Марина нахмурилась, недоверчиво покачала головой:

– Так это же еще хуже…

– Нет, ошибаешься! Это очень интересно! Старому облезшему зданию вернуть первоначальный облик – это классно! Ты только представь: здание, скажем, девятнадцатого века: лепнина, завитушки, кирпичный орнамент, резные наличники… Это на самом деле очень красиво! Только за век-полтора всё уже обветшало, смотреть жалко… А мы берем дом в работу – и возвращаем ему тот вид, который был задуман архитектором. И получается конфетка! При этом хозяева обычно просят восстановить внешний вид «как в старину», а внутри чтобы дом был современный. Это тоже интересная задача! Напичкать современной техникой такой вот сказочный теремок. Если в доме был предусмотрен камин – мы делаем его доминантой зала. В смысле – главной деталью. Но при этом дизайн интерьера таков, что старинный камин мирно уживается с современным телевизором, кондиционером.

– И что, за это хорошо платят?

– Да, очень хорошо. Ведь такие особнячки покупают люди богатые, так уж на реставрацию не скупятся. Так что деньгами мы не обижены, к тому же есть простор для творчества. Не то что в типовых многоэтажках…

– А Тоша у тебя что делает? Он же не учился на архитектора…

– Тоха занимается финансами. Вот на это он как раз учился.

– Ну… хорошо… – пожала она плечами. – Я рада и за тебя, и за Тошу. Давай-ка я тебе травяного чаю принесу.

Она ушла на кухню. Роман лежал, расслабленно глядя в потолок. Надо же, как хорошо здесь… Тихо, уютно, тепло. А главное – спокойно. Век бы пролежал в этой убогой комнатке с низким потолком… Ощущение было такое, будто он попал в другое измерение. В хорошую, добрую сказку, где люди доброжелательные, еда вкусная, время течет неспешно. И даже болеть не страшно.

В печной трубе хозяйничал ветер: то тихо напевал, то сердито бормотал. Роман подумал – а ведь это тот самый ледяной, злой зимний ветер, который его чуть не сгубил. Но страшным он был только в зимнем поле. А в печной трубе казался безопасным и даже уютным. Лежать в теплой комнате и прислушиваться к его напевам было очень даже прикольно.

Вернулась Марина, подала ему кружку с травяным отваром.

Отпив, он пристально посмотрел на нее:

– Однако я так и не понял: что занесло тебя в эту глухомань?

– А, ну да… В общем, стала я зарабатывать на жизнь пением. Мишель подсуетился, нашел какую-то подпольную фирму, записал кассету с моими песнями. Решил мне имя новое придумать. Сценический псевдоним.

– Зачем это? Марина – имя красивое!

– Красивое, да наше. А поскольку баллады я пела на английском, причем без акцента, спасибо родной школе, так Мишель решил, что меня вполне можно выдать за британскую исполнительницу. Зарубежных лучше покупают. А за местную, пусть даже сто раз талантливую, раскошеливаться не хотят. И ты знаешь, кассеты стали продаваться!

– Так имя-то выбрали?

– Перебрали множество: Патриция, Миранда, Джессика, Моника, Мелисса, Кимберли… Но каждый раз оказывалось, что уже есть певица с таким именем.

– На чем же остановились?

– Хлоя. С таким именем вроде никто на эстраде замечен не был. По крайней мере, у нас о таких не знали. И стал Мишель делать бизнес на кассетах. Так непривычно поначалу было слышать собственное пение из всех киосков…

Роман резко сел в кровати:

– Подожди-подожди… Хлоя, которая поет рок-баллады, – это ты?!.

Она кивнула. Не рисовалась, не смущалась, даже не гордилась. Просто кивнула. Как будто он спросил, умывалась ли она сегодня. Ну, или что-то в этом роде. Даже не спросила с придыханием: «А что, ты слышал? Тебе понравилось?». Просто кивнула. Умереть – не встать… Полное отсутствие тщеславия.

Вместо того чтобы поговорить о своем творчестве, она сунула ему в руки кружку:

– Ты пей отвар-то! Остынет совсем… А в траве – вся сила! Она куда лучше таблеток лечит. Меня бабушка в детстве всегда травой отпаивала. От любых хворей помогает!

Роман машинально сделал пару глотков.

Марина продолжила:

– А сейчас я расскажу тебе самую грустную часть истории. Мать спилась окончательно. Из дому выходила только тогда, когда меня не было дома. И где-то напивалась. Я возвращалась домой – она уже лежала в отключке. Мне оставалось только комнату проветрить, чтобы не задохнуться в алкогольных испарениях. Я видела по содержимому холодильника, что иногда она все-таки что-то ела. Ну, уже хорошо. Продукты покупала и еду готовила я, это понятно. А вот кто ее поил – этого я понять не могла. Проконтролировать тоже. Оставалось мириться.

А потом мать умерла. Очень тихо, во сне. Я утром встала – она спит. Ну, я пошла заниматься домашними делами, потому что ведь работали мы по вечерам, а день был в моем распоряжении полностью. Конечно, дел особых у меня было. Ну, в доме убрать, в магазин сходить, суп сварить. Кстати, я тогда как раз сварила утром суп. Решила: хватит матери спать, пусть поест горячего. Подошла будить – а она уже окоченела. Видимо, еще в середине ночи умерла. Я кинулась «скорую» вызывать. Они приехали – и просто констатировали смерть.

С похоронами мне очень помогли друзья-музыканты. Я даже не представляю, как бы справилась в одиночку… В общем, похоронили. Поминали тоже с ними. А с кем еще? Собутыльников маминых я не знала, а больше с ней никто не общался.

А дальше началось самое интересное. Не столько интересное, сколько страшное. Оказалось, что дома у меня больше нет, потому что он давно заложен. После смерти бабушки мать приватизировала квартиру только на себя, дети в этом процессе почему-то не учитывались. Потом она взяла в банке огромный кредит под залог квартиры. Куда она дела такую прорву денег – я понять не могла. Ну люди берут кредит на покупку машины, на развитие бизнеса – это я понимаю. Но какой из моей мамаши бизнесмен?… Она горазда только пропивать деньги, но никак не зарабатывать. Но чтобы пропить столько денег, у нее бы просто здоровья не хватило! Она же не коньяк дорогой пила, не французское шампанское. Так, дрянь всякую… Я посидела, подумала – и решила, что она, видимо, взяла кредит по чьей-то указке. И этот «кто-то» ее подпаивал. А другого ничего ей и не надо было.

Но ведь долг надо отдавать! А чем? У меня денег нет, понятно. Кому она отдала этот кредит – неизвестно. В общем, за долги банк квартиру продал.

– Погоди! Что значит – продал? – не понял Роман. – А ты как же? На улицу тебя, что ли, выставили?

– Куда деваться мне – никого не интересовало. То есть – да, по сути дела – выставили. Если бы я была еще несовершеннолетней, то за меня могли бы вступиться какие-то органы опеки. Ну, или кто там занимается детскими проблемами… Но ведь мне уже исполнилось восемнадцать, школу я окончила, а значит, должна заботиться о себе самостоятельно. Продав мою квартиру, банк забрал все свои деньги сполна. И там еще осталась небольшая сумма, которую мне честно отдали.

– И что ты сделала?

– А что я могла сделать? Поплакала, конечно, душу отвела. Но слезами делу не поможешь. На те деньги, что мне отдали после продажи квартиры, жилье купить было невозможно. Я поняла, что мне надо снимать комнату. Ходила, смотрела варианты. Мои музыкальные заработки, конечно, позволили бы мне платить аренду. Но я уже в душе ощущала себя бомжем. Не могла поверить, что мать могла так со мной поступить. И почему? Но у нее уже не спросишь… В общем, я искала себе пристанище. Оказалось, это непросто. Я же не могла себе позволить снимать отдельную квартиру. Я смотрела комнаты «с подселением». То есть с соседями по квартире. А там такие типы попадались… То чета алкоголиков сдавала одну из комнат в своей двухкомнатной квартире, чтобы на вырученные деньги можно было дальше пить-гулять. Но мне зачем такое соседство? Как будто мне пьющей матери было недостаточно… То бабушка – божий одуванчик искала молодую здоровую девушку, чтобы ухаживала за ней. Предлагала за это жить у нее бесплатно. Только чтобы по хозяйству помогала. Я так обрадовалась! Думаю: надо же, как повезло! Ну что там трудного? Приготовить, убрать, постирать? Да ведь я и так это делаю! Совсем уж было с ней договорилась, но только во дворе меня остановила бабушкина соседка и всё мне объяснила. Оказывается, эта бабушка – с большим прибабахом. У нее полно родни, но никто с ней не хочет знаться. Поэтому она время от времени берет себе на постой квартирантов. И вот она вроде такая тихая, спокойная, добрая. А потом у нее в голове что-то перемкнет – и всё. В общем, все квартиранты от нее спасались бегством. А потом у нее в мозгах снова наступает просветление, и она ничего не помнит из того, что творила буквально вчера. Последняя квартирантка как-то среди ночи встала воды попить, и обнаружила бабушку в кухне.

– А это что – преступление? Ну, бессонница была у бабули. У стариков это бывает.

Марина согласилась:

– Бывает. Но не все старики газовые краны открывают. Эта квартирантка зашла на кухню. Хорошо, хоть свет не включила. Хотела по-тихому водички попить, чтобы хозяйку не будить. И видит: сидит хозяйка на табурете, ручки смирно сложила на коленях. А из газовой плиты, из всех четырех конфорок, со свистом выходит газ. Девушка соображала быстро: краны перекрыла, окно распахнула, бабулю уволокла из кухни в комнату. И спрашивает: что случилось? Зачем краны открыла? А бабуля исподлобья глянула и зло так ей отвечает: «Ты меня со свету сжить хочешь, я знаю. Так вот я решила раньше тебя извести, чтобы ты меня не убила». А то, что сама бы тоже умерла, бабуля даже не подумала. В общем, наутро квартирантка собрала вещички – и была такова. Правда, соседей предупредила, чтобы были начеку: бабуля запросто может всю пятиэтажку взорвать в один момент.

– Ничего себе! Упаси господь от таких соседей…

В Романе проснулся архитектор. Какое святотатство: кто-то этот дом планировал, строил, а душевнобольная бабушка может его разрушить! Только потому, что у нее, как сказала Марина, «в голове перемкнуло».

– Надеюсь, они сдали ее в психушку?

– Откуда я знаю? – удивилась Марина. – Я и не приходила туда больше. Мне и без сумасшедшей бабки проблем хватало. В общем, нашла я в конце концов нормальное жилье. Соседками были две девушки-студентки. Нормальные девчонки. Решила я туда переезжать. Квартиру свою пора было освобождать. И так люди, что ее купили, согласились подождать немножко, пока я себе жилье найду. Спасибо им, вошли в положение. Ну, особых пожитков у нас не было, перевозить было нечего, оставалось только материн диван выбросить. Стала я его разбирать – и ахнула! У нее в недрах дивана были спрятаны деньги! Оказывается, она кредит, что в банке взяла, никому не отдавала, сама пропивала потихоньку. Тогда только я поняла, откуда деньги на выпивку она брала. Я-то думала, что ее собутыльники спаивают! Еще удивлялась: зачем это кому-то делать? А на самом деле ей и собутыльники были не нужны. Она давно жила по принципу «сам пью, сам гуляю». Поэтому, наверное, она из дому за бутылкой выходила только в мое отсутствие. Боялась, что я захочу как-то убрать ее спальное место, перестелить, и обнаружу деньги. Этого она допустить не могла. Поэтому при мне она все время была дома. Лежала на своем драгоценном диване с тайником. Ну, я ее и не трогала. Только простыни чистые ей выдавала, она сама перестилала.