Понимаю, что он таким открытым не был ни с кем. Только со мной. И только мне готов довериться целиком и полностью.

— Откровенно, так откровенно, так что без обид, — продолжает Паша. — Потом, когда дело отправили на досудебную проверку, и мы с тобой начали встречаться чаще, ты меня раздражала, а периодами дико бесила. Мечтал тебе шею свернуть.

— Это я умею, — тоже смеюсь в ответ, так меня забавляет его игривый тон. — Не представляешь, как ты меня бесил и раздражал на пару со своим адвокатом. Убить была готова обоих. Особенно по утрам, когда и так настроение хреновое, а еще ты добавлял своими шуточками.

— А потом, — тянет гласные звуки, игнорируя мои откровения, — мы встретились дома у Темыча. Я, правда, не знал, что ты там будешь. Вишневский по Катьке с ума сходил, наблюдал, как вы в купальниках дефилировали возле бассейна. Ну, и я с ним за компанию. Вне рабочей обстановки ты совсем другая.

Паша поворачивает голову в сторону, и наши взгляды встречаются. Несколько секунд мы смотрим друг на друга в тишине, лишь пламя от камина отражается в его зрачках.

— Работа у меня нервная, поэтому дома хочется отдохнуть, — провожу рукой по его волосам, не отводя от парня взгляда.

— А потом был поцелуй, помнишь? — в его глазах появляется блеск. — Вообще-то, я хотел тебя куда-нибудь пригласить, — откашливается. — Попозже. И никак не ожидал, что ты меня так нагло пошлешь.

— Помню, Паш, и речь твою в кабинете тоже помню, — ехидно улыбаюсь, а Балабанов стонет, закрывая глаза.

— Не напоминай. Повел себя, как пацан малолетний, до сих пор стыдно. Простишь? — открывает один глаз и смотрит на меня.

— Прощу, — наклоняюсь и целую его в нос. — Но обязательно отомщу.

Не успеваю отстраниться, как Паша обвивает меня одной рукой за голову, притягивая к себе ближе. Для поцелуя, такого бешенного и страстного, что желание, несмотря на отсутствие сил, зарождается заново.

Балабанов точно волшебник, потому что сама не понимаю, как виртуозно он укладывает меня на спину, а сам располагается сверху. Проводит пальцами по щеке, убирая прядь волос, не сводя своего пристального взгляда.

— И как будет выглядеть твоя месть? — его голос с хрипотцой явно намекает на что-то слишком интимное.

— Уж поверь, — обнимаю его двумя руками за голову. — Я расстараюсь.

Снова целует меня, пробуя на вкус то язык, то губы, вызывая непрерывные стоны из моей груди.

— Теперь у меня вопрос, — шепчет на ушко, вызывая трепет во всем теле, и я готова на любые откровения, лишь бы не останавливался. — Хочу внимательно рассмотреть твою третью татуировку, а то видел мельком.

— Не напоминай, — стону, закрывая глаза, чувствуя, как мужские пальцы нежно гладят кожу чуть выше правого бедра.

Именно там, где красуется маленький знак бесконечности — та самая татуировка, которую так мечтает увидеть Паша.

— Почему? — спрашивает удивленным тоном, и я открываю глаза, наталкиваясь на еще более удивленный взгляд. — По-моему, очень красивые у тебя надписи. По-крайней мере, мне нравятся.

— Ты даже не представляешь, сколько у меня из-за них возникло проблем, — тяжело вздыхаю.

— Так вроде ж законом не запрещено? — поднимает обе брови вверх.

— Не запрещено, но пропускают на комиссии с трудом, — делаю паузу, после чего продолжаю: — Надпись из Шекспира я сделала с одноклассницей на спор. Даже вспоминать смешно. Две идиотки поспорили — кто выдержит и не произнесет ни звука, пока будут колоть, тот и победил.

— На мороженое? — смеется Балабанов.

— На сто рублей и контрольную по математике, если выиграю я, или по истории, если победит Ленка. Она выбрала знаменитую фразу из “Гамлета”, ну а я — из “Короля Лир”.

— Выиграла? — Паша начинает заливаться смехом, качая головой из стороны в сторону. — Ну, вы даете, звёзды.

— Конечно, — улыбаюсь в ответ, понимая, как глупо это сейчас выглядит. — Правда потом от родителей отгребла по полной программе. Вторую надпись сделала перед самым выпускным — протест у меня был такой, пыталась доказать, что я взрослая. Даже вспоминать не хочется.

— А третья?

Взгляд у парня становится серьезным, видимо, вспомнил свою юность и собственные ошибки, поэтому не осуждает.

— А третья, — тяжело вздыхаю, делая паузу, чтобы собраться с мыслями на откровение. Которое никому и никогда не открывала. — Была у меня в институте несчастная любовь. Я, правда, не знала, что он женат. Это стало слишком болезненным ударом. Депрессия, заниженная самооценка, самобичевание и отсутствие стимула в жизни, — снова перерываюсь, чтобы дать себе передышку. — Тоже, видимо, хотела кому-то что-то доказать. Знак бесконечности — неизвестность в будущем. На Юрфак в университет поступила без проблем, если бы шла учиться в Академию МВД, с татуировками зарубили бы при поступлении. Медкомиссию в прокуратуру с первого раза не прошла, но так как меня уже на тот момент отобрали, то прокурор договорился. Погрозили пальчиком и сказали, чтобы формой закрыла все свои надписи.

— Строго у вас, — серьезно произносит Паша. — Никогда не хотела сменить место работы? Ты отличный юрист, любая компания оторвет тебя с руками и ногами.

— Не обсуждается, — отвечаю тоном, не требующим возражений. — По крайней мере, пока, — добавляю мягче, расплываясь в улыбке.

— Ладно, — лицо Балабанова приобретает ехидное выражение.

Точно, что-то задумал. Знать бы еще, что у него в голове. Потому что его слишком быстрое согласие настораживает.

Но через пару секунд охаю, так как Паша опускается ниже — сначала проводит пальцами по внутренней стороне бедра, после чего дотрагивается губами. Мои коленки непроизвольно сжимаются, но мужская рука останавливает мой порыв.

— Паша, — произношу негромко, но от столь интимных прикосновений голос мой начинает хрипеть.

— Ножки раздвинь, — на пару секунд отрывается от своего занятия, после чего жаркий язык проводит дорожку по коже, останавливаясь именно на месте, где красуется этот злосчастный знак бесконечности. — И не мешай мне.

— Не надо, — снова охаю от очередного прикосновения. — Я, — делаю паузу и негромко добавляю: — Стесняюсь.

Хорошо, что он не видит моего лица. Останавливается, усмехается, после чего надавливает на коленки, разводя ноги в разные стороны.

— Детский сад какой-то, — снова проводит пальцами по внутренней стороне бедра, где только что побывал его язык. — Лежишь и молчишь, — делает паузу. — Нет, с “молчишь” я погорячился. Лежишь, стонешь, кричишь, охаешь и ахаешь — все, что угодно, главное, мне не мешаешь делать тебе приятное. Все поняла?

— М-мм, — только и могу произнести в ответ, чувствуя, как жаркие губы снова движутся по моей ноге вверх…

Просыпаюсь довольно рано, лежа у Паши на плече. Аккуратно выбираюсь, убегая в душ. На пару минут задерживаюсь, глядя, как мой любимый мужчина переворачивается на живот, обхватывая руками подушку. Не могу оторвать взгляда — кстати, впервые вижу, как он спит. Такой милый и беззащитный, что хочется обнять, прижать к груди и никуда не отпускать.

Улыбаюсь, после чего уже целенаправленно двигаю в ванную.

После горячего душа надеваю нижнее белье, которое перед этим собирала по всей комнате, и залезаю под одеяло, прижимаясь к Пашке. Он продолжает громко сопеть, никак не реагируя на мои прикосновения. Точно спит, а не притворяется, как он любит иногда делать. Решаю просто полежать рядом, но сама не замечаю, как под сопение Балабанова тоже засыпаю.

— Тук-тук-тук, — сквозь сон слышу женский голос и резко открываю глаза. — Мы входим, — опять раздается крик за дверью. — Кто не спрятался, я не виновата.

Сначала подумала, что приснилось, но Анькин голос не перепутаю ни с чьим другим. Интересно, что она здесь делает и кто такие “мы”?

— Паша, вставай, — начинаю трясти Балабанова, который только мычит в ответ. Слава Богу, хоть умудрился надеть боксеры, правда, я так и не заметила, когда именно он это сделал.

Не успеваю его растолкать, как ручка на двери медленно опускается вниз. Успеваю только прикрыться одеялом, сидя на импровизированной кровати, причем другой край натягиваю на Пашку, как в комнату входит Анюта на пару с улыбающимся Максом.

— Доброе утро, — парочка произносит синхронно, останавливаясь на пороге и уставившись на меня.

— Пока вы не пришли, все было чудесно. Балабанов, просыпайся, у нас гости — снова пихаю парня в бок, но он никак не реагирует, продолжая сопеть в подушку. — Кстати, а что вы здесь делаете? — смотрю пристально сначала на усмехающуюся Аньку, после чего перевожу взгляд на счастливого Макса.

Спросонья еще не совсем понимаю, что происходит, но уже чувствую — здесь явно что-то не так. Какого хрена они сюда приперлись, скажите на милость?

— Я же обещала Макса привезти, — моя подружка делает невинное лицо. — А тут Светлана Петровна блинчиками соблазнила.

— С медом и абрикосовым вареньем, — поддакивает мой подопечный, продолжая светиться, как рождественская ёлка.

— Петровна умеет, тут не спорю, — киваю головой в ответ, но тут мой мозг начинает работать в полную силу. — Так, стоп, какие блинчики? — делаю серьезно выражение лица. — Вы как здесь очутились? — последнее слово произношу чуть ли не по слогам, понижая интонацию, после чего поворачиваю голову в сторону Пашки.

Успеваю заметить, как он закрывает один глаз и снова начинает громко сопеть.

— Мы, наверное, пойдем, — произносит Анька тихо.

— Стоять, — кричу, не поворачивая головы в сторону подруги и мальчика. — Ну, Балабанов, аферист, — перевожу взгляд на парочку, которая топчется на пороге комнаты. — Ладно, Макс, но как ты могла участвовать в этой авантюре? Предательница, — фыркаю, скривив губы в ехидной улыбке. — Ведь даже не ожидала от тебя такой подлянки, Анюта.