– Потому что вы уверены, что я поеду с вами тут же, как только вы меня позовете.

Он криво улыбнулся, и Эллиот ответил ему такой же невеселой улыбкой.

– Тогда скажите мне, что я ошибаюсь, – чуть слышно произнес граф.

Но этого Мишель утверждать не мог. На самом деле ему было тяжело даже выдержать любопытный взгляд Эллиота; он почувствовал, что невольно краснеет и недовольно надувает губы.

– Секрет ваших фокусов за карточным столом. Это все, что мне нужно.

Эллиот рассмеялся, тепло и откровенно.

– Удача, мой мальчик. Вот и все. Просто удача. Та самая удача, которая подарила мне столь приятный вечер в обществе такого человека, как вы.

– Вы льстите мне.

– Нет. Напротив, я говорю с большей прямотой, чем вы привыкли слышать.

«Так и есть, – подумал Мишель. – Потому что вы бесстрашны, и мне прежде всего хотелось бы узнать источник такого бесстрашия. И самому испытать это ощущение».

– Наверное, в следующем пункте назначения вас ждет жена, – предположил Мишель.

– Вовсе нет, – возразил граф.

– Да-да. Жена и куча неугомонных детишек; вам будет невозможно убедить их, что я ваш новый слуга, потому что для этого я красив и слишком молод. К тому же еще и француз!

– О! Как я и думал! Вы все-таки хотите присоединиться ко мне, – ответил Эллиот.

– Боюсь, что это всего лишь упоминание о вашей удаче так развязало мне язык.

– У нас с женой обоюдное дружеское понимание. Хотя мы и ведем раздельную жизнь, но она предполагает определенные ожидания от партнера. Наш единственный сын давно вырос. Так что ни жена, ни дети не понуждают меня распрощаться с вами в конце сегодняшнего вечера. Но довольно обо мне. А как насчет вас, Мишель? Есть ли в вашей жизни какая-то особенная женщина?

– В Монте-Карло я завел много подруг.

– Понятно. Но тем не менее вы предпочитаете общество мужчин, не так ли? Я это почувствовал.

– И вам приятно такое чувство?

– Да, очень. Однако сам я могу с успехом танцевать как при свете солнца, так и при свете луны. Если с этим у вас обстоит не так, мой мальчик, вам не следует стыдиться этого. Как не следует удивляться и мужчине, который занимался с вами любовью наскоком, так, будто это нечто позорное, что нужно закончить побыстрее, дабы избежать разоблачения.

– Вы считаете, что для меня вы именно такой человек? – Голос Мишеля дрогнул, и этот внутренний трепет разом превратил его вопрос в утверждение, в признание. «Да, граф Резерфорд, вы для меня стали именно таким человеком».

– Не позволяйте мне стать для вас таким, мой дорогой Мишель. Прошу вас только об этом. Просто сохраните воспоминания обо мне, об этом вечере, и пусть они в будущем вдохновляют вас.

– Вдохновляют меня на что?

– Мне бы хотелось, чтобы они побуждали вас остерегаться тех, кто будет относиться к вам как к чему-то позорящему.

Только бы не расплакаться после таких слов. Нужно оставаться спокойным, держать себя в руках. Быть профессиональным, если это понятие в принципе применимо к такому случаю. В конце концов, Эллиот еще не одарил его подарком, а Мишель не мог позволить себе первым заговорить об этом. Однако, если подумать, эта неторопливая беседа здесь, на балконе с чудесным видом на море, уже сама по себе была достаточным даром.

– Вы, Эллиот, для меня – сплошная загадка, воплощение тайны, человек, который говорит странные вещи о жизни, смерти и о каких-то царях.

Рассмеявшись, Эллиот встал. Он взял лицо Мишеля в свои ладони, и тому ничего не оставалось, как заглянуть в эти ослепительно синие глаза.

– Тогда думайте обо мне как о тайне, – прошептал граф.

– Тайне, которая вскоре покинет меня.

– Наша ночь еще не закончена, а в вашем присутствии, мой дорогой Мишель, я чувствую, что волшебным образом восстановился.

«Поразительно, – подумал Мишель. – Неужели он уже готов заняться этим снова?»

Ответ на этот вопрос он получил, когда Эллиот бросил его на кровать.

Он вдруг вспомнил о статуях обнаженных по пояс женщин, которые украшали фасад гостиницы. Разметав в стороны руки, будто крылья, они стояли на несколько этажей ниже их балкона. Впервые за все время своего пребывания в этом дорогом отеле у Мишеля появилось ощущение, будто эти каменные женщины с обнаженной грудью в буквальном смысле придают ему бодрости в своем бесстыдном чувственном кураже.

* * *

Мишель не в первый раз возвращался домой на рассвете, чувствуя на себе запах чужого тела. Однако так тяжело на сердце у него еще не было никогда.

Поэтому он был не особо удивлен, когда не сразу услышал звук чьи-то шагов у себя за спиной. Да и внимание на это в конце концов он обратил в основном из-за того, с какой скоростью они приближались.

К тому моменту, когда он обернулся, женщина уже находилась прямо у него за спиной. Она не выглядела ни пьяной, ни растрепанной. Завязанные в аккуратный узел золотистые волосы удерживала заколка, украшенная драгоценными камнями, но корсет под блузкой, похоже, был расстегнут; свободная юбка-клинка наводила на мысль о том, что она готова была посвятить все утро походам по магазинам. Однако все дело было в том, что магазины должны открыться еще очень не скоро, потому что воды гавани целовали лишь самые первые лучи восходящего солнца.

А вот туфли на ней были необычные: грубоватые, прочные, явно предназначенные не для неторопливой прогулки, а для чего-то другого.

– Полагаю, вы провели приятный вечер с графом Резерфордом, – промолвила она.

Сказано это было на прекрасном британском английском. Видно, в эту ночь ему суждено было иметь дело исключительно с англичанами.

– Кто вы такая, мадемуазель? – поинтересовался он.

– Я та, кто, как и вы, Мишель Мальво, обращает внимание на всякие странности.

Случись это в другой раз, он попытался бы очаровать ее и соблазнить. Направить ее любопытство в русло таких чувственных наслаждений, которые она потом захотела бы сохранить в тайне. Впоследствии их связь заставила бы ее молчать и о том, что она могла знать, и о его отношениях с графом. Только так и сохраняются чужие тайны. Но после встречи с Эллиотом он был совершенно разбит и подавлен. Не говоря уже о том, что был полностью изможден ненасытными желаниями графа.

– Простите, но сейчас уже очень поздно и у меня нет ни малейшего желания обсуждать свой вечер.

Она вдруг схватила его за запястье. Хватка у нее была на удивление крепкая. А глаза, которыми она сейчас в упор смотрела на него, оказались точь-в-точь такими же синими, как у графа Резерфорда.

– Вопрос о том, поздний ли сейчас час или ранний, достаточно спорный, вы не находите? – сурово заметила она. – В основном все зависит от того, как человек провел время перед этим.

Он не впервые сталкивался с угрозой. Клиенты выхватывали ножи, размахивали перед ним пустыми бутылками. Но он всегда находил способ как-то отвлечь их, очаровать и успокоить. В этой же женщине чувствовались напряжение и злоба, что не было следствием ее опьянения, отчаяния или распущенности. Поэтому все, что оставалось Мишелю, это солгать ей.

– Независимо от времени на часах, то, что я делал вечером, касается только меня одного. Я не знаю никакого графа Резерфорда и прошу вас немедленно отпустить мою руку.

Она продолжала его держать.

– Тем не менее, когда я назвала это имя, вас это нисколько не удивило. Вы только спросили меня, кто я такая.

– А вы мне так и не ответили. Пожалуйста, отпустите меня.

Он с силой дернул свою руку, и после секундной паузы она с улыбкой демонстративно разжала свои пальцы на его запястье, всем своим видом выражая, что могла бы и дальше легко удерживать его, как бы он ни упирался.

– Я человек приезжий, – ответила она, хотя спрашивал он ее не об этом. – Но ведь вы-то местный, вам нужно заботиться о своей репутации.

Слово «репутация» она произнесла с презрительной насмешкой.

– Здесь для всех действует единый закон, мадемуазель, но вы, очевидно, просто не в курсе.

– Неужели?

– Да. Приезжие не властны опорочить репутацию тех, кто здесь обитает. У нас в Монте-Карло это не срабатывает.

Это утверждение абсолютно не соответствовало действительности. Одной серьезной жалобы какого-нибудь богатого постояльца отеля было бы достаточно, чтобы Мишеля больше сюда и на порог не пустили. Князь Монако лично бы препроводил его до границы, если бы его поведение хоть каким-то образом угрожало притоку туристов в этот маленький рай на берегу теплого моря. Странно, но на эту женщину его невозмутимая уверенность все-таки произвела впечатление. Возможно, при общении с графом ему как-то передалась доля его бесстрашия.

– Хорошо, отдохните немного, Мишель, – сказала женщина. – Я уверена, что мы с вами еще встретимся.

– Очень на это надеюсь. Только, быть может, при более благоприятных обстоятельствах, которые позволят нам увидеть друг друга в несколько ином свете.

Он потянулся к ней и нежно поцеловал ей руку.

Нужно будет позже испробовать эту шалость еще раз. Сейчас уже слишком поздно стараться ее соблазнить. Кем бы она ни была и каковы бы ни были ее мотивы, в данный момент она была чересчур зла на него.

Улыбнувшись, она кивнула ему и удалилась таким же быстрым шагом, каким недавно нагнала его.

Интересно, откуда она взялась? Из отеля? Сошла с одной из лодок, стоящих в гавани? И зачем подошла к нему? Ей нужна была информация о графе Резерфорде или ее привлек сам Мишель?

Может быть, ему следовало бы дать знать Эллиоту о том, что некая странная женщина видела их вместе и проявила очевидную заинтересованность?

К моменту, когда он дошел до своей крошечной квартирки, эта мысль совсем измучила его.

Послать Эллиоту записку или предпринять иную попытку связаться с ним означало бы подорвать доверие клиента, чего он никогда не допускал. Для любого из этих вариантов существовал только один способ – через стойку портье отеля.

Может быть, эта женщина – жена одного из его бывших клиентов?