Я даже за сам инцидент с проституткой на него не сердилась. Чего тут сердиться? Он вроде как взрослый мужчина, без всяких обязательств… Проституция, конечно, существует в серой зоне закона, но ничего уж такого ужасного я в этом феномене не видела – если, конечно, все взрослые люди, и никто никого не заставляет…   

И все же я отлично понимала, что согласиться на ухаживания Мэйсона было бы лютейшим неуважением и к себе, и к целой орде женщин, попавших в жизни в подобную ситуацию.

Он серьезно думал, что достаточно объяснить мне, что произошла досадная ошибка, и я тут же растаю и упаду в его объятья? И мы закончим эту вечеринку в его спальне?

А даже если и так? Он ведь явно старается ради того, чтобы «вылечить» меня от им же причиненной травмы. Ну, допустим, вылечил. Допустим, я в него влюбилась, как полная дура. Он свозил меня во Флоренции, где мы погуляли по старинным улицам, пофоткалимь на знаменитом Флорентийском мосту, наелись пасты на всю свою оставшуюся жизнь.

А дальше что? Таким, как он, и постоянная подруга-то наверняка не нужна, не говоря уже о более серьезных отношениях. Он – богатый ловелас, красавчик, любимчик женщин, следит за собой, хорошо одевается. К тому же умный и изворотливый. Такие, как он, серьезные отношения не выдерживают и верность долго не хранят. А я ревнивая, как тридцать три кавказца.

Не думаю, что он простит мне удар сковородкой по голове, если застану его слишком близко к какой-нибудь очередной студентке – вчера и то еле сдерживала себя, чтобы космы кому-нибудь из них не повырывать… Обоих спасло то, что между мной и профессором пока еще ничего серьезного не было.

А ну как будет? Кровь, жертвы, реанимация и небо в клеточку – для меня, разумеется…

И это я еще не дошла до того факта, что для его карьеры со мной в принципе встречаться опасно. Даже не опасно. Смерти подобно!   

Даже если он меня возвысил до преподавания. Даже если курирует мою диссертацию – я все еще студентка и все еще его подчиненная. И вылететь он со своего места может на раз-два, если кто узнает о наших отношениях.

Именно эта мысль в итоге заставила меня закатать губу и принять окончательное решение – нет, я не отвечу на ухаживания моего профессора.    

И вот тут-то меня и начало пожирать сожаление. Глупое женское, слезливое… подбрасывающее картинки нашей несостоявшейся счастливой, семейной жизни. Заставляющее поминутно вздыхать и терять аппетит… Лишающее сна и концентрации.

Что, конечно же, немедленно сказалось на моей учебе. Ничего не хотелось – только лежать и смотреть в потолок. Мозги не работали от слова совсем. 

– Говорила, что надо заявить на него. У тебя явная травма, сестричка. И пока ты не добьешься справедливости, легче тебе не станет.

Рядом со мной на кровать плюхнулась Ванессина сумка, а потом и она сама. Я поджала ноги, всем своим видом показывая, что хоть мы и помирились, на эту тему я не желаю разговаривать – просто лежу, мол, отстань от меня.

Не тут-то было.

– Неужели ты этого не понимаешь, Снежи?  – подруга заботливо положила руку мне на спину. – Посмотри как ты изменилась! Ты просто приведение от тебя прошлой!

Я вздохнула. Рассказать бы ей правду – а нельзя. Рик очень просил меня не болтать – отчего-то его эго сильно страдало от всей этой истории. Возможно, коробило то, что ему в принципе понадобились услуги эскортницы. А возможно, дело было в самой ролевушке – хотя я тоже не видела в этом ничего постыдного. В любом случае, этот секрет был не мой, чтобы болтать о нем. И так Ванесса уже слишком много знает.

– Я скоро приду в себя, вот увидишь, – пообещала я ей.

И чуть не завыла, вспомнив, что завтра у нас общее собрание младших лекторов курса – того самого, на который Мэйсон взял меня преподавать семинар. И что он сам туда придет, и надо будет делать вид, что мне на него плевать – мы ведь все разрулили и расставили все возможные точки над «и».

Да, я его простила. Нет, продолжения не будет. Куда уж понятнее.

Вот только ничего мы на самом деле не разрулили и не расставили. Я наврала, что не хочу его, а он наврал, что принимает мое решение. И позволил, гад такой, мне уйти – хоть и очень сильно хотел, чтоб не уходила. Хоть я и видела в его глазах борьбу, видела упрямый огонь, который он пытался усмирить и, в конце концов, успешно с этим справился.

И все бы хорошо, все бы правильно… Преступление, наказание, прощение… Даже общаться, думаю, смогу с ним нормально теперь – как студентка и преподаватель, без какого-либо двойного дна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вот только Ванесса права – двух дней не прошло, с тех пор как Рик избавил меня от своего назойливого общества, а я уже хожу как привидение. И причина тут совсем не в травме. А в том, что я изо всех сил пытаюсь быть правильной. А хочется – счастливой.

Телефон в руке дзинькнул сообщением. Я глянула... и мои глаза тут же расширились - Рик!

«Пообедаем завтра после собрания»?

Я замерла, не веря, что читаю это. Мы же договорились, что не будем продолжать! Что не будем встречаться и не будем больше портить друг другу нервы!

«А вот и нет, а вот и будете!» - радостно заплясало сердце, наполняя душу горячей, пузырящейся эйфорией – неправильной и неприличной.

Ванесса тоже напряглась, видя мою реакцию.

– Это он? Мэйсон? Опять пристает?

Я медленно повела головой, отворачивая от нее экран телефона.

– Нет, это… это моя новая знакомая с курса. Извини…

Встала, чтобы пойти в туалет и уже оттуда ответить без помех. По дороге еще раз тяжело вздохнула – дожили до того, что приходиться скрывать от подруги отношения… Взрослый человек, называется.

И уже в туалете, заперев за собой дверь, я разозлилась на себя окончательно – какие, бл*ть, отношения?! Опять лезешь в бутылку?!

Стиснув зубы, быстро, чтобы не передумать, настрочила:

«Извините, профессор, но завтра я буду занята. И послезавтра – тоже».

Решительно отправила и тут же растеряла разом все моральные силы – сползла по двери на пол и отчаянно, горько зарыдала. 


***


– Вон из аудитории! – не сдержавшись, прорычал он на очередной приглушенный звонок мобилы у кого-то из студентов. Даже не то, что приглушенный – поставленный на тихую вибрацию, как в принципе от него и ожидалось. 

Не помогло парню – профессор сегодня был до такой степени на взводе, что даже слух обострился. Каждая помеха, каждый шорох нервировали – лупили прутом по оголенным, натянутым нервам.

А нервы-то ни к черту… Рик уже ничему не удивлялся, осознавая, что из сдержанного, хладнокровного мужчины постепенно превращается в какую-то истеричку, да еще и с предменструальным синдромом.  

И до грубости резкий ответ, который он получил вчера ночью в ответ на вполне невинное приглашение отобедать, это состояние отнюдь не улучшал. 

Под неодобрительное жужжание аудитории, бедный второгодка собрал свои вещички, погрузил лэптоп на дно рюкзака, и с виноватым видом самоустранился из аудитории, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Рик обвел оставшихся студентов тяжелым взглядом. 

– Кто-нибудь еще желает прогуляться?

Вид у большинства был такой, как будто они очень хотели прогуляться,  но не смели об этом сказать. Того и гляди, начнут специально трезвонить друг другу, чтобы он выгнал уже всех и остался в гордом одиночестве.

В тщетной надежде снова обвел всех взглядом. Какой-то неправильный этот класс. Невнимательные. Неуважительные. Снежаны среди них нет.

Снежана ведь умница – она все эти базовые курсы еще годы назад прошла. У нее сейчас небось какая-нибудь навороченная лекция по историографии на двадцать пять человек, из которой эти его балбесы не поймут даже названия.

Или семинар для свободного чтения в лаунче для аспирантов. А может, вообще сидит где-нибудь в кафе, составляет список материалов для будущего преподавания.

Кстати, что у нее сейчас, в самом деле?

Заставив студентов читать статью для «лучшего понимания политической обстановки в Республике Венеция в 15-м веке» – Рик сел за свой стол и незаметно глянул в собственный телефон, куда в календарь внес все расписание Снежаны на полгода вперед. Раздобыть это расписание было делом совсем несложным – поскольку числился теперь он ее прямым руководителем и имел право не то, что знать ее предметы, но и корректировать их по мере надобности. 

Средневековая латынь у нее, вот что! Причем, сегодня первый урок!

Ему вдруг стало безумно интересно, как она там справляется. Разумеется, основы латыни она учила еще в университете в России, но там это был детский сад – уровень медиков, заучивающих афоризмы и названия трав с лекарствами. Читать, писать и понимать латынь – вот это настоящее мастерство!

Пораздумывав пару минут, он набрал сообщение:

«Как идет? Справляешься?»

Подумав, добавил.

«Нужна помощь?»

И усмехнулся. Вот теперь точно ответит – не выдержит его снисходительного патронирования. Уж он-то хорошо изучил девчонку за эти последние несколько дней. Если что-то Белоснежке и важно – так это признание ее ума и личности. Особенно после того, как он обошелся с ее телом.

Ну конечно же, не ошибся.

«Omnia bonum», – гордо всплыло на экране сообщение.

Ох ты ж моя прелесть! – рот его невольно расплылся в улыбке. Если бы она была рядом, непременно потрепал бы ее по щечке, отличницу такую.

«Сogitesne?» (Все понимаешь?) – спросил, вытряхивая подзабытые знания чужого и давно мертвого языка.

«Omnino. Magister intelligens valde est». (Абсолютно. Учитель – очень грамотный.)

Ого! Его брови полезли наверх. Пусть и с ошибками, но в Древнем Риме девочка бы точно не пропала. Интересно, кто там у них сейчас преподом?