Княгиня-мать размашисто перекрестилась, подавая холопам условный сигнал, – и тут же снова, звонко и радостно, над всей Москвой запели бесчисленные церковные колокола.


Устраивать праздничный пир в честь воцарения юного великого князя Софья Витовтовна не стала, побоялась. Мало ли чего взбредет собравшимся вместе хмельным князьям, когда они останутся наедине с нею и десятилетним Василием? Ведь вся ее защита супротив огромной Москвы – это одинокий новик, пусть даже и храбрый до отчаянности. Ну и его восьмилетняя сестренка.

Посему великокняжеские амбары и погреба открылись нараспашку токмо перед челядью – на сей раз правительница сама разрешила ключнице побаловать своих верных помощников вдосталь.

Но холопы, слуги и рабы веселились у себя – внизу возле кухни.

Наверху же, в великокняжеских хоромах, торжества не случилось, и даже жизнь дворцовая осталась прежней: днем новопровозглашенный великий князь играл с княжной Боровской в ножички, выбивалы и камешки, Софья Витовтовна привычно проверяла дворцовые доставки и расходы, Василий Ярославович ходил за нею тенью в золотой ферязи поверх юшмана и поддоспешника, с саблей на поясе и кистенем в поясной сумке.

А вечером все они, единой дружной семьей, собирались в покоях княгини-матери.

* * *

На четвертый день после оглашения Василия Васильевича новым государем из удела неожиданно вернулась совершенно «исцелившаяся» княгиня Салтыкова, испросившая разрешения вернуться к своей службе.

Новым днем появились княгини Горчакова и Чечерина.

Тем же вечером правительнице поклонились службой еще три боярыни – и Софья Витовтовна поняла, что она победила!

Похоже, недовольные пребыванием «литвинки» в Кремле князья так и не придумали, каким образом можно обойти старшинство Юрия Дмитриевича в борьбе за трон. Ведь попытайся любой из них прогнать ведьму с отпрыском и сесть на ее место – старший в роду Дмитриевич подобного унижения не потерпит, подчиняться самозванцу не станет. Придет и накажет – убрав глупую голову с невезучих плеч.

Звенигородский князь – это вам не баба с мелким дитятем! Звенигородский князь – это крупнейшая дружина, это великий опыт победных войн, это уважение всего служивого сословия. С Юрием Дмитриевичем лучше не ссориться…

Обойти князя Юрия остальным боярам было невозможно. И так выходило, что, покуда он жив и покуда не намерен смещать племянника с трона, Василий Васильевич оставался за ним как за каменной стеной.

Помучившись с сей бедой несколько месяцев, московская знать все-таки смирилась с неизбежным: «литвинка» остается в Кремле. А раз так – надобно возвращаться к трону и искать милости у новой власти. Покуда сии милости – места, награды и земельные пожалования – не перехватил кто-нибудь другой.

Словно бы сломалась некая невидимая плотина – и коридоры, горницы и палаты великокняжеского дворца снова наполнились людьми. Вернулась свита княгини, появились с утренними поклонами советники ее покойного супруга, а юный Василий очень быстро снова оброс друзьями, опять носясь с юными княжичами в пятнашки или сражаясь в «конный бой».

Двадцать восьмого апреля Софья Витовтовна рискнула наконец-то собрать Боярскую думу.

Вопрос на сем заседании обсуждался какой-то совсем пустяковый: о выделении серебра на строительство засеки перед Рязанью да нового моста возле Тулы взамен обветшавшего.

Понятно, что строить надобно – дело обычное. Расходный лист утвердят обязательно, и по малости значения даже подпись правителя под ним не понадобится: печатник оттиск между делом поставит, и вся недолга.

Главным на сем созыве стало то, что на троне в Думной палате сидел юный Василий Васильевич, а рядом с ним стояла княгиня-мать. И никто их права на сие месте и первейшее слово не подвергал сомнению даже полунамеком.

– Сегодня ты ночуешь в отцовских покоях, – без особой радости поведала сыну Софья Витовтовна после утверждения думного приговора словом Василия и приложением к итоговой грамоте великокняжеской печати. – Пора.

– Но я не хочу, мама! – обиженно воскликнул мальчик, позволяя слугам снять с себя шапку Мономаха и тяжелую государеву шубу. – Мне с тобой нравится ночевать! И с Ягодкой!

– И мне сие нравится, сынок, – обняла его женщина. – Да токмо надо. Сие есть твой долг государя. Ты ведь ныне великий князь, разве ты забыл?

– Если я государь, если правитель, то почему я не могу спать там, где хочется?! – требовательно выкрикнул мальчик.

– По той же причине, Васенька, по какой лев не может спать в птичьем гнезде, – с мягкой улыбкой ответила княгиня. – Не место царю зверей на дереве среди веток. Смеяться над таковым властителем все звери начнут. А коли царь смешон, то и воля его смешна, и власть такая же. Глянь, и не станут собственные слуги его слушаться. А там и самому недолго в холопство скатиться.

Мальчик набычился. Он все еще не до конца понимал всего величия своего положения – но был достаточно умен, чтобы опасаться его потерять, превратиться в одного из слуг, что каждый день крутились вокруг.

– Ты великий князь, мое любимое чадо, ты государь великой державы. – Софья Витовтовна подняла за подбородок лицо мальчонки, заставляя смотреть себе в глаза. – Посему ты обязан спать в опочивальне государя, в постели государя, под охраной государева постельничьего и просыпаться в окружении мудрейших и знатнейших государевых слуг. Веселье и игры токмо после завтрака. Договорились?

– А можно Ягодка переедет со мной?

– Нет, милый, нельзя, – улыбнулась матушка. – Но ты можешь приходить ко мне в покои и слушать ее чтение.

– А в догонялки поиграть?

– Мое возлюбленное чадо… – вздохнула московская правительница. – Разве ты еще не заметил, что великие боги разделили наш мир на мужскую и женскую половину? Что мы, знамо, хоть и живем вместе, да токмо по-разному. Мужчины на мужской половине, а женщины на женской. Княжна Боровская девочка. Поэтому… – Софья Витовтовна развела руками. – Но зато мы все живем под одной крышей. Благодаря сему вы станете часто видеться. Хорошо?

– Да, матушка, – со вздохом смирился государь.

– Тогда ступай. Твоя дворня переоденет тебя в платье для игры в твоих новых покоях. Увидимся вечером.

Отпустив ребенка в руки дядек, женщина проводила его взглядом. А когда за царственным мальчиком закрылась дверь, громко сказала:

– Ты можешь больше не носить кольчуги, новик. Смуты не будет. Сегодня московские князья самолично поклонились моему мальчику. Поклонились Василию, признали себя ниже его, положились на его волю. Обратной дороги для них больше нет. Ибо – невместно. Отныне он старший.

– Ты говоришь со мною, матушка? – уточнил княжич Боровский.

– Конечно, мой мальчик, – повернулась к юному телохранителю Софья Витовтовна. – Ты у меня единственный!

– Я тоже мужчина, матушка, – напомнил Василий. – Мне тоже не место на женской половине.

– Тебе еще нет четырнадцати, – покачала головой правительница. – Еще пару лет о сем можно не беспокоиться, а там видно будет. Боги порою вытворяют с нами таковые чудеса, что токмо диву даешься. Еще неведомо, о чем через два года беспокоиться придется. Пойдем-ка мы лучше поужинаем, да и к себе.

Софья Витовтовна все еще не верила в происходящее. Всего два месяца назад она до дрожи опасалась за свою жизнь! Всего два месяца назад ее судьба висела на волоске! Всего два месяца назад она осталась одна супротив целого мира, и токмо преданность одинокого мальчишки оставалась для нее последней надеждой!

А уже сегодня – она стояла возле трона и принимала поклоны московской знати, их заверения в полной своей преданности, в готовности служить и не жалеть за нее своего толстого дряхлого живота.

К столь быстрой перемене оказалось не так-то просто привыкнуть!

Однако страх потихоньку отпускал, душа начала верить в безмятежность грядущего будущего. И даже в то, что боровского княжича можно наконец-то отпустить на отдых, не боясь остаться наедине с «казенной» дворцовой стражей…

– Скажи, Ягодка, ты веришь в чудеса? – спросила вечером Софья Витовтовна, усаживаясь в свое любимое место перед окном.

– Василий сказывает, такого не бывает, – ответила девочка. – Что все сие обман и глупая сказка.

– А вот я верю, – улыбнулась женщина. – Иные дела иначе как чудом не объяснить. Давай, Ягодка, откроем сегодня сундук, каковой стоит внизу, вторым от угла. Насколько я помню, он крашен охрой по стенкам и лазоревой краской поверху, с сердечком возле замочной скважины. Нашла? Там внутри много свитков на воротках, все с номерами. Бери самый первый и подставку для перемотки. Сегодня я хочу послушать о чудесах.

Девочка послушно закрепила извлеченный свиток на подставку из двух ароматных сандаловых вилочек, чуть отмотала, взяла вороток из красной вишни, подтянула ближе к себе и звонким девичьим голоском начала читать:

– «Сей правдивый рассказ повествует о царе Шахрияре, его брате Шахземане, неверной жене и премудрой Шахерезаде, дочери царского визиря…»


18 ноября 1425 года

Москва, Кремль

– И Шахерезада прекратила дозволенные речи… – Княжна Боровская докрутила свиток до конца, вздохнула и откинулась на стенку возле окна: – Какие чудесные истории, матушка! Как жаль, что все сие всего лишь сказки. В жизни такого никогда не случается…

– Не грусти, Ягодка, – посоветовала из кресла княгиня-мать. – В жизни случаются истории, куда более невероятные и удивительные. И, может статься, твоя сказка станет еще диковиннее, нежели придуманные Шахерезадой истории.

– Нет, матушка, – отнесла закончившийся свиток обратно в сундук девочка. – Я уже большая, я все понимаю. Сказки – это сказки. А жизнь – это жизнь. В жизни все по-настоящему. В жизни чудес не случается. В жизни все иначе.

– Ох, какие мы взрослые, ох, какие мы умные. Ох, какие мы серьезные! – широко улыбнулась Софья Витовтовна. – Выходит, Ягодка, ты совсем-совсем не веришь в сказки?