– Я очень ценю твою доброту, княгиня, – двинувшись дальше по коридору, вежливо начал отвечать мужчина, – но, если мой сын проведет многие месяцы среди дворцовой стражи, в княжеских родах его станут почитать за простого сторожа, и под руку его ужо никто и никогда не встанет. Место для князя не среди покоев дворцовых, а во главе сотен кованых на бранном поле! Токмо там он должен жизни учиться, и токмо витязем его все должны воспринимать! И потому, досточтимая…

– Не спеши с ответом, князь! – резко остановилась уже Софья Витовтовна и предупреждающе вскинула палец: – Тебе есть над чем подумать! – Женщина повернулась к гостю лицом и посмотрела прямо в глаза. Затем предложила: – Давай посчитаем, княже. Ты потомок Владимира Храброго, Ярослав Владимирович, это достойный предок. Но ты четвертый сын! Выходит, два сына старшего брата выше тебя по знатности, а третий тебе ровня. Первый сын второго брата тебя старше, а второй ровня. Сын третьего брата знатностью равен тебе. А твой сын родовитостью младше тебя еще на один шаг. Тебе ли не понимать, что сие значит? Служба сотником в полку левой руки либо командиром стражи в захудалой крепостице. Дочь же твою станут сватать лишь женихи из детей боярских, каковых ты сам же станешь с презрением отвергать. Ты желаешь своим детям такого будущего?

Князь поджал губы и промолчал.

– Я не могу добавить твоим детям знатности, Ярослав Владимирович, – продолжила Софья Витовтовна. – Но жизнь во дворце – это знакомства, это знание интриг и разногласий, это возможность примкнуть к одной из семей, буде удастся завести выгодную дружбу. Твою дочь увидят самые знатные юные бояре, и это наверняка закончится для Марии удачным браком. И уж, конечно, я позабочусь, чтобы твой Василий получал места, на которых у него случится мало начальников и много доходов. Так что подумай хорошенько, прежде чем отвечать. Не лишай своих детей сего шанса на достойную жизнь.

– Я знаю, сколь велика власть великой княгини, Софья Витовтовна, – прошептал ее спутник. – Но я не понимаю, отчего ты вдруг решила оказать моим детям покровительство? И меня сие тревожит.

– Мне одиноко, Ярослав Владимирович, – пожала плечами женщина. – Ты же знаешь, какие слухи обо мне ходят в Москве? Меня не любит никто, кроме моего мужа. И сына. Подчиняются – да. Но не любят. Я привыкла, я считала сие нормальным. Но твой сын оказался другим. Вестимо, токмо с появлением твоего Василия я поверила, что служить мне можно с искренностью. И мне нравится, что твоя дочь называет меня матушкой.

– Да, Софья Витовтовна, – признал князь. – О тебе ходят странные слухи. И мне тревожно, что ты обратила свой взор на моих малых деток.

– Положим, Ярослав Владимирович, твой сын отнюдь не так мал, чтобы считать его малым беззащитным дитём, – покачала головой государыня. – Ведь ты же сам поставил его в дружину сражаться против татар! Я надеюсь, ты не считаешь меня страшнее татарской Орды? – улыбнулась государыня.

Молчание князя поведало, что в данном вопросе он сильно колеблется.

– Если твой сын увидит неладное, он всегда сможет защитить Ягодку от опасности, – спрятала улыбку женщина. – И потом, я ведь не прошу твоих детей в закуп, Ярослав Владимирович! Твое подворье рядом, твой удел при тебе. В любой день и час они вольны уйти и вернуться к твоему очагу. Но покамест, на сей час, как мне кажется, они своим положением довольны. Посему решай, Ярослав Владимирович. Станешь ли ты лишать их надежды на удачу али подаришь своим чадам возможность изменить судьбу к лучшему?

– Я не стану их неволить, Софья Витовтовна, – после краткого раздумья ответил боровский князь. – Но скажу им, что твоя свита есть весьма достойное место.

– Прекрасно, – слегка склонила голову московская правительница. – В таком случае, уверена, они не ошибутся с выбором. Они умницы!

– Всегда стану молиться о твоем благополучии, великая княгиня, – вежливо, но неопределенно ответил четвертый сын Владимира Храброго.

– И тебе поклон за верную службу, княже, – ответила Софья Витовтовна. – Дальше меня провожать не нужно. Мои покои уже за стеной.

Ярослав Владимирович некоторое время стоял на месте, глядя правительнице в спину, затем повернул в сторону парадных горниц, отделяющих его от дворцового крыльца.

За дверьми, на крыльце, он и застал своих детей, ожидающих, пока великокняжеская дворня подведет им коней.

– Вы уже здесь? – немного удивился он.

– Как государыня ушла, так сразу и Василий Дмитриевич поднялся, – поведал новик, постоянно потирающий свой бок. На сей раз он считался не на службе и потому явился без сабли, к которой привык, почти сжился. Тяжелого оружия на обычном месте юноше очень не хватало. – А что великая княгиня? Она ведь не просто так тебя с собой позвала?

– Сказывала, Ягодка желает все ее книги перечитать, – кивнул князь. – Это так, доченька?

– У матушки Софьи сказки зело интересные, – вскинула довольное лицо девочка. – И пастила вкусная. А еще халва есть. Из моркови! Ты знал, батюшка, что из моркови можно делать халву?

– Хочешь погостить здесь еще?

– Хочу, хочу! – обрадовалась девочка. – У нас дворовые няньки скучные. Всегда спят и ничего не рассказывают. А здесь все в коврах, и светильники золотые, и матушка меня обнимает все время!

Ярослав Владимирович пригладил бороду и не ответил.

– Что-то не так, батюшка? – спросил княжич.

– В этом мире все не так, – мрачно ответил четвертый сын Владимира Храброго. – В нем никогда не бывает справедливости. Кто-то рождается ястребом, а кто-то кроликом. Кто-то мужчиной, а кто-то женщиной. Кто-то старшим, а кто-то младшим. Сего невозможно изменить, сие надобно принять и смириться. В этом мире нет равенства. Кто-то всегда будет сильнее, быстрее, родовитее, а кому-то достаются смирение и нищета. И может статься, куда лучше выйдет служить ведьме, нежели прозябать в безвестности?

– Ты про Софью Витовтовну? – осторожно уточнил новик.

– Да как ты мог подумать подобное, помилуй бог?! – резко дернул себя за бороду Ярослав Владимирович, после чего трижды размашисто перекрестился. – Софья Витовтовна есть милейшая и добрая женщина, наша государыня, заботливая хозяйка и мудрейшая правительница! Оставаясь рядом с нею, юные отроки и девицы познают многие хитрости в делах повседневных житейских, равно как и державных. Посему, коли вы желаете остаться при дворе, то я совсем не против.

– Ура, батюшка, спасибо! – в порыве искренней радости Ягодка крепко обняла отца. – Я токмо сказки все перечитаю и к тебе сразу же приеду!

Василий выразил свой восторг не столь рьяно – но, похоже, волю отца принял с облегчением. Княжич только-только начал воспринимать себя настоящим боярином на настоящей службе – и возвертаться обратно в детские светелки отнюдь не стремился.

* * *

Тем временем в покои великой княгини неожиданно постучал ее царственный супруг. Постучал, сразу вошел, заставив вскочить с сундуков кравчую и холопок, склониться перед государем в низком поклоне.

– Где Софья? – решительно поинтересовался Василий Дмитриевич.

– Мы только что переодели ее ко сну, государь, – распрямилась княгиня Горчакова.

– Славно… – Великий князь резко толкнул дверь в опочивальню.

– Василий? – Софья Витовтовна как раз стояла возле перины, в шелковой шапочке на голове и в просторной голубой рубашке до самых пят, с узкой вышивкой по вороту и подолу.

– Ты ждала кого-то другого? – как-то недобро поинтересовался государь.

– Агриппина Васильевна, прости, – повернула голову к постельничей великая княгиня. – Ко мне пришел мой любимый супруг.

– Да, госпожа… – Княгиня Салтыкова, тоже одетая ко сну, понуро поклонилась и вышла наружу.

Василий Дмитриевич обошел постель, коснулся пальцами слюды в оконной раме. Оглянулся. Скользнул взглядом по гобеленам на стенах, ковру на полу, тяжелому парчовому балдахину над периной, огороженной резными досками из красного дерева. Ненадолго задержался глазом на потолке. Мужчине показалось, что нарисованные там стебли и цветы шевелятся. Хотя, скорее всего, это померещилось ему из-за дрожащего света от трехрожкового подсвечника.

– Я всегда рада видеть тебя, мой возлюбленный супруг, – прервала затянувшееся молчание Софья Витовтовна. – Но все-таки… Сегодня это случилось немножко неожиданно.

– Ты ушла из-за стола с посторонним мужчиной! – посмотрел прямо ей в лицо Василий Дмитриевич. – Перед сном! Так отчего бы мне и не обеспокоиться?

– Милый, ты ревнуешь?! – широко улыбнулась женщина. – Как это приятно!

– Приятно? – удивился великий князь.

– Ревнуешь – значит любишь, – склонила голову набок Софья Витовтовна. – Но если ты надеялся застать князя Боровского здесь, то увы. Мы расстались с ним еще до дверей на женскую сторону. Я всего лишь получила его согласие на службу его детей. Разумеется, теперь ты можешь взревновать меня к его сыну… Но тебе придется потерпеть еще лет пять, пока тот не станет мужчиной!

Женщина негромко засмеялась.

– Ты смотришь далеко в будущее, моя дорогая, – признал Василий Дмитриевич.

– Да, мой милый, – кивнула княгиня. – Вот только, увы, через пять лет моему новику вход на женскую половину будет уже закрыт.

– Правда… – согласился правитель. – Княжич ныне всего лишь ребенок. Зачем он тебе?

– Потому что ребенок, – пожала плечами Софья Витовтовна. – Из всех мужчин нашего мира мне интересен только один. И этот мужчина ты.

Московский правитель помолчал, кивнул:

– Спасибо, любимая, за таковые нежные слова. Прости, что побеспокоил в столь поздний час…

– Стоять! – спокойно, но твердо сказала великая княгиня.

– Что, милая? – вздрогнул Василий.

– Раз уж ты попал ко мне в опочивальню, мой милый, – женщина толкнула с плеч в стороны края ночной рубашки, – так просто я тебя уже не отпущу.

Ткань соскользнула вниз, с легким шелестом упала на пол, оставив правительницу совершенно обнаженной. Софья Витовтовна сама подошла к мужу, закинула руки ему за шею и крепко поцеловала в самые губы, горячие и чуть сладкие. И тут же недовольно фыркнула, вскинув ладони: