− А мальчики? – спросила Влада как бы ненавязчиво, как бы между прочим, но чтобы Марина поняла, почувствовала, что она, Влада, не отдаст Гену.

− Мальчики после обеда.

− Нууу…

− Владислава! Ну сколько можно-то? – стала ругаться Елена Валерьевна. Марина любовалась тренером: она ещё больше похорошела здесь, в этот смог. Тоже загорела, скулы ещё больше выделялись на овальном правильном лице. – Сколько можно: Анжела исстрадалась, ты всё не успокоишься. Я, честно говоря, рада, что Гена за Любушкиной бегать начал. Страдай теперь как Анжела, это лучше, чем загул.

− Да ну, − прогундосила Влада. – И ничего он за Лапшой не ухаживает.

− Она у нас не Лапша, она у нас уже храбрый боец. Капитан!

− Да ну, − сказала Влада. – Они вообще мелкую травят: вы видели, Елена Валерьевна, у мелкой синяки на ногах.

Марина окаменела как те трибуны, которые как греческие.

− Да ты что? – Елена Валерьевна вся встрепенулась, напряглась. Хорошо, что Елена Валерьевна не смотрела на Марину. Елена Валерьевна уставилась на Владу. Она пыталась понять: правда это или нет. Марина это поняла и ожила. Если бы Вика спалила Марину, тогда бы Елена Валерьевна сразу на неё накинулась – Вика врать не стнет. А Влада… Вполне себе из ревности может гнать.

− Ну, − кивнула Влада. – Помните, мелкая, ещё костюм снимать не хотела?

− Не помню, − озадаченно, сосредоточенно, как бы пролистывая в мозгу прошлые дни, произнесла Елена Валерьевна, и тут пришла в себя, накинулась на Марину: − Любушкина! Это правда?

Марина уже подготовилась, невинно захлопала глазами:

− Что – правда?

− Синяки.

− Какие синяки?

− Влада! Какие синяки?

Влада грозно поднялась с трибун, по-бабьи опёрлась руки в боки.

− Да чё ты целку-то из себя строишь? – и села на расстеленную олимпийку.

Это незнакомое ругательство сбило Марину с толку. Зато Елена Валерьевна сразу успокоилась:

− Понятно всё. Ревнует. – и погрозила Владе кулаком:− Не развращай мне мелких словами своими похабными!

− Я не знаю, – стала на радостях, что тренер не поверила, оправдываться Марина. – У нас у всех синяки. Тренировки же, падения…

Елена Валерьевна опять чего-то испугалась, пристально посмотрела Марине в лицо, сказала:

− Смотрите у меня. Мне разборки с родителями не нужны и сказала Владе: − Не расстраивайся, Владислава. Таких, как Гасилкин…

− Гена, − поправила Влада, чуть не плача.

− Ну, Гена. Таких, как он, у тебя ещё будет миллион.

−Да ну… − грустно усмехнулась Влада и смахнула слезу.

– Вот слушай. – Елена Валерьевна перешагнула трибуну, взяла Владу за руку, очень серьёзно сказала: – Специально тебе и Анжеле рассказываю. Муж так меня добивался. Живём семнадцать лет вместе. Он всё на работе и на работе. Вообще не разговариваем. Ищите себе девчонки парня, чтоб было о чём поговорить. Всё! – Елена Валерьевна резко встала. – Разминаемся, разминаемся. Смог-то, говорят, всё: тю-тю. Ох, девчонки, как же здесь хорошо, – Елена Валерьевна привычно потянулась и вздохнула всей грудью.

На трибунах, на поле, улыбались многие. Девочки из других команд трусили по полю – разминались. Все радовались, что видно поле до конца, полностью, и за полем видны кусты, а за кустами ещё дорога просвечивает. На стадионе было очень шумно, говорили и в микрофон. Шум заглушил правду о Марине, которую откуда-то знала Влада. Неужели Сонька бегает жаловаться к старшакам?

Судьи тащили ворота, мерили рулеткой поле, расставляли оранжевые конусы по границе. Команды собрали, выстроили, показали десятиметровые и семиметровые линии, провели по площадке. Было чудно, что на футбольном поле проводится гандбольный матч. Тем более, что гандбольное поле было рядом, но там разминались старшие команды.

Две игры пронеслись молниеносно. За неё болеют старшие мальчики, Марина старалась как могла. Мысль, что Елена Валерьевна теперь знает о Сониных синяках, постоянно крутилась в голове, как гандбольный мячик, летящий по идеальной траектории в верхний угол ворот. Марине надо было себя зарекомендовать, укрепиться в полусредних, она активно пасовала Соне, Насте, Варе – чтобы все видели, какая у них дружная команда. В воротах у них стояла Кристина – она же была их ровесница, она имела право, но помогало это слабо. Все, и Даша, и Поля, и Варя, и Настя, все, кроме Марины и Сони, орали на Кристину. Кристина расстраивалась и неожиданно пропускала ещё больше мячей. А Соня! Соня забила с угла и раз, и два, и три. Противник стал опекать её персонально5. Из семи забитых мячей три были Сониных, два – Дашиных (ради матча она приняла обезболивающее), и один – Марины.

Настя играла плохо. Но Елена Валерьевна больше всех кричала на Марину. Во втором тайме стало полегче. Разыгралась Поля, она хорошо стала защищать шестиметровую линию, меньше стало и ошибок. Но сил уже не оставалось. Противник тоже подустал. И вдруг Настя каким-то фантастическим невообразимым образом тоже забила. Это конечно ничего не меняло, но всё же…

После первой игры должны были играть вторую, с другой командой. Елена Валерьевна отняла все бутылки:

− Куда столько воды выдули, идиотки? Любушкина! Куда ты смотришь? Почему не следишь за командой?! Сейчас надуетесь, на игре плохо станет!

Тренер объясняла ошибки, умоляла Настю не расстраиваться:

− Я умоляю тебя, Настя. Эта команда слабее. Напирай. Пас у тебя не выходит, забивай сама, главное быстро – один раз же смогла. И ещё сможешь.

Вторую игру они выиграли. Первый тайм проиграли, второй выиграли. На дополнительном времени Кристина отбила один мяч, а вратарь противников, крепкая девочка с короткой стрижкой, от мальчишки не отличить, уверенная и грубая, мяч пропустила. Пробивала с семиметровой Даша, она мастерски била семь метров6. Марина поняла, почему Даша всегда сидела в феврале на играх – на всякий пожарный, если фифти-фифти, и дополнительное время, Елена Валерьевна её как палочку-выручалочку выпустила бы.

После победы все сразу перестали друг на друга дуться, забыли ошибки и промахи, которыми обыкновенно, на тренировочных играх, ещё битый час попрекали друг друга. Переодевались на трибунах, но Марина стеснялась, она натянула костюм на потную форму и стала внимательно смотреть гандбол старших. Парни сидели за ними. Но Гена как будто забыл о Марине. Будто и не было разговоров у гостиницы, утренней пробежки, где он явно за ней, Мариной, приударил. В воротах опять Кристина. Но насколько лучше она играет. Вот что значит грамотная защита ворот, – думала Марина, кусая губы от обиды. Кристина просто блистала. Вообще она уникум – один вратарь на две команды. Гена свистел и кричал, особенно Афониной, то и дело, называя её Чуней.

− Да она же вратарь, − успокаивали его друзья.—Что ты привязался к ней. Она не привыкла ещё в поле.

Гена всё равно расстраивался. Марина обернулась и сказала:

− Аня во втором тайме покажет себя, я уверена.

− Тебя забыли спросить, Лапша, − зло сказал Гена. – Вам вообще повезло, что выиграли. Это всё Кристинка.

− Нет! – Марина пока ещё старалась очаровать Гену, хлопала глазами, улыбалась. − Мы же выиграли командой!

− Двадцать два – двадцать? – Гена сплюнул, не сплюнул – харкнул Марине под ноги: − Ну-ну.

− Но мы же вторую игру играли. Подустали.

− Да ну, − скривился Гена.

− Наоборот размятые были, это ж преимущество, − сказал кто-то из парней.

А кто-то сказал:

− Они же, мелкие, слабачки. Ко второму тайму выдыхаются.

А ещё кто-то сказал:

− Машка не поехала. А Лапша на капитана не тянет.

−Да, − сказал Гена. − Машка бы всех тут порвала. А эта Лапша, и ещё эта жирная корова, её подружка…

Марине стало очень обидно: почему Варю считают её подругой?!

– То-то мы зимой с вашей Машей последнее место на турнире заняли! – Марина психанула, встала и пошла.

− Эй, Лапша! Ты куда?

Но Марина шла и шла. Она взяла на ресепшен ключи, вошла в номер, переоделась, спустилась в буфет. Хорошо, что есть Любовь Васильевна. Она как раз вернулась с рынка и показывала Марине обновки:

− В отпуск уезжаю. Вот шлёпки, юбка, а вот купальник.

− Сколько купальник? − спросила Марина. Ей и правда стало интересно: да пошёл этот Генка, у неё Киса есть.

− Дорого. Тысяча двести, − округлила глаза Любовь Васильевна.

Марина успокоила Любовь Васильевну, что это не очень дорого, что в Москве купальники по пять тысяч, и стала сервировать столы.

Девчонки опоздали, пришли довольные, после одной своей победы, после двух побед старших девочек. Они не досмотрели игры до конца, Елена Валерьевна прогнала их обедать. Даша и Полина окончательно сдружились на игре с Соней. И Варя шла вместе с Соней, а Настя – одна. Старшие и Елена Валерьевна так и не показалась на обеде. Суп старших девчонок совсем остыл.

− Ешьте, − разрешила Любовь Васильевна. Всё равно пропадёт. И все, кроме Марины, съели ещё по тарелке супа.

После сна Марина решила не идти на игры, но Настя постучалась к ним в номер, зашла как к себе домой, властно сказала, как приказала:

− Обязательно иди. Будем болеть против твоего бывшего.

− Он не мой. У меня парень в классе есть, − улыбнулась Марина. Ей было очень тяжело на душе. Но надо успокоиться: завтра опять игра.

− А я буду за мальчишек болеть! – сказала Варя.

− Они, между прочим, тебя жирной коровой обозвали, − натянуто, напоказ рассмеялась Марина, и почувствовала, что ей стало намного легче. Варя скуксилась, замолчала, забрала на себя Маринину грусть-тоску.

− А ты? – вдруг спросила Марина Соню. – Ты за кого, Соня?

− За мальчиков. Это ж наши.

− А мы всё равно будем против, − сказала Настя.

Марина понимала, почему Настя её поддерживает. Настя чувствовала, что из-за неё чуть не продули вторую игру. Она чувствовала, что играет слабее всех.

Вечером, когда пили чай с Настиными печеньями (печенья таяли во рту), Настя сказала: