На пень села птица, смотревшая на вздымавшуюся почву, и была здесь еще одна птичка, помельче и побледнее, но, вероятно, более храбрая, потому что уселась на ком земли у корней соседнего дерева. Головка птички была обращена к более яркой и крупной птице, но та, похоже, не знала, что за ней наблюдали. А маленькая птичка все смотрела и смотрела на большую, вот глупая! Ведь могла бы улететь в любой момент, если бы не пыталась привлечь внимание другой птицы.

– Как неловко, что нас поместили в одной комнате, – сказал Хьюго, однако голос его прозвучал весьма бодро, так что едва ли он смущался.

Джорджетта оторвала взгляд от глупой птицы и взглянула в лицо своему спутнику, стоявшему возле камина.

– Вам, наверное, кажется, что ничего особенного не произошло, – проворчала девушка. – Но положение действительно крайне неловкое. Неужели вы этого не понимаете? Стоит ли нам обманывать хозяина?

– Так что, скажем нашему доброму хозяину, что мы вовсе не супруги? Но если мы во всем признаемся, то вам придется выйти за меня замуж…

Джорджетта в изумлении раскрыла рот.

– Нет-нет. – Она покачала головой.

– Увы, это так, – тихо произнес Хьюго.

– Нет-нет, – повторила Джорджетта, – я… – Она умолкла, словно лишилась дара речи. Теперь она молча смотрела на Хьюго, и сердце девушки переполняли те же самые чувства, что терзали ее во время остановок на ночлег во время путешествия.

А ее спутник смотрел на нее как-то совсем не так, как прежде, но Джорджетта не понимала значения этого взгляда. Лорд Хьюго был человеком искренним, иногда даже слишком искренним, но это не означало, что он ничего от нее не скрывал. Так что же он скрывал?..

Собравшись с духом, Джорджетта заявила:

– Полагаю, что те ночи, которые мы провели в гостиницах под именем четы Кроу, совершенно ни к чему нас не обязывают.

Да уж конечно… И ведь каждую ночь она ломала себе голову над вопросом: а чего же ей все-таки хочется?.. Он только раз отважился взять ее руку, но воспоминаний об этом событии ей хватило на целую неделю.

– Я мог бы спать в гардеробной, – сказал Хьюго, взял свой саквояж и направился к смежной двери. Остановившись на пороге, пробормотал: – О… да тут почти нет места. Гардеробная совсем крохотная… Ну и ладно. Я мог бы сказать нашему хозяину, что вы ужасно храпите и поэтому мы не можем спать в одной комнате.

– Я не храплю!

– Хорошо, не храпите. Во всяком случае – не очень громко. Но, наверное, будет разумнее – и уж точно гораздо удобнее – если у нас будут отдельные комнаты.

– Верно, для вас уж точно… Вы заслуживаете того, чтобы у вас была собственная постель, – пробурчала Джорджетта.

Постель… Всего одно слово, обозначавшее самую обычную вещь. Но в тот момент, когда она произнесла это слово, оно как будто пробудило к жизни те части тела, о которых даме говорить не пристало. О боже, постель!.. Учебники этикета утверждают, что леди не должна думать о постели, вернее – о том, чем в ней, собственно, занимаются, когда не спят. Леди надлежит всегда сохранять спокойствие и являть собой образец благопристойности и благонравия.

Но если это так, то она перестала быть леди в ту самую минуту, когда села в почтовую карету в обществе лорда Хьюго Старлинга.

Стоя у порога гардеробной, Хьюго проговорил:

– Что ж, займусь своим переселением. Не хочу вам навязываться. Хотя я не отказался бы поужинать в обществе вашего новоявленного дядюшки Фредди.

– Вы не навязывались! – отозвалась Джорджетта.

– Да, я очень старался, однако помните: я никогда не заявлял, что безупречен во всех отношениях.

«Да, верно, – сказала себе Джорджетта. – Это я сама приписала ему всевозможные совершенства». И сейчас, после того как она провела целую неделю в его обществе, ее мнение об этом человеке нисколько не изменилось.

– Что ж… тогда ступайте! – выпалила Джорджетта. – Спокойной вам ночи. То есть ночь-то, конечно, еще не наступила, но вы, должно быть, устали. И нам не нужно ужинать в компании сэра Фредерика. Поэтому увидимся утром.

Она бросилась к Хьюго и обняла его за плечи. Предполагалось, что это будут невинные объятия на ночь: так иногда обнимают друг друга близкие родственники, – но уже в следующую секунду Джорджетта вдруг почувствовала, что все тело ее словно воспламенилось. Она вздрогнула и подняла голову. Хьюго же посмотрел ей прямо в глаза. И сейчас, когда они были так близко друг от друга, казалось, что удержаться от поцелуя невозможно. Да и как расстаться после того, как они заглянули друг другу в душу?

Саквояж выскользнул из пальцев Хьюго и упал на пол. И руки его тотчас потянулись к девушке – осторожно скользнув по ее спине, они обхватили плечи. Джорджетта приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Хьюго закрыл глаза – как человек, который слишком пристально взглянул на солнце, а затем сделал глубокий вдох – словно долго бежал и никак не мог отдышаться.

Кончиками пальцев он провел по щеке девушки, запечатлев поцелуй на ее виске. Поцелуй этот едва ли походил на чувственный, но на Джорджетту он подействовал именно так. Вновь приподнявшись на цыпочки, она потянулась к Хьюго губами, и на какое-то мгновение губы их слились воедино. Хьюго тотчас же отстранил руки девушки и, отступив на шаг, пробормотал:

– Спокойной ночи…

– Вам что, обязательно быть джентльменом? – прошептала Джорджетта, задыхаясь.

– Увы, придется. – Подхватив свой саквояж и лежавший рядом кожаный футляр с чертежами, Хьюго скрылся в гардеробной, оставив Джорджетту в одиночестве.

Судорожно сглотнув, она села на краешек кровати и снова уставилась на птиц, вытканных на гобелене. Глядя на ту, что была поменьше, девушка со вздохом прошептала:

– Ах, маленькая птичка, если бы ты была поумнее, давно бы улетела, пока есть такой шанс.

Глава 9

На следующее утро, после завтрака, Хьюго понял, что имел в виду сэр Фредерик, когда говорил, что подыщет для них работу. Самая просторная гостиная Рейберн-Холла была превращена в маленькую больницу для арендаторов баронета. Роскошные ковры, прежде лежавшие на полу, были прикрыты простынями, и лишь по углам комнаты виднелись их края. В гостиную принесли дюжину старых стульев, по-видимому – с чердака. Кроме того, комнату перегораживала шикарная складная ширма, совершенно здесь неуместная. А за ширмой стояло несколько чайных столов, заваленных бинтами и уставленных пузырьками со всевозможными микстурами.

– Место для приема больных – на случай если понадобится, и кое-какие лекарства, – пояснил сэр Фредерик. Он с улыбкой оглядел комнату. – А вот и горничные… Несут чистые простыни и полотенца. Не знаю, зачем они нужны, но медики, кажется, их очень любят.

Хьюго тоже оглядел комнату. Здесь царили чистота и покой… И сейчас к нему придут больные – как в его собственную больницу. Максимум заботы, минимум потери времени.

– Спасибо, – сказал он, повернувшись к хозяину. – Я очень рад возможности оказывать медицинские услуги в таких условиях.

– Боюсь, много вам не заплатят. Но я надеюсь, вы сами договоритесь с вашими пациентами. – Потрепав Хьюго по плечу, баронет вышел из гостиной.

И почти тотчас же в комнату вошла Джорджетта с бидоном горячей воды. За ней шла горничная с такой же ношей.

– Ставьте сюда. Спасибо, – сказала Джорджетта молодой женщине и с улыбкой повернулась к Хьюго. – Доброе утро, доктор. Как спалось?

– Прекрасно. Потому что никто не храпел. – Хьюго почти всю ночь проворочался с боку на бок, гадая, не переступил ли грань? А может, напротив, струсил? Наконец он все же уснул, но через полчаса его уже разбудил свет бесконечного июньского дня – при ясной погоде в северной Англии дни действительно бесконечны.

Джорджетта выглядела очень свежо в белом муслиновом платье, а зачесанные наверх волосы подчеркивали изящные линии ее шеи и плеч. Она была такая чистенькая, такая хорошенькая… Ох лучше бы ему об этом не думать.

– Вам лучше уйти прямо сейчас, – посоветовал Хьюго. – То есть до того, как придут люди, которым, возможно, потребуется медицинская помощь. Тут может быть кровь и… Ну, не знаю, что еще…

– Что же именно? Инфекции? Уши, забитые пауками? А может быть, даже и слезы?.. Что ж, вы правы. Я ведь такая хрупкая, такая изысканная и чувствительная леди… Да и толку от меня никакого, верно? Так что лучше мне удалиться. – Ухватив ручку второго бидона с горячей водой, девушка без видимых усилий подняла оба и отнесла за ширму. А выйдя из-за ширмы, показала доктору нос.

Хьюго в отчаянии закатил глаза.

– Ладно, хорошо, – сдался он. – Если хотите помогать… ваша помощь будет кстати.

– Вечно у вас мелодрамы, – с улыбкой заметила Джорджетта. – Право же, вам нужно смотреть на вещи проще.

К одиннадцати часам в гостиной собрались десятка два страждущих всех возрастов. У некоторых был явно больной вид, остальные, похоже, явились сюда из чистого любопытства. С кого же начать?

Вот маленький мальчик, положивший голову на плечо матери… Кашель… А глаза грустные. Воспаление легких? При этой мысли по спине Хьюго пробежал холодок. Призывая себя к спокойствию, он сказал матери ребенка:

– Я осмотрю вашего сына в первую очередь.

Они устроились на стульях за складной ширмой. Тщательно осмотрев мальчика, Хьюго понял, что дыхание у него не затруднено. Слава богу! Пахло же от ребенка так, как обычно пахнет от детей: потом и нечистотами, – а вовсе не смертельной приторностью.

– У него болит горло, – сказал он матери мальчика, которая представилась как миссис Уоррел. – Я не вижу никаких гнилостных поражений. Боль в горле пройдет сама по себе, но вы можете облегчить его состояние посредством теплого чая, лакричного корня и перечной мяты. Давайте ему сколько захочет.

Но вместо благодарности миссис Уоррел встала и, подбоченившись, проворчала:

– Откуда же мне взять лакричный корень для моего Дейви, а, доктор? А где взять перечную мяту? Если они не растут на земле, на которой работает мой муж, то выходит, что и негде. А у аптекаря они слишком дорогие!