– А зачем? Моя коленка от этого зажила бы, что ли?

– Тоже верно.

– Вот! А вы бы с Тошей могли из-за этого поссориться. А смысл? И знаешь, Рома, мне кажется, ты вообще такой: человек-скорпион. Бьешь неожиданно и метко. Причем – точно в цель, по самому больному. Может, для тебя по жизни это хорошо. А вот для моей жизни – плохо. Всегда. Так что про Милу у меня больше не выспрашивай. Хотя бы ее постараюсь защитить.

Он разозлился:

– От кого защитить? От родного отца? Который мечтает с ней познакомиться? Кстати, мне ведь, как этой вашей Раисе Петровне, свое имущество завещать некому. Разве что фондам каким-нибудь. Их нынче столько расплодилось, и сплошь – ворьё… А так оставлю родной дочери. Ты хоть об этом подумай!

Она снова прищурилась:

– Хочешь купить ее любовь? Не получится. Милка – вся в меня. Ее не деньги интересуют, а люди. К тому же на бедность мы не жалуемся. Так что благодарим, барин, за щедрость вашу. Но мы обойдемся.

Он досадливо цыкнул и ударил в сердцах кулаком по колену. Вот непробиваемая! Ничем не проймешь…

– Так как же мне с дочкой-то повидаться? Неужто придется обходить все школы и спрашивать, не работает ли у них учительница по имени Людмила, а по отчеству предположительно Романовна? Или не Романовна? Тоже отчество дала ей от фонаря? Как тебе – твоя мамаша?

– Что ж, попробуй, походи. Школ в городе много. Развлечение тебе будет надолго.

– Какой предмет хоть преподает?

Она только улыбнулась. Не скажет, понятно. Теперь уж точно ничего от нее не добьешься. Ладно. Он решил быть хитрее и перевел разговор.

– Кстати, ты сказала, что зарабатываешь на жизнь искусством. Голос вернулся?

– Нет. Не вернулся. Моя вокальная карьера закончилась, едва начавшись.

– Тогда – я не понимаю… Ты открыла в себе талант живописца? Не удивлюсь, с тебя станется. Картины пишешь?

– Пишу, да. Только не картины, а книги.

Он прыснул:

– Какие еще книги?

– Вот такие. – Она взяла со столика сегодняшнюю покупку. – Даже не то что «такие», а конкретно – эти.

– Совсем запутался… Объясни.

– Объясняю. «Белый Шоколад» – это я.

– В каком смысле – ты?

– В самом обычном. Я и есть тот умный мужик, которого ты так нахваливал.

– Ты шутишь?…

– Нет.

Каким-то шестым чувством Роман вдруг понял, что она действительно не шутит. Правду говорит. И тут у него перехватило дыхание. В буквальном смысле. Дышать хотелось, но не получалось ни вдоха, ни выдоха. Должно быть, он стал то ли краснеть, то ли бледнеть. А может, даже синеть. Потому что Марина вдруг подхватилась с места и бросилась к нему, стала хлопать его по щекам и дуть в лицо.

– Тебе плохо? Рома, что с тобой? Дыши, дыши! Лекарства есть? У тебя сердце? Или астма? Господи, что же делать…

Она растерянно суетилась, продолжала дуть ему в лицо, потом побежала в кухню за водой. И только когда она убежала из комнаты, он протяжно, со свистом, наконец-то вздохнул полной грудью. Когда она вернулась со стаканом, он уже нормально дышал. Увидев это, она рухнула с ним рядом на диван и тоже стала отдуваться.

– Фу, напугал! Надо, наверное, «скорую» вызвать.

– Не надо. Всё прошло.

– Да как же не надо? Ты только что чуть не умер у меня на глазах! У тебя какое-то заболевание?

– Нет. Просто спазм был. Уже прошел. Знаешь, от твоих новостей и впрямь помереть можно.

Она улыбнулась загадочно:

– Я же говорила, что полна сюрпризов.

– Еще что-то припасла? – простонал он. – Уж давай, вываливай всё сразу. Постараюсь выжить. Если получится…

– Да вроде ничего больше. Ну, может, по мелочам…

Он застонал и уткнулся лицом в диванную подушку.

Она тут же подхватилась с дивана, освобождая место:

– Вот правильно, ложись! Ноги сюда, ага… Постельный режим. Так полагается после приступа.

Он послушно лег, она поправила подушку, чтобы ему было удобнее, мягким успокаивающим жестом провела по плечу, похлопала по руке. Какое-то время молча сидела рядом, глядя в сторону. Роман постепенно приходил в себя. Старался упорядочить мысли. Не успел он осознать, что, оказывается, давно является отцом, как надо осознавать следующий факт: Марина – вовсе не простушка, какой он ее запомнил, а состоявшийся человек, к тому же – писатель, причем – его любимый. А он-то, балбес, расхваливал ее творчество и рекомендовал к прочтению! Но он же не мог знать, что Белый Шоколад – это она! Даже мысли такой появиться не могло… Наоборот, он искренне хотел приобщить ее к высокой литературе. Кто же мог знать, что именно она ее и творит?

Молчание затягивалось. Марина упорно не смотрела ему в глаза. Наверное, давала возможность собраться с мыслями. А может, и сама не знала, что сказать.

Прокашлявшись, Роман сказал:

– Наверное, мне полагается спросить: как ты дошла до жизни такой? Ведь о писательстве речи не было. Только вокал, причем с хорошими перспективами.

Она кивнула:

– Да, именно. Кстати, если помнишь, вокал в моей жизни появился тоже внезапно, абсолютно случайно. После смерти бабушки я совсем перестала петь: не с кем было. Так, изредка напевала за работой вполголоса. Скорее – мурлыкала, чтобы никто не слышал. И если бы на сувенирный рынок случайно не забрел Мишель, я бы никогда не задумалась о музыкальной карьере. Но музыка как пришла в мою жизнь внезапно, так и ушла: тоже внезапно.

– А с писательством как случилось? Кто тебя натолкнул на эту мысль?

Она задумалась ненадолго. Потом подошла к столу, снова отщипнула от кисти одну виноградинку, снова стала катать ее в пальцах. Наверное, ей так лучше думалось.

– Когда Милочка была совсем маленькой, я часто читала ей детские книжки. В садике их было много, мы даже домой брали. Вечером почитаю ей перед сном, а утром мы несем книжку обратно. На другой день берем следующую. Постепенно перечитали всё, что было и в нашей группе, и в других. Я записалась в библиотеку, но детских книжек для дошкольников там было мало. Не то чтобы совсем мало, но это были по большей части те книжки, что мы уже прочитали. Так что я в основном брала там книги для себя и для Раисы Петровны. Книги всегда, с самого детства, были моей отрадой, моим способом уйти от грустной действительности. Как и песня. А для Милы я стала сама придумывать сказки и разные забавные и поучительные истории. Про синичку, которая училась считать, таская зернышки из кормушки. Про трудолюбивого муравья, который помогал всем жучкам-паучкам. Про куклу, которая оживала ночью и повторяла всё то, что ее маленькая хозяйка делала днем. А маленькая хозяйка, проснувшись среди ночи, смотрела и понимала, что она сегодня делала зря или неправильно. И на следующий день своих ошибок не повторяла.

– Ты такие истории из головы выдумывала? – восхитился Роман.

– Из головы, конечно, а как иначе? Могла бы пересказывать сказки известных авторов, но это было неинтересно. Зачем пересказывать то, что уже читано-перечитано? Лучше придумать что-то новое. Кстати, мне Мила подала мысль эти истории записывать. Она решила, что мы тоже можем делать свои книжки. Мы пошли в универмаг, купили толстую тетрадь в яркой обложке, чтобы наша книжка была красивая, нарядная, и стали записывать туда одну историю за другой. И постепенно заполнили всю тетрадь. За это время подросли сыновья Мишеля и Вали. А Мила как раз в школу пошла, переключилась на подростковую литературу. И мы решили эту тетрадь со сказками подарить мальчикам. Я думаю, они поначалу не очень заинтересовались. Но потом решили почитать, чтобы нас не обидеть. А когда прочли, Валя вызвала меня для серьезного разговора. И объявила, что это – прелесть что такое, и надо этот сборник издать в виде настоящей книги. Я испугалась, потому что не знала, как это делается. Но Валя взяла все хлопоты на себя: нашла издательство, которое занималось детской литературой, подружилась с художником-иллюстратором, десять раз перепроверила договор, чтобы меня ни в чем не обделили.

Роман хмыкнул:

– То есть в музыке тебя продюсировал Мишель, а в литературе – его жена? Ловко ты устроилась, однако!

Марина, похоже, обиделась:

– Ничего я не «устроилась»! Литература появилась в моей жизни неожиданно. Как и музыка когда-то. И если бы не такие неравнодушные и добросердечные люди, как Валя и Мишель, всё моё творчество закончилось бы на обычном напевании за мытьем посуды да устным придумыванием сказок для дочки. А так эти сказки увидели свет, пригодились другим малышам. Я тогда получила первый гонорар. Не очень большой, разумеется, но я ведь и на это не рассчитывала! Было приятно, конечно. Я спросила у Милы, что ей купить на эти деньги. А она сказала, что лучше мы сводим в кафе Валину семью и угостим их. На радостях. И я согласилась. Это же им спасибо, что книжка вышла. Мила предложила: «Давай устроим гостеприимство в кафе-мороженом». Главное – слово какое подобрала: «гостеприимство»! Так мы и сделали. Дети наши объелись сладостями, а мне было приятно, что я, вечно бесприютная и безденежная, вдруг смогла себе позволить такую роскошь: устроить настоящее «гостеприимство», причем в хорошем кафе. Пусть это не шикарный ресторан, но важен был сам факт!

Роман почувствовал, что черная рука зависти начинает потихоньку сжимать сердце. Он понимал, что нельзя так, и злился на себя за это, но не смог удержаться и сказал:

– А что, тебе мало было этого успеха? Захотелось мировой славы?

Она посмотрела на него удивленно:

– Нет. Я вообще ни о какой славе не думала. Просто радовалась, что оказалась полезна. Книжка хорошо расходилась, даже два раза допечатывали тираж.

– И что ж тебе не сиделось в детских писателях?

– Да как-то так получилось… – пожала она плечами. – Валя с Мишелем на очередной день рождения подарили мне компьютер. Не новый, конечно, но работал он исправно. И стали мы с Милой его осваивать. Валя объяснила, что теперь я свои истории могу не в тетрадь записывать, а прямо в электронном виде. Я научилась, это оказалось не так уж сложно, зря я боялась. И вот я стала придумывать истории для детей постарше. Снова для Милы, конечно. И записывала их сразу в файлы. Когда таких историй стало много, Валя снова отнесла их в издательство. В электронном виде было даже удобнее. Получилась книжка для подростков. И снова я получила за нее деньги. А потом Мила окончательно выросла из возраста детских книжек, и у меня больше не получалось придумывать новые истории для детей. И я стала сочинять истории для взрослых. Просто шла за дочкиным возрастом. Придумала героя, назвала его Максимом. И стала моделировать ситуации: вот Максим попадает в незнакомую компанию, вот он влюбляется, вот влипает в историю. Сначала это были разрозненные рассказы. Но потом редакторы в издательстве мне подсказали, что все эти истории со сквозным героем можно объединить в одну большую повесть о жизни этого человека. Так и получилась моя первая большая книга.