— Если вы немедленно не уберёте из квартиры пса, я буду жаловаться! Мы пожилые люди, нам требуется отдых, а вы мешаете своим лаем! — рубанул сосед.

В мозгу у меня что-то щёлкнуло. Видно планка сорвалась. Вечно со мной так: терплю-терплю, старательно пытаясь удержаться в рамках учтивости, а потом «бац», и о мирном урегулировании конфликта можно забыть.

— Полаять я, конечно, могу, для разнообразия, — с вызовом сказала я. — Но в основном предпочитаю изъясняться на языке, доступном пониманию окружающих. С вами, к примеру, буду говорить по-русски, хотя и не уверена, что он вам достаточно понятен! Вы ещё и меня переживёте! А отдыхать можете в любое, свободное от лая, время! Вы же ничем не заняты, кроме еды, сна и просмотра телесериалов! Не удивлюсь, если вам даже неизвестно, что есть пенсионеры, вынужденные трудиться, чтобы заработать свою горбушку хлеба, потому что мизерной пенсии ни на что не хватает! У вашей же семьи есть всё для счастья! А вы всё равно постоянно чем-то недовольны! Я не знаю, с чего вы решили, что мир принадлежит только вам, но вы сильно заблуждаетесь! Знаете, сегодня я встретила бомжа. Так вот, представьте, и ему тоже принадлежит кусочек мира!

— Ах вот как вы заговорили?.. — протянул сосед. — А прикидывались такой воспитанной, интеллигентной девушкой!

— А мне надоело прикидываться! — заорала я, тщетно пытаясь обуздать вырывающуюся наружу пламенную речь. — И я сомневаюсь, что лай моей собаки вам слышен лучше, чем мне — звук вашего идиотского телевизора! Такое впечатление, что у вас вся семья глухая! А если действительно тугоухая, непонятно, как вам может помешать лай в соседней квартире?! По всем прикидкам, вы его вообще слышать не должны! Или это у вас прикол такой — людей доста…

— Всё ясно! — перебил Бронштейн. — Завтра же я буду жаловаться!

— Да хоть в ООН!

— И уж поверьте, — закивал сосед, — я найду на вас управу!

— Бог в помощь! — рявкнула я и уже собралась захлопнуть дверь, но тут Азаров как раз закончил разговор и появился в прихожей.

Он деликатно отодвинул меня в сторону и строго спросил:

— В чём дело, товарищ?

Бронштейн, не ожидавший увидеть в моих апартаментах незнакомого крепкого парня, опешил.

— А вы… кто?.. — растерялся он, машинально поправляя очки указательным пальцем.

Следует заметить, что соседи мои были людьми боязливыми. Это сейчас я одна, и они осмелели. А когда, например, у меня жил Димка, очень даже опасались идти на открытый конфликт.

— Служба госбезопасности, — во второй раз за сегодняшний вечер сурово произнёс Виктор, привычным движением открывая свой «волшебный» документ. — Так я спрашиваю, в чём дело?!

Магическое словосочетание отразилось на лице соседа священным ужасом. Бедняга Бронштейн, наверное, в секунду вспомнил все жуткие истории про НКВД, и угроза, некогда исходившая от Димки, показалась ему невинной забавой.

— Эээ… — проблеял он, отступая, — собачка у вас громко лает… а у меня родители… пожилые…

— Собака служебная, — грозно двинулся на него Азаров. — Здесь на задании. Имеете что-то против?

— Я… то есть, мы… нет. Раз так… конечно… мы только за, — закивал сосед. — А почему на задании? — набравшись храбрости, с дрожью в голосе спросил он. — Что-то случилось?..

— Сведения секретные. Мы не вправе разглашать, — ответил Виктор, затем смерил Бронштейна непроницаемым взглядом и добавил: — Хорошо, вам скажу. Готовится теракт. Будет лучше, если вы на время покинете этот дом. Месяца на два. А лучше до весны.

Виктор говорил очень серьёзно, а я еле сдерживалась, чтобы не захохотать, настолько смешно было наблюдать, как сосед таращит глаза, прижимая к груди холёные ручки. Представляю, как загудит сейчас это осиное гнездо!

— А теперь — свободны, — резко сказал Виктор. — И не вздумайте болтать! Спецслужбам лишняя огласка не нужна. Сами понимаете, паника начнётся, а нашему ведомству это ни к чему. Вся операция может сорваться. Вы, я вижу, человек положительный, надёжный, вам можно доверить государственную тайну.

— Служу Отечеству! — выкрикнул Бронштейн, вытягиваясь и беря под козырёк.

— Но-но, — грозно осадил его Виктор, — к пустой голове руку-то не прикладывают!

— Виноват… — побледнел сосед, а я чуть не подавилась хохотом.

— Всё, товарищ, идите, спасайте семью, — Виктор снисходительно похлопал его по плечу, подталкивая к лестничному пролёту. — И помните: никому ни слова.

Бронштейн торопливо развернулся и неумело замаршировал по коридору, а на меня от долго сдерживаемого смеха напала икота.

— Ладно, оставайтесь, заслужили, — между спазмами диафрагмы, выдавила я. — Интересно, дорогие соседи прямо сейчас съедут или до утра подождут?

Глава 17. «Собака Баскервилей»

Ответ на этот животрепещущий вопрос мы получили примерно часа через полтора.

Федька был накормлен, сами мы тоже поужинали. Я убрала со стола, выглянула в окно и жестом пригласила Виктора подойти. Бронштейны споро загружали в микроавтобус чемоданы.

— Пара месяцев форы не так уж и мало, — с улыбкой заметил Азаров. — За это время многое может измениться. А вы меня ещё на постой брать не хотели.

— А я смотрю, вы шутник похлеще Димки, — тоже улыбнулась я и вздохнула. — Где теперь бедные Бронштейны скитаться будут?..

— А вам их уже жалко? — поразился Виктор.

— Ну не то чтобы жалко, а как-то неприятно, что люди из-за меня крова лишились.

— Рита, поверьте, эти найдут, где с комфортом пристроиться. И потом, что это вы чужие лавры присваиваете? Не из-за вас, а из-за меня. А точнее, вон, из-за кого, — кивнул он на собаку. — Правда, Федька?

«Злобный» пёс бросился на нас с поцелуями, радуясь, что на него обратили внимание. Не зная, кому отдать предпочтение, он попеременно стал облизывать то меня, то Азарова.

— Всё, всё, — отбивался Виктор, смеясь.

Что-то я не пойму, где тут народ злобность углядел? Прекрасный пёс, очень даже ласковый… А то, что дом охраняет, так, вроде, и положено ему так…

Я отвела Виктора в его временное пристанище, выбрав спальню подальше от своей и, не утруждаясь чрезмерным радушием, попросту указала гостю на шкаф, где хранилось постельное бельё.

Виктор вызвался перед сном прогулять собаку. Никакой необходимости я в этом не видела, раз уж Федька и так полвечера провёл на улице, но возражать не стала.

Пока мальчики гуляли, я нашла подходящего размера коврик и пристроила его в качестве собачьего места под розовым кустом. Однако, возвратившись, Фёдор полностью проигнорировал приготовленную подстилку. Растянувшись на пороге, он перекрыл входную дверь, демонстрируя, что поднимется только по тревоге. В общем, выбрал себе место сам.

Мы с Виктором пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.

Не знаю, как ему, а мне удалось заснуть далеко не сразу. Примерно с час память издевалась надо мной, подсовывая кадры из недавнего вещего сна. Был там один момент, когда мы с Азаровым целовались, как чумные, и вот эту сцену она повторяла с особым смаком, чем разозлила меня до невозможности.

За исключением этого, ночь действительно прошла на редкость спокойно. Я даже подивилась, насколько укрепляет сон присутствие в доме собаки и мужчины. Не говоря уж о тихом «семейном» вечере, который в целом оказался на диво приятным.


А вот утро…

***

Проснулась я от того, что Федька зашёлся лаем, а следом раздался душераздирающий визг. Я соскочила с постели и рванула в прихожую практически в неглиже. Виктор тоже отреагировал на вопль, но, успев, в отличие от меня, натянуть джинсы, появился в коридоре почти одновременно со мной, но значительно дальше от места происшествия.

По стене, продолжая голосить сиреной, распласталась Сашкина домработница Анюта, а Фёдор, стоя перед ней с разинутой пастью, грозно скалился и рычал. С обнажённых клыков капала слюна.

— Фу! — заорала я не своим голосом. Пёс даже ухом не повёл. — Нельзя! Свои! Ко мне! — с перепугу я стала выкрикивать все слова подряд, обычно используемые в подобных ситуациях собаководами:

Федька быстро глянул в мою сторону, прекратил рычать, но от добычи не отошёл. Бледная Аня, увидев, что в доме есть люди, перестала верещать на всю округу и машинально сделала шаг в мою сторону. Пёс тут же оскалился. Вид у него при этом был такой, будто он собирается обеспечить себя провиантом на ближайшие пару месяцев.

За это время, а прошло всего несколько секунд, хоть и показалось бесконечностью, Виктор преодолел разделявшее нас расстояние, схватил собаку за ошейник и оттащил в гостиную.

Я, ругая себя на чём свет за неосмотрительность, поволокла хватающуюся за сердце девушку на кухню, где стала отпаивать её валерьянкой вперемежку с чаем.

Вошёл Азаров, пощупал у потерпевшей пульс, предложил вызвать скорую, но получив заверения, что всё в порядке, удалился.

— Я цветы полить, — оправдывалась Анюта, дыша через раз. — Дверь открыла, только зашла… а из кухни эта собака Баскервилей как выскочит! Как залает, как зарычит! И главное, слюни у неё изо рта бегут, как у бешеной! Думала, со страху помру…

— Ань, может всё-таки вызвать врача? — спросила я, волнуясь за последствия перенесённого стресса. — Вон, и пульс у тебя учащённый.

— Да нет, не надо. Я уже почти успокоилась. А чего это у неё слюна так из пасти течёт? Может, и впрямь бешеная псина? — забеспокоилась она.

Я оглянулась на миску, вокруг была разлита вода. Всё ясно.

— Да нет. Просто Федя, скорее всего, пил, когда ты вошла. Если б не это, думаю, ты бы даже дверь не открыла.

— Интересная какая кличка. Значит, это он, а не она? Жуткий какой, огромный! Где ж вы его взяли, такого злобного?

— Да не злобный он, просто служба у него такая, — пожала я плечами.