А тем временем меня ожидал новый крутой поворот…

Помните, на каком месте я прервала СВОЮ историю? Правильно, я имела наглость в ответ на шутку туристов во всеуслышание заявить, что у нас с Алту все несерьезно и что о замужестве речи быть не может. Ох, это было стопроцентным попаданием! Мужики – они все же хищники, а тут сопля голландская, отнюдь не Памела Андерсон, возомнила себя королевой и смеет утверждать, что у нее еще все впереди! Как же засверкали его глаза, прямо как забилось мое сердце! И тут я прочитала в них то, что скрывалось за маской сердцееда. С того самого дня он стал спрашивать каждый раз, когда мы оставались наедине: «А почему ты так сказала? Ты правда так считаешь?»

Конечно же, я отшучивалась, мол, когда созреешь сделать мне предложение, тогда и поговорим, но обещать тебе, что скажу «да», я не могу. Знали бы вы, что творилось у меня внутри! Бабочки! Там порхали бабочки. Это странное чувство, когда тебя мутит, тебе трудно дышать и мурашки по всему телу. Да, это были они. Я, безусловно, попала. И если до этого случая мои чувства были лишь симпатией и своего рода привязанностью к первому мужчине, то сейчас я испытывала к нему нечто большее. Я не могла себе позволить ревновать, я волновалась, когда он поздно приходил с работы, я нервничала, когда с ним флиртовали приехавшие развлечься туристки. Но в тот день, В ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ я прочитала в его глазах то, что перечеркнуло для меня все: и ревность, и волнения, и нервы. Я поняла, что для него что-то значу. Вы понимаете, о чем я?

Однажды, отмечая чей-то день рождения, мы собрались всей нашей аниматорской оравой в самой большой, «женской», комнате общежития. Знаете, как накрывают стол аниматоры? Правильно, они тихонечко выносят полресторана в карманах и сумках, пока кто-то из девчонок отвлекает охранника или портье ресторана. Хочешь жить – умей вертеться! Помню, как на ту самую пижамную пати зачем-то приперся генеральный менеджер отеля и искренне недоумевал, когда и, главное, где мы нажарили шашлычков и напекли пахлавы. Мы его сразу хорошенько напоили честно купленной водкой с колой, и бдительность его покинула совсем.

Надо сказать, внутри команды я чувствовала себя немного аутсайдером: я тусовалась с турками, а наша команда состояла из русских и украинцев. В нашем «турецком» кругу постоянно мелькало «эти русские», поэтому у нас как-то сразу не заладилось. Я себя относила к «нерусским». Смешно сейчас вспоминать, ей-богу, но меня брала гордость за то, что турецкая часть команды считает меня «своей». Надо отдать должное, и выглядела я тогда больше как турчанка. Сейчас, не поверите, с доброй половиной девочек и мальчиков у меня прекрасные отношения, мы переписываемся, перезваниваемся, даже с кем-то встречались… но тогда… тогда была другая история. Алту мне рассказывал, что в начале сезона на него положила глаз одна танцовщица. Не знаю, насколько это правда, и если Марина меня читает, то пусть знает, что это не я все придумала. В любом случае с этой девушкой я вела себя осторожно, особо не любезничала. И вот на одной из вечеринок ко мне подходит ее подруга и спрашивает: «А вы с Алту встречаетесь?» Хм… безусловно, принимая во внимание тот факт, что мы жили в одной комнате и спали на одной постели после трудного и долгого рабочего дня, – да, мы встречались. Мы скрывали это даже от команды! Хотя надо быть полным дураком, чтобы этого не понять. Но вот интересный момент: с тех пор как я вильнула хвостом, Алту старался при каждой возможности подчеркнуть, что мы вместе, трубил об этом на каждом углу вопреки негласному кодексу аниматоров!

Ох уж эти мужчины! То я ему никто, то вдруг носитсясо мной, как курица с яйцом. Был у меня один ухажер – серфер на пляже, куда мы с девчонками ходили загорать в обеденный перерыв. Мы тихонечко переходили границу пляжа нашего отеля и ложились прямо на песок, потому что отдыхать на территории отеля, где ты работаешь, было запрещено. Я помню, как таскала фрукты из ресторана: два апельсина и одно большое яблоко были моим ежедневным обедом. И вот там я неожиданно увидела Его. Красавец, высокий, загорелый, с фигурой Аполлона! Божечки, эти голубые глаза и выгоревшие на солнце русые волосы! Я не помню, как его звали, но он был сказочно красив. Каждый день я ходила типа загорать, а на самом деле, тайком поболтать с Красавчиком. Вот и пойми нас, женщин, то мы бабочек в животе ловим, а то глазки чужим мужикам строим. Но кроме флирта и пускания слюней на это совершенное тело и прекрасные турецкие голубые глаза у меня и в мыслях ничего не было. Красавчик неоднократно звал меня провести вместе выходной день, приглашал на танцы или прокатиться на лодке, но я мило отшучивалась и продолжала строить глазки. В моем сердце жил другой, но каждый день я летела сломя голову на пляж, чтобы поболтать с Ним.

– О, моя Мелек пришла опять погреться на солнышке! Может, все-таки покатаемся на море? Когда у тебя выходной?

– Нет, Блондинчик, не получится, у меня дел много, надо турецкие падежи учить.

– Да никуда они от тебя не денутся, ты и так прекрасно говоришь! И так мило тянешь букву «и». Повтори, пожалуйста, сколько тебе лет?

– Он сэкиииииз, – повторяла я нараспев, что значило «восемнадцать».

– Чок татлысын яяяя («до чего ж ты сладкая»). – и Красавчик ущипнул меня за щеку.

Сейчас, анализируя свое поведение, я думаю, что мне хотелось самоутвердиться, почувствовать себя востребованной, что ли. Такой альфа-самкой, из-за которой начинаются войны. А кому из вас не хотелось хоть раз в жизни быть роковой красоткой? Не верю, что такие есть. И мне тоже хотелось. И вот однажды стоим мы с Красавчиком, шутим о чем-то, и тут я вижу знакомый силуэт, решительным шагом направляющийся в мою сторону. Оказывается, моему уже донесли охранники, что я ежедневно любезничаю с кем-то на пляже. Сильным движением руки Алту сгребает меня в охапку и уволакивает в сторону общежития.

– Ты ему глазки строила или мне показалось? Чего это он тебя по щеке гладил?

– Не гладил. Щипал! Синяк останется.

– Вот видишь, а я пообещал родителям, что тебя никто и пальцем не тронет. Да и вообще, что это за выкрутасы? Нечего с парнями заигрывать, им всем только одно нужно!

С тех пор на пляж я одна не отпускалась. Ох уж эти горячие турецкие парни!

Когда ты постоянно находишься в тесном контакте с туристами в силу своих должностных обязанностей, ты волей-неволей входишь в их жизнь. Не пускать их в свою – настоящее искусство, которым я не владела. Среди живущих в отеле у меня была почти подруга. Люда отдыхала в нашем отеле практически все лето. Ей было 16, она была на голову меня выше и обладала шикарной девичьей фигурой. Мы часто вместе ужинали, и я с удовольствием слушала ее рассказы про Любовь Всей Ее Жизни, переехавшего учиться в Лондон. Она ничего о нас с Алту не знала.

Он как-то сказал мне, что все русские женщины одинаковые. Все приезжают в Турцию, чтобы погулять от мужей или чтобы найти себе горячую турецкую кровь, потому что турки чудо как хороши в постели. Я лишь промолчала – мне не с кем было сравнивать.

Так сложилось, что я пользовалась популярностью и в школе, и в колледже, и у меня даже было несколько ухажеров, но ни один флирт так в роман и не перерос. В первый раз я позволила парню себя поцеловать, когда мне было почти 15. Все мои подруги и знакомые давным-давно с легкостью обсуждали, кто, с кем, в какой позе, а у меня в жизни были другие интересы. Я не могла себе позволить тратить драгоценное время на гулянки, дискотеки и парней – я училась на «отлично», шла на золотую медаль и с подругами встречалась не в кафе, а в музее или театре. Так по-петербуржски, да? Я искренне не понимала, как можно раздавать себя направо и налево, не будучи уверенной в своем выборе. Сейчас вспоминаю и думаю, какая же я была дура. Нет, ну ценности, целостность и нецелованность – это, конечно, хорошо, уважительно и правильно, но не будь этого в моей восемнадцатилетней голове, жить мне было бы значительно проще. Хотя бы потому, что я бы так сильно не привязалась к своему первому мужчине. Мне иногда кажется, что моя любовь к нему выросла до размеров вселенной только потому, что я его подпустила так близко. Я преподнесла ему себя, как нежный хрустальный цветок на дорогом блюде, ожидая, наверное, что он будет сдувать с меня пылинки, холить, лелеять, быть благодарным. А он… он имел наглость заявить мне, что все русские – одинаковые. И тут я не выдержала, в порыве чувств выдала, что это не так и нас – других – как минимум две: я и Люда.

Я никогда не забуду его лицо, когда он, обернувшись на мою фразу, обронил: «И что? Хочешь, я с ней пересплю?»

Я опешила и не поверила своим ушам. Как? Как он может так со мной поступить? Сердце упало в пятки, и я себя не узнала. С одной стороны, этот сильный, благородный и заботливый мужчина, который спас меня ото всех, решал мои проблемы, не дожидаясь просьбы, вызывал у меня огромное уважение и чувство благодарности. С другой стороны, он был нереально романтичным: завязывал мне глаза, брал за руку и вел куда-то, ничего не говоря, чтобы сделать мне сюрприз. Он пел мне песни своим хорошо поставленным баритоном, когда мы гуляли по ночному пляжу. Он писал на листочке бумаги «А+А» и рисовал сердечко. Он смотрел в мои глаза и говорил: «yavru kedim» («мой котенок»). Но в тот момент мне стала явной та его сторона, о которой я знала с самого начала. С самого начала я видела в нем именно сердцееда и только поэтому так долго не пускала в свое сердце. И вот, открыв ему дверь и постелив ковер, я обнаружила, что о ковер вытерли грязнющие сапоги. Причем грязь-то можно подмести, а вонь от навоза останется. Именно так я себя ощутила в тот момент. На работу мы ехали молча, а вечером я его слишком долго ждала в общежитии, представив себе все, что только возможно. Он пришел в 5 утра как ни в чем ни бывало и завалился спать рядом со мной…

Той ночью сон как рукой сняло. К завтраку я его не разбудила, пошла одна, как в воду опущенная. Весь день я старательно избегала встречи, а внутри все как будто умерло. Мне казалось тогда, что жизнь закончилась, что я дала слабину, что нельзя было влюбляться. Боже, как мне было плохо! Именно тогда все привитые мне мамой установки о том, что мужчина должен стать первым и единственным, выплыли наружу. Почему, почему мне это внушили? Если бы я относилась ко всему проще, не было бы у меня чувства, что я потеряна в этой жизни. Мне было противно и больно одновременно: как он мог трогать меня, целовать и любить и в то же время предать? Как я могла так влипнуть? Почему отдала себя этому человеку? «Господи, за что мне это все? Как дальше жить?» – вот о чем я думала в то утро.