трудно понять, каким образом он собирался об этом позаботиться.

Все же он предложил ей путешествие в Египет! И теперь Пенелопа разрывалась между чувством триумфа и досадным ощущением, что все так легко не разрешится. Она решила сосредоточиться на первом.


Читая последнюю записку лорда Берлингтона, Гаррис сердито ворчал. Человек, похоже, стремился максимально усложнить дело. Записки туда и обратно шли сплошным потоком, в каждой из которых аристократ обзывал Гарриса самыми оскорбительными и едкими словами, какие были ему доступны, но «трус» было его самым любимым.

Никакие уговоры лорда Гарри не могли его умиротворить или убедить отказаться от желания встретиться на поединке.

Чертов идиот. Как будто рога ему не наставляли с регулярной периодичностью. С чего вдруг он решил отыграться на Гаррисе? Разве он не видел, что ему предлагают легкий выход из положения? Не мог же он и вправду думать, что имеет хоть какой-то шанс выжить в честной дуэли с подлым Гаррисом Честертоном? Но очевидно, думал.

Это было просто безумие. Гаррис не имел ни малейшего желания встречаться с человеком, но раз его к этому вынуждали, он не станет уклоняться. Коль скоро ему придется сойтись с Берлингтоном в поединке по столь нелепому поводу, он испытывал искушение сделать все с убийственной точностью. Он не мог допустить и мысли, что ему придется стоять там и ждать, когда Берлингтон или Недли, вероятный секундант его противника, понаделают дыр в его теле. Не приходилось сомневаться в том, что его дядя стремился именно к этому. Если Берлингтон не убьет его первым выстрелом, то дядя точно не промахнется. Старику это было бы весьма удобно.

Но Гаррис не располагал временем. Профессору Олдему грозила опасность. Гаррис не спал прошлой ночью и, покинув дом Берлингтона, отправился проверить утверждение леди Берлингтон, что ученого выкупили и привезли в Лондон. Похоже, что это было правдой, но Гаррис не сумел выяснить, где человек находится. Дядя сообщил ему, что если он хочет найти Олдема, то должен встретиться с Берлингтоном на поединке. Если он останется в живых после дуэли, ему дадут адрес.

Гаррис пришел к выводу, что слово «если» было самым значимым. Не вызывало сомнений, что дядя не имел намерения оставлять его в живых. Но бросить Олдема в такой момент он, безусловно, не мог. Нет, не мог. Гаррис вернул записку Берлингтону с заверениями, что встретится с ним. Уже утром.

Это давало ему восемнадцать часов на самостоятельные розыски Олдема. Резкий стук в дверь дал ему понять, что, возможно, найти для этого время окажется весьма затруднительно.

Ожидая новый раунд оскорблений от Берлингтона, он подошел к двери. Но получил оскорбление более личного характера. От лорда Растмура.

Не успел Гаррис открыть дверь, как человек замахнулся кулаком ему в лицо. Лишь благодаря хорошей реакции Гаррис успел отвернуться и нос его остался цел. Вот дерьмо! Очевидно, слух о ночном происшествии дошел до брата Пенелопы.

— Ублюдок! Мало того что третировал мою сестру как шлюху, так еще и разбил ей сердце!

— Приветствую, Растмур, — произнес Гаррис, проверяя челюсть.

К его удивлению, челюсть оказалась целой.

— Не закрывайте глаза на факты, Честертон. Она вам доверяла! Но, черт подери, сегодня утром явился ваш дядя и рассказал, что обнаружил вас ночью в двусмысленном положении с леди Берлингтон — спустя всего несколько часов после того, как я застал вас с Пенелопой. Но тогда я оставил дело без последствий, полагая, что ваши поступки продиктованы влюбленностью. Я мог простить то, но не это, Честертон. Пенелопа — не игрушка, с которой можно обращаться подобным образом!

— Если я правильно вас понял, вы отменяете свадьбу?

— Отменяю свадьбу? Я вызываю вас на дуэль!

— Что ж, в таком случае вам придется встать в очередь, Растмур. По-моему, Берлингтон вас опередил.

Он промокнул нижнюю губу, которая опухла и начала кровоточить.

— Ваш дядя, насколько мне известно, сомневается в том, что вы рискнете встретиться с Берлингтоном.

— У меня нет желания убивать этого пустозвона, а еще меньше — желания убивать вас.

— В таком случае вы трус.

— Нет, просто у меня накопилось много дел, которые мне предстоит сделать на этой неделе.

— Вы хуже, чем мерзавец! — прорычал Растмур. — Что, неужели в городе остались еще чужие жены, с которыми вы не флиртовали?

— Послушайте, есть вещи, о которых вы ничего не знаете. Ваша сестра в полном порядке. Я не тронул ее. Она все в том же состоянии, в каком я ее нашел.

— Не хотите ли сказать, что она не целомудренна? Да, у нее было уже несколько женихов, но…

— Уж не намекаете ли вы на то, что она могла позволить им определенные вольности? Кто в таком случае оскорбляет ее? Черт подери, Растмур, если вы поднимете на нее голос или обвините ее в…

— Я обвиняю ее лишь в том, что она поверила вам, сэр. И взгляните, что за это получила. Разбитое сердце!

— С ней все в порядке; и без меня ей будет гораздо лучше, чем со мной.

— Не стану это оспаривать. С ней все будет в порядке, и без вас ей лучше. Более того, я позабочусь, чтобы она находилась вне зоны вашей досягаемости, пока она будет приходить в себя. Я отправляю ее в Египет.

— В Египет? Боже милостивый! Но вам не кажется, что это слишком сурово?

— Она много лет умоляла меня позволить ей туда поехать. Если бы вы любили ее хоть немного, то заметили бы, что она увлечена Египтом.

— Она никогда не заикалась об этом. Египет? Вы уверены?

— Конечно, уверен! Она все же моя родная сестра, черт подери! Я не отпускал ее раньше, но теперь жалею об этом. Я должен был разрешить ей отправиться в Египет. Тогда она не стала бы вашей жертвой.

— Пенелопа Растмур никогда не была ничьей жертвой, — возразил Растмур.

Теперь он всерьез задумался о том, не стали ли они все ее жертвой. Она увлекалась Египтом. Мог бы и догадаться, ведь она носила этого скарабея. И он встретил ее в той комнате в доме Берлингтона. Ему следовало обратить на это внимание. И она знала, что тот объект в ее руках был фаллосом. Что еще знала она о пропавших артефактах?

Девушка была ключом ко всему.

— Я позабочусь о том, чтобы она больше никогда с вами не встречалась, Честертон.

Похоже, она с самого начала рвалась в Египет, разве нет? И торговалась по этому поводу с братом. И все они были пешками в ее игре. И вот теперь она добилась того, чего хотела. Но зачем? Что она получит от этой поездки в Египет? Привезет еще какие-то археологические находки, чтобы продать по высокой цене? С кем она сотрудничала?

— Как я уже сказал, Растмур, есть вещи, о которых вы не знаете.