— Как твои дела? Я все время думал, как ты поживаешь. Все хорошо?

— Да, нормально. Я там танцевала… это так, просто знакомый.

— Да я без претензий, если он тебя ничем не обидел, конечно.

— Нет. Обидел меня только ты. Но я тоже виновата. Наверное, надо было сразу тебе сказать. Папа не со зла, честное слово. Он любит всю эту вашу тему.

Он широко улыбается:

— «Всю эту нашу тему», — повторяет мои слова отрывисто.

— Да, он же служил два года в армии, вВДВ, у него много друзей осталось, кто построил хорошую военную карьеру. А сам он будто не реализовался в той сфере. Ты ему нравишься.

— Понятно, — он кладет руку на стол, барабанит пальцами. Вижу же, что хочет обнять меня, но не позволяет себе. Меня осеняет: я же запретила ему! Точно! Видимо, он ждет разрешения. Надо же. Но пусть попросит. Пусть сам попросит словами. Устраиваюсь поудобнее. — Ничего страшного, я понимаю. Обдумал ситуацию. И вообще… я хочу мириться с тобой.

— Тогда придется познакомиться заново. Будешь?

— Буду, — охотно соглашается Роман Демин, но при этом снова молчит. Ладно. Последний шанс тебе, держи:

— Яна, менеджер по маркетингу в «Купеческих аптеках», — протягиваю ему руку. Он смеется, кажется, немного расслабляется:

— Роман, капитан, офицер и инструктор СОБРа.

— Инструктор по альпинизму?

— По штурмовому альпинизму и общей высотной подготовке, Снежинка. Не все, что я тебе рассказывал, — вранье.

Глава 29

— А я вот что нашла, смотри, — достаю телефон, открываю ролик с задержанием и показываю ему.

Так получается, что мы садимся близко-близко, вплотную, одна его рука на спинке дивана, он будто обнимает меня, но по-прежнему с дистанцией. Другой держит мой телефон. Смотрит ролик серьезно, кивает, и как ни в чем не бывало начинает объяснять, что да, дескать, помнит этот день. Для какого-то канала снимали несколько задержаний, но в итоге этот ролик не подошел из-за цензуры и сцены с избиением одного из пассажиров. Зрители не должны знать, что бойцы бранятся, а еще нельзя пугать людей ножами. Преступники — «очень плохие люди», заверил Рома. А еще за ними пришлось гоняться почти час по городу, поэтому бойцы были уже весьма на грани. Они сопротивление сильно не любят, поэтому очень ждали какой-нибудь выходки, как та с ножом. Тем не менее, преступников доставили куда следует живыми и здоровыми. Просто так людей избивать нельзя, даже если очень хочется.

Он рассказывает самым простым тоном, будто у нас не было конфликта из-за его секретов. Я показываю еще пару видео, он кивает, охотно объясняет, что происходило, если узнает, конечно. Сегодня он поощряет мое любопытство, ему будто даже льстит, что я искала о нем информацию.

Сам достает мобильный и демонстрирует мне несколько своих записей, но с учений, когда я спрашиваю подробности про штурмовой альпинизм. Он рассказывает, что уже долго работает инструктором, ему скучно и он хочет вернуться в отряд. Сам заговаривает про пулевое ранение в ногу. К счастью, ничего серьезного, ерунда, всего две операции и все восстановилось. И уже полгода его ничего не беспокоит. Ни в какие особенные подробности при этом меня не посвящает, но болтает охотно, а мне все очень интересно.

Два часа пролетают незаметно, я только периодически машу своим, дескать, пока-пока, дальше я сама. Его рука постепенно все ближе и ближе к моему плечу, довольно забавно наблюдать, как сильно он хочет, но гордость не дает. Сказали «не трогать», выполняет. Ждет разрешения. Я делаю вид, что не замечаю его метаний и страданий.

— Вот такие дела, Снежинка, — говорит он мне, мягко улыбаясь. — Все не так страшно.

— А как ты узнал, где я?

— О, пока ты спала, я вшил тебе жучок в телефон.

— Что, правда? — хмурюсь, схватившись за мобильный. Почти уверена, что подшучивает надо мной, но вдруг?

— Да нет, конечно. У тебя в инстаграме все написано: где, с кем, что ешь и пьешь.

— Вообще-то у меня аккаунт закрытый, и я никого нового не добавляла.

Он серьезнеет, завороженно смотрит мне в глаза и говорит:

— Вообще-то, Яна, открытый. По крайней мере, был неделю назад.

— Ай, точно, я же в розыгрыше участвовала.

Он смеется, откинув голову. Но беззлобно. В последнее время мне было не до разбора новых подписчиков, между прочим. Но на будущее галочку ставлю — следует меньше публиковать свою жизнь. Мы с Ромой теперь оба не публичные личности.

— Слушай, — говорю намного серьезнее: — я умею хранить секреты. Обещаю, что твои я никогда никому не расскажу.

— Я заметил, хранительница секретов, — он говорит со мной как с маленькой. Это обидно. С трудом сдерживаю себя, чтобы не отвернутся. Словами убеждать бесполезно, я докажу ему делом.

— Я никому ничего про тебя не скажу, — говорю спокойно, он кивает. — Даже маме объясню, что ты альпинист. Тренер. Вот увидишь.

— Своим вполне можно сказать, что я работаю в полиции, просто не уточняй, кем именно. Это не вселенская тайна, просто для тебя же лучше, чтобы знали как можно меньше людей. Возьмем твоего приятеля Петра. Подобные ситуации, к сожалению, возможны, Снежинка. Мир тесен, никто не застрахован. Если ты сама не ценишь свои секреты, не хранишь их, зачем это другим? И… Яна, сразу на будущее: все, что я смогу во время задержания, — это проследить, чтобы не покалечили. Но работу я свою выполняю всегда, тебе нужно это принять, если ты согласишься быть со мной. По-взрослому.

— Ты предлагаешь сейчас?

Он смотрит на меня, приоткрывает рот.

Давай, скажи же вслух.

— Я по тебе с ума схожу с первой встречи. Я бы очень хотел, чтобы ты была моей. Девушкой. Обещаю, что постараюсь стать лучше. И понятнее для тебя.

Я улыбаюсь ему. А потом вспоминаю, что пропустила его день рождения! Половина первого ночи. Сообщаю, что приготовила ему подарок, он так радуется, что я даже теряюсь, там ведь ничего особенного нет. Подумаешь, одежда. Но он хочет посмотреть немедленно. Мы спускаемся на первый этаж, торопливо идем к выходу. Он обнимает меня за плечи, охраняя от толпы: пьяных уже достаточно. Одеваемся в гардеробе, потом несколько минут ждем такси.

В квартире он, распаковав подарок, моментально стягивает пуловер, надевает рубашку. Я подхожу, чтобы помочь застегнуть пуговицы, а сама кладу ладони ему на грудь, глажу, не могу остановиться. Твердые мышцы напрягаются под моими пальцами.

— Долго будешь меня морозить? — спрашивает он. Руки по швам, вау, Демин. Он научен выполнять приказы, наверное, я смогу к этому привыкнуть, адаптироваться и играть уже по его правилам.

— Зависит от многих факторов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Он склоняется ко мне, я закрываю глаза и тянусь навстречу. На носочки встаю. Мы касаемся носами, губами — выходит смазанно. Он делает движение, легонько целуя меня, потом еще раз. Наверное, мне следовало бы выпроводить его за дверь. Стать сложным призом, целью, для достижения которой стоит попотеть. Ухаживать, подарки дарить, вставать на колено. Возможно, мне нужно было бы прогнуть его настолько, насколько это только возможно. Вот только я не хочу быть призом. Я хочу быть его любимой женщиной, которая обожает его не меньше, чем он ее, и не скрывает этого. Хочу быть с ним на равных, хочу быть достойной любых его секретов. Теперь, когда я поняла, что он за человек на самом деле, я хочу быть не для него, а вместе с ним. Это действительно то будущее, которое я вижу для нас.

— Можно, Демин, — тихо разрешаю, он не дает даже закончить: моментально подхватывает и рывком прижимает к себе. И поцелуи снова глубокие, объятия горячие. Он сам очень горячий, адски соскучившийся. Такой сильный и могучий, и мне не терпится ощутить на себе всю его страсть, всю жажду моего тела. Я не хочу, чтобы он сдерживался, только не сегодня. Отныне у нас будет все по-взрослому.

Я буду ждать его из командировок ради таких встреч. Всегда буду его ждать.

Он тащит меня на диван, я только успеваю пискнуть про презервативы, он кивает. Бросает на спину, разводит широко мои ноги, целует быстро и алчно: бедро, лобок, живот, грудь, шею. Потом губы, одновременно направляя член в меня и толкаясь бедрами. Я никому его не отдам.

Это ночью Демин любит меня долго, с большим удовольствием. Сначала сильно, нетерпеливо, затем мучительно медленно.

* * *

Когда наутро звонит отец, чтобы сообщить о сорванной встрече, я уже сушу волосы после душа. В эту пятницу папа собирался взять меня на важное собрание с акционерами, которое запланировано в закрытом ресторане-клубе за городом. Роль мне отводилась маленькая: молчать, слушать, мотать на ус. Но зато потом мы, как обычно, планировали выпить кофе в городе и подробно обсудить каждую реплику.

— Совсем отменяется или переносится? — не сразу понимаю, что происходит.

— Переносится на вторник. Так что спокойно приезжай в офис, как обычно.

— Ясно. Папа, а у тебя все в порядке? Голос уставший.

— Все хорошо. Паша опять звонил, — это мой старший брат, — опять нервы мотал, ты знаешь, как трудно с ним разговаривать.

— Ладно, не принимай его близко к сердцу. Но кофе-то мы попьем после обеда? Или работа-работа без радостей?

Он посмеивается:

— Конечно, попьем. Я потом скажу во сколько.

— Отлично. Хорошо, что ты позвонил, я тогда не тороплюсь и спокойно собираюсь. Вчера поздно вернулась домой, мы с Ромой помирились.

— А вы разве ссорились?

— Папа! А то ты не догадался!

Он снова смеется. Люблю, когда он в настроении:

— Вот и молодцы, я правда рад. Он хороший парень, Янка. Ему дали отличную характеристику. Порядочный, честный, не подкопаться. Ты не смотри, что бедный пока. Дай Бог, ненадолго.