— Блть, какая ты горячая, это просто пздц. Прости за мат, голову сносит.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — трогательно трется своим носом о мой и отстраняется.

— Рома, обними меня, пожалуйста, — прошу сама, зная, что он вполне может, не подумав, оторваться от меня и пойти в душ или вообще отвернуться и уснуть. Ему следует говорить о таких вещах.

— Конечно. Ты когда кончаешь, так пульсируешь там.

— Тебе приятно?

— Не думаю, что испытывал что-то приятнее, — он ложится рядом и послушно обнимает меня. Дрожь пробегает по его телу, когда я провожу ладонью по его яичкам. Мы так и лежим, не отлепляясь друг от друга. Нет сил ни на одно лишнее движение. Ни на одну умную или бестолковую мысль. Поэтому я говорю ему только через несколько минут:

— Рома, у нас будет малыш, — дрожащим голосом. — Я сама недавно узнала, представляешь? Это уже точно, ошибки быть не может. Но ты не переживай, врач сказала, что можно заниматься любовью, правда, без фанатизма. Тем более что мне постоянно хочется. Это нормально и даже полезно.

Он никак не комментирует мои слова. Мне кажется, обнимает чуть крепче, но при этом не произносит ни звука. Когда я оборачиваюсь, вижу, что Демин спит. Придется считать, что это была репетиция.

Совсем скоро моя жизнь кардинально изменится. Это неизбежно, заманчиво, но вместе с тем — тревожно. Он порядочный, я практически уверена, что сделает мне предложение, на которое я отвечу согласием. Мы подадим заявление и начнем думать, где теперь будем жить. В моей или его квартире? Нам нужна детская или хотя бы место, куда поставить кроватку. Вдруг он не захочет переезжать ко мне, а у него лифт не ходит до десятого, и как я с коляской? Нам предстоит решить такое огромное количество вопросов, что мне немного страшно! А затем мелькает мысль — вдруг не сделает? Он уже был женат, что если не захочет ставить второй штамп в паспорт? Предложит просто жить вместе, что в общем-то тоже неплохо, если рассуждать рационально, но вряд ли я смогу чувствовать себя при этом счастливой.

Меня страшат оба варианта, мне нужно совсем немного времени. Я обязательно скажу ему завтра. Или в понедельник. Сначала только как следует высплюсь.

Глава 43

Дёмин

Янка ведет себя довольно странно, но списываю подозрительное поведение на переживания из-за отца. Бывает, ловлю ее на том, что смотрит на меня. Молча. Долго. Спрашиваю: «Что?» Улыбается и отворачивается. Ладно, непросто ей приходится, но, на удивление, девушка отлично держится. Все-таки она — куколка: впечатлительная, ранимая, честная, — ей обязательно нужно сделать все правильно. Возможно, этим она меня зацепила в том числе. Простила мне разрывы с другими женщинами (да неужели?), теперь можно двигаться дальше.

Она ведь отдает себе отчет в том, что мы не предохраняемся? Вообще. С ней в постели совсем другие эмоции, с первого дня хотелось без резинки. Как бы по-простому объяснить? Если случится незапланированная беременность, я не стану употреблять слово «залет», и никто не станет, уж я об этом позабочусь. Оно неподходящее, оно про навешанные обязательства.

Эта женщина будет жить со мной, будет любить меня, будет считать себя моей настолько, насколько только один человек может принадлежать другому. Я сделаю все необходимое и даже больше, чтобы она продолжала вот так смотреть на меня: с обожанием и восхищением. Кончать со мной ярко, красиво, как той ночью, когда чуть не съел ее в момент экстаза, как конфету. Она будет смеяться, остро шутить, писать мне сообщения, которые никогда не надоедят. Я хочу заботиться именно о ней. Возможно, поэтому испытываю небывалое удовлетворение, наполняя ее собой снова и снова. Каждый раз что-то во мне отзывается потребностью кончить именно в нее, сделать до конца своей. То самое ощущение правильности. Чтобы ждала меня дома. Родила мне детей. Была довольна, удовлетворена и счастлива. Со мной.

Бывшие подруги нередко упрекали меня в том, что я не чуткий человек. Игнорирую переживания других людей и даже не стараюсь казаться лучше. Но с Яной мы вроде бы начали разговаривать. Мне бы прямым текстом почаще самую суть, чтобы не сломал то, что построили. И было бы всегда как сейчас. Хорошо же?

* * *

Три выезда за ночь — это много. Один — на трассу, там прошло быстро: клиентов остановили, скрутили, доставили. Два — в клубы, здесь дольше. Мы залетам и делаем работу за пару десятков секунд, но потом пока опера ищут трезвых понятых, пока допрашивают свидетелей… Отвратительнейшее зрелище, когда обдолбанные или пьяные в стельку женщины пытаются предлагать себя полицейским. Мужики в этом плане ведут себя скромнее, знают, что могут получить, и помалкивают, глаза в пол. Эти лезут чуть ли не на руки, пытаются трогать оружие, резко отстраняешь от себя на вытянутую руку — кричат, что их калечат.

Сегодня одна такая со своим же мужиком сцепилась. Ему за нее стало стыдно, в итоге кое-как вырвали женщину из цепких рук любовничка. Это он так нам услугу пытался оказать, пока «принимали» хозяев заведения. К чему я рассказываю? Не зря после смены мы остаемся весь следующий день тренироваться. Накопившуюся негативную энергию нужно куда-то выплеснуть, выложиться физически, проораться, грубо говоря, на полигоне, чтобы домой идти спокойным, выпотрошенным после непростых часов. И потом в кругу родных расслабиться и заполнить образовавшуюся пустоту совсем другими эмоциями, уже приятными.

Никогда. Ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах нельзя нести негатив домой. Иначе ничего в жизни не будет, кроме бутылки.

Вот как раз сегодня мне спортзала и не хватило. Отпросился у Тодорова, дело важное, он понял. Еду сразу в клинику, Яна должна быть уже там. Я немного опаздываю: поздно вернулись, потом затянули с построением.

Вижу, стоит Снежинка на улице, ждет меня. На снежинку совсем больше не похожа: в яркой курточке, волосы в темную косу убраны, без шапки. Красивая, стройная, гибкая — загляденье. Правда, не одна. Припарковаться близко не получается, сворачиваю на ближайшем перекрестке в поисках свободного места. Вчера ее отцу провели имплантацию сердечного клапана внутрисосудистым способом, то есть без вскрытия грудной клетки. Операция заняла пять часов, прошла хорошо, вечером Владимир Иванович пришел в себя, Яна звонила, рассказывала, что удалось даже повидаться. Но ночью что-то пошло не так, сейчас узнаю, что именно.

Яна разговаривает с братом, быстро подхожу, здороваюсь, обнимаю ее одной рукой, она сразу же прижимается.

— Роман, — представляюсь.

— Павел Владимирович, — пожимает мою руку. Почему-то в глаза смотреть избегает, предпочитает украдкой, будто исподтишка. Виски седые, взгляд уставший и весь какой-то неприятный. Может, кажется.

— Какие новости? — спрашиваю у Яны.

— Все хорошо. Поднялось давление ночью, не могли понять, в чем проблема, но сейчас все в порядке. Врачи, конечно, проводят тесты. Тесты-тесты, я уже не могу слышать это слово!

— Как же им иначе понять, по-твоему? — ее брат делает вид, будто сказал что-то умное. — Погадать на кофейной гуще?

— У тебя, Ром, нет знакомой гадалки? — спрашивает Яна, быстро закатывая глаза.

— Ты же знаешь, что есть. Сейчас возьмем кофе и отправимся к ней, — говорю ободряюще, поглаживая ее по плечу. Павел качает головой и с совершенно серьезной миной, сухо попрощавшись, направляется в сторону парковки.

— Я рад, что все хорошо, — говорю ей. — Ты домой или на работу?

— Наверное, сначала домой, нужно перевести дух. Как они меня все бесят! У него всего лишь давление поднялось, а мама уже в слезы, брат же измучился, почему накануне отец переписал завещание. Как вообще об этом можно говорить при живом человеке?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Волнуется, что компания отойдет тебе?

— Он считает, что бедный полицейский со мной из-за денег. Мне кажется, я его ненавижу.

— Ага, больше-то тебя не за что любить, — посмеиваюсь и, забывшись, кладу руку на ее бедро.

— В свете последних событий, эта шутка не кажется такой уж смешной, Ром.

— Каких событий?

— О, черт. Он-то что здесь делает?! Вот этих.

Глава 44

Яна

Увидев направляющегося к нам Сысоева, я от злости сжимаю кулаки. Прекрасно понимаю, что мне не рекомендуется нервничать. Да что там, я у палаты отца старалась медленно и глубоко дышать, чтобы не упасть на пол и не рыдать, сжимаясь в комочек от животного ужаса потерять самого близкого человека. Не упала и не рыдала. Я скоро сама стану матерью и не могу позволить себе такое поведение. Да и папа бы мною не гордился. Сейчас же все раздражение, что копилось со вчерашнего вечера, вспыхнуло и потребовало немедленного выхода.

Кто бы что ни говорил про нас, цивилизованных людей двадцать первого века, но во время ссоры мы готовимся к драке. Вернее, наш организм готовится на всякий случай, не советуясь с разумом и воспитанием. Иначе как объяснить ускоренное биение сердца, мгновенно приливающую к лицу кровь, неосознанно сжимающиеся в кулаки пальцы.

Мне хочется дать физический отпор этому человеку, которого некогда принимала за родного и близкого. Какой же слепой я была! Неудивительно, что окружающие считали меня инфантильной.

Сысоев приехал не ко мне, ну еще бы. Кричит Павлу, машет. Тот оборачивается, и они направляются навстречу друг другу мимо нас с Ромой. Спелись, как я и догадалась. Ненавижу.

Прошлым вечером я задержалась на работе: не хотелось коротать время в одиночестве. К маме тоже не могла, она плакала без остановки, мне еще больнее рядом с ней. Переписывалась с Ромкой, который тоже скучал на смене, перебирала документы, доделывала текущие вопросы.