Может, Джакс и прав. Но Элаю порой казалось, что так группа теряла фанаток, поскольку Джакс никогда не перезванивал этим девицам и путал их имена, когда они в следующий раз приходили на концерт. И вообще, в последнее время ему казалось, что это Джакс должен благодарить его, а не наоборот. Да, основал группу именно Джакс, но реально работал на нее он, Элай. Это он нашел менеджера, и он писал все песни. И он же не дал группе развалиться, когда Джакс, выпив в одиночку бутылку водки, порезал себе вены.

— Это было ради искусства, — убеждал его Джакс в палате больницы. — Боже, я не хотел себя убивать, просто мне нужны были шрамы на запястьях.

Джакс пытался доказать, что он специально украсил себя метками, которые говорили бы о его страданиях и тонкой душевной организации. Но Элай не поверил ему. Он испугался за друга и стал обращаться с ним еще бережнее. Увы, его песням это не пошло на пользу. Кстати, в то же время он зарегистрировался на форуме. А ради группы Элай был готов пострадать. Тогда он считал, что самое главное — это группа и их общий путь к славе…

— А вон того парня, который потерялся в своем мире звуков, зовут Элай Фрэнк. Он играет на банджо и мандолине, а порой даже стучит по клавишам, — проговорил Лу.

Услышав свое имя, Элай встряхнулся. Похоже, менеджер знакомил их с новой девушкой. А он так глубоко задумался, что даже не слышал, как ее зовут.

Элай шагнул к ней и протянул руку.

— Прости, что задумался. Рад знакомству. Но я не разобрал твое имя… — Элай только сейчас понял, что уже видел ее раньше, на их предыдущем концерте. Теперь понятно, почему она показалась ему такой знакомой…

— Я Лейси Доусон. — Она пожала его руку — и его словно током ударило. Но это было приятное чувство, потому что он коснулся не оголенного провода, а красивой девушки. А девушка и впрямь была хорошенькая — с пухлыми губками и светло‑русыми волосами, волнами падавшими ей на плечи. К тому же у нее была прекрасная фигура, очень подходившая к ее сексуальному голосу. Улыбка же сияла, а глаза завораживали. И от нее пахло цветами, а еще немного — пачулями. Это было странно и потому интриговало.

— Я действительно рад знакомству, — сказал Элай, не в силах отвести от нее взгляд. — Мне понравилось твое выступление. — Что за слова он выбирает?! А еще считает себя поэтом! — Впрочем, понравилось — не то слово. Я в полном восторге. — Тут Элай заметил, что все еще держит ее за руку. О боже! Почему же он ведет себя, как осел?!

Лейси держалась гораздо лучше, чем Элай. Она изящным движением высвободила свою руку и в знак удивления прижала ее к груди.

— Тебе правда понравилось? — спросила она.

— Да, очень, — кивнул Элай. И сказал чистейшую правду. Он и впрямь был очарован выступлением этой девушки. У нее были интересные и запоминающиеся мелодии. Пела же она чисто и без изысков, но порой в ее голосе проскальзывали щемящие и страстные нотки, завораживавшие своей неожиданностью.

Но больше всего ему понравились ее тексты, очень серьезные и бравшие за душу. Ему хотелось бы поговорить о них, но девушка уже переключилась на Джакса. Похоже, вокалист «Блу Хиллз» решил проверить на ней свою знаменитую способность обольстить любую. А эта Лейси, судя по всему, ничего не имела против. Что ж, обычное дело. Но почему‑то Элай расстроился чуть больше, чем следовало бы. Он все‑таки надеялся, что у девушки, писавшей такие стихи, окажется безупречный вкус.

А… к черту! Ведь у него есть ЛюбовьБезПесен. И действительно, с чего он так разволновался? И все‑таки… Его словно что‑то кольнуло в сердце, когда Джакс уселся на спинку дивана рядом с Лейси, а та повернулась к нему. Элай устроился с другой стороны — вовсе не потому, что он хотел быть поближе к ней или желал посоревноваться с Джаксом, а просто других мест не оказалось, — и стал слушать, как солист рассказывал забавные истории из жизни их группы. В нужных местах он смеялся — как и следовало доброму другу, каковым он, впрочем, и являлся. Потом Элай не выдержал и, взяв гитару Джеймса, стал наигрывать одну из трех песен, которые разучил на этом инструменте. Скоро он почувствовал, что у него нет сил сидеть и поддакивать Джаксу. Спасти его мог только алкоголь.

Элай направился к мини‑холодильнику в углу и взял бутылку сидра. Повернувшись, он перехватил взгляд Лейси и спросил:

— Тебе что‑нибудь принести?

В ту же секунду у Джакса зазвонил сотовый, и тот, прервав свой монолог, глянул на экран.

— Прости, мне надо ответить. Сейчас вернусь, милая. — Джакс хлопнул Лейси по руке и ушел в дальний угол.

Он назвал ее милой. И дотронулся до нее. А до этого развлекал шутками. Похоже, Джакс уже записал Лейси в список своих побед. Но, с другой стороны… Если девушка не против, то ему‑то, Элаю, с чего волноваться?

И тут Лейси наконец ответила:

— Да, пожалуйста. Возьми мне то же, что и себе.

Элай вытащил из холодильника еще одну бутылку и вернулся к дивану. Открыв бутылку, он протянул ее Лейси и сказал:

— Не думал, что ты пьешь сидр.

Девушка коротко рассмеялась. Удивительно, но этот вроде бы самый обычный смех звучал очень даже сексуально.

— Ну, ты ведь совсем меня не знаешь, — ответила она. — Поэтому я ужасно заинтригована. Интересно, что еще ты обо мне подумал после пяти минут знакомства?

— После одной песни, где‑то в середине твоего выступления, я почему‑то решил, что ты любишь вино. Ты пела о бутылке красного, помнишь? — Элай сделал большой глоток сидра.

— А… ты про это? — Она явно смутилась и отвела взгляд.

Элай сразу уловил ее настроение. Многим музыкантам не нравилось говорить о своих песнях. Удивительно, что обычные люди, не поэты, этого не понимали. Элаю тоже было трудно говорить о тех вещах, которые вдохновили его на создание того или иного текста. Очевидно, то же самое чувствовала и Лейси. И все же ему ужасно хотелось побеседовать с ней о ее песнях.

— А что это была за вещь? — спросил он. — «Ода о кьянти?»

Она взглянула на него с удивлением.

— Поздравляю. Ты правильно угадал название.

— Правда? — Элай тоже удивился.

— Да нет, я шучу. — Лейси ослепительно улыбнулась, после чего добавила: — Эта песня вовсе не о вине.

Элай нахмурился и, вспоминая припев, пробормотал:

Твои плавные изгибы,

Как у круглой фьяски.

Я беру тебя, когда мне плохо‑плохо.

Твой сладкий вкус, санджиовезе,

Течет по моим жилам.

Твой сахар растворяется у меня в крови.

Элай задумался. Бутылка — «фьяска» и виноград санджиовезе. Что же еще это может быть, если не кьянти?

— Значит, это метафора? — спросил он. — Об отношениях, которые человек приберегает на случай нужды?

Лейси сделала глоток сидра и резко ответила:

— Это метафора вибратора.

— О… — Элай не знал, что сказать, и потому добавил: — Ага. — Когда же его мысли понеслись совсем уж не туда и перед ним возникли картины того, о чем эта песня, причем с Лейси в главной роли, раскрасневшейся и тяжело дышавшей, — тогда он пробормотал: — Понятно, хм‑м‑м… — И после этого ему уже ничего не оставалось, как улыбнуться.

— Песня очень старая, — пояснила Лейси. — Я написала ее сто лет назад. В общем — очень давно. — Она секунду помолчала и, нахмурившись, проговорила: — Даже не знаю, зачем я это сказала. Как будто так важно, когда именно я написала эту песню. Раз песня старая, то значит, я этим больше не занимаюсь, — так, что ли? Ведь ясно же, что тут нет никакой логики. Я могла бы делать это и сейчас. Хотя и не делаю… — Лейси покраснела и добавила: — Не то чтобы я против, это тоже неплохо и… — Она умолкла и, закрыв пылающее лицо ладонями, прошептала: — Разговор и так ужасно глупый, а я делаю его еще глупее.

— А мне нравится. — Элай улыбнулся и легонько толкнул ее плечом.

Тут она снова улыбнулась и тихо сказала:

— Видишь ли, я еще только учусь говорить с людьми о своих песнях и при этом не бояться, что они меня осудят. — Лейси положила руки на колени, и Элай заметил, что ее пальцы как бы начали брать аккорды. Наверное, она немного нервничала и не замечала этого, но Элай и сам был взволнован. Знала ли Лейси, что музыка жила в ее душе? Наверное, нет. Но он‑то чувствовал это, потому что сейчас слышал музыку в своем сердце.

— Это нелегко для любого, кто пишет песни, — заметил Элай.

Лейси подняла на него взгляд и кивнула.

— Да, верно. Потому что стихи — это что‑то очень личное. Как записи в дневнике.

Элай промолчал. Неотрывно глядя на девушку, он думал о ее словах. И ему вдруг вспомнилось, что сам‑то он редко возражал, когда люди говорили, что все песни в группе якобы сочинял Джакс. Да, многие думали именно так. Считали, что раз Джакс поет их с душой, то значит, сам и написал. Элай не стремился развеять этот миф и теперь начинал понимать, почему не стремился. Было неловко выставлять свои личные переживания перед публикой. Или, возможно, он вел себя не по‑мужски, если отдавал свои песни Джаксу. Как бы то ни было, Элай надеялся, что не особо покривил душой, когда сказал:

— А ты не торопись. Думаю, со временем тебе станет легче.

— Да, наверное… — отозвалась Лейси. — А сейчас я в такие моменты вся горю.

В этот момент вернулся Джакс. С улыбкой взглянув на девушку, проговорил:

— Прости, что задержался, детка.

— Без проблем, — ответила Лейси. Но она не отвернулась к Джаксу, а села так, чтобы можно было говорить с ними обоими.