То же Соня проделала с подушкой и наволочкой: подушку отбросила, наволочку вывернула. По полу заскакала вся в зубной пасте плюшевая собачка. Соня подняла её, достала из кармана пакет с ручками, сказала:

− Мама дала! – и торжествующе с вызовом посмотрела на Марину.

− Проваливай же скорее! – Марина жутко боялась – Соня уже нажаловалась маме, раз мама пакет дала. Марина хорохорилась, храбрилась − как перед «смертью».

− Чё пялишься? Простынь снимай.

Соня сняла и простынь, запихнула её в пододеяльник.

− Пока! У меня у дедушки сегодня день рождения. – Соня нажала кнопку, вытянула из чемодана ручку, покатила его к выходу.

− Чтоб ему пусто было! Эй! А одеяло и подушку обратно положить?

− Сама положишь, − сказала вдруг Соня и бросила Марине: − Дура тупая. Лапша!

Варя и Настя (Настя с до этого сидели по кроватям молча, а тут загоготали.

Марина хотела избить, ударить Соню за эти слова, потом она увидела как хищно, выжидающе, в надежде на конфликт, на драку, пялится Настя. Да и Варя тоже хищно раздувает ноздри. Нет! Марина не будет их развлекать. Марина выбежала в коридор, закричала Соне в спину:

− Какое счастье без тебя хоть полдня побыть. Проваливай. Скатертью дорога, желаю деду всего самого плохого!– Марину почему-то потянуло на книжность.

Варя и Настя подбежали к окну. Варя споткнулась о Сонино постельное бельё:

− Блин! – Закричала Варя. − В пасту вляпалась. О! Смотри, Марин: она с мамой о чём-то болтает. О! − Варя отшатнулась от окна: – Мама наверх смотрит, кулаком грозит.

− Да пошла она, − сказала Марина. – Давай, Варюха, тоже, что ли, бельё.

И они с Варей стали снимать с кроватей простыни и пододеяльники, от которых, как казалось, Марине несло гарью…

Какое-то недоброе предчувствие томило Марину в автобусе. Все счастливые, довольные… А она. Ещё с этими пастами и расстройствами из-за Гены забыла, куда грамоту сунула – совсем ума лишилась тогла после финальной игры. Как бы перестать так расстраиваться?

Глава семнадцатая. Угрозы Сони

Во дворце, в сентябре, всё изменилось. Елена Валерьевна иногда стала приглашать Марину на тренировки к старшим. И тогда Марина возвращалась домой с мальчиками. Не с Геной, нет, но с другими ребятами из команды. Старшие девочки напоказ не обращали на Марину внимания. Она тренировалась в паре с Машей. Маша была капитаном, а Марина – заместителем

В дни же, когда она тренировалась со своими, Марина оттягивалась по полной. Она гнобила вновь появившихся мелких: понукала, обзывала, спрашивала издевательски участливо в раздевалке: зачем они вообще сюда пришли. И вновь появившиеся за сентябрь исчезли в октябре. Все! Елена Валерьевна говорила:

− Что за слабаки? Что мне делать с командой двухтысячного? Одна Соня Маслова держится. Хоть по школам ходи.

Когда на тренировку не явились две последние «оставшиеся в живых» новенькие девочки (то ли бросили занятия, то ли заболели), Марина решила во что бы то ни стало вытравить и Соню. Она сказала Варе в раздевалке:

− Слышь, Варь. Соня меня бесит.

− Угу. Её мама в лифте родила.

Варя ужасно обрадовалась, что Марина разговаривает с ней. Весь сентябрь Марина дружила с Настей. Варю почти не замечала, и то только потому, что Маша делала Марине замечания, больше обычного выпячивая челюсть:

− Всё девки. Ссоры забыли. Мы – одна команда.

− Да говорю: в лифте родила. Это в роддомах лифты такие. Маму её до палаты не довезли. Разродилась в лифте – вот и ребёнок дурак.

Вошла в раздевалку Соня. И Варя ухмыляясь, выдала это всё Соне. Соня этот месяц вела себя как-то отстранённо, на вопросы и подколы Марины не отвечала, не обижалась, только если Даша что-то спрашивала Соню, Соня улыбалась и отвечала, болтала долго, рассказывала подробно. И тогда Варя второй раз повторила Маринины слова. Соня покраснела, хотя и была красная после игры, встала со скамейки, подошла вплотную к скамейке Вари:

Варя перетрухнула – Марина это не увидела, а почувствовала, она уже хорошо знала, что Варя, если лицом к лицу – пуглива. А Соня подошла к Варе вплотную и сказала:

− Заткнись ты, калоша жирная. Мы с мамой уже в милицию на тебя написали.

Варя так и осталась сидеть с открытым ртом. А Марина сказала:

− Да все знают, что ты стукачка первая. Надо было тебя с балкона всё-таки выкинуть.

− Мы боимся, мы так боимся, − противно захихикала Настя. Вот она не испугалась вообще. Она всегда оставалась наблюдателем, гадким, азартным, злорадным, любительницей жареного и пареного.

− И правильно делаете, что боитесь, − Соня рассекла воздух указательным пальцем, тонким, изящным – Марина в том числе ненавидела Соню за красивые руки и вообще, за все её длинные для её мелкого возраста части «шкелета»: шею, руки, ноги. – А ты… − Соня повернулась к Марине.

− Ну что я? Что я? – Марина похабно задвигала челюстью, играя распущенность и развязность, играя плохую девочку.

− Да то! – Соня вдруг осеклась, «залезла в домик», села на лавку, стала переодеваться, оголив плоскую совершенно детскую грудь, точнее её полное отсутствие.

− Когда ты, плоская, наконец угомонишься.

Соня, продолжала переодеваться, после «плоской» замерла, прикрылась чистой футболкой и сказала такие слова! Время перестало течь, оно встало, как в разных этих фэнтезюшных историях про часовщиков.

Соня сказала:

− Допрыгалась ты, Лапша.

− Что-ооо?

− То. Мне в милиции разрешили фэйс тебе набить.

− Слышь, Маринка? − хихикала Настя. Она получила свою порцию острых ощущений, она не хотела больше ничего знать, похоже, и она вструхнала.– Смотри, видео прикольное – и Настя сунула Марине очередной навороченный гаджет. Марина смотрела на экран, хохотала, видео действительно было прикольным, но она ни на секунду не забывала о том, что сказала Соня. «В милиции»! Внутри у Марины было холодно, очень холодно. Её, выражаясь языком плохого романа, сковал страх. Посидели с Настей в Макдаке . Настя часто угощала Марину в разных фастфудных, рассказывая об одноклассниках и о том, у кого, какая тачка − Марина кивала со знанием дела потягивала коктейль, не вслушивалась в этот бред, она в марках машин не разбиралась. Еле вытерпев эти посиделки ( Марина не могла дождаться, пока Настя догрызёт свою булку, дожуёт жареный пирожок, дососёт большую колу), Марина «на автомате» добралась до дома. Юлька! Ей нужна Юлька! Она аккуратно помыла Юльку, пустила на руку. Но Юлька не двигалась: то ли спала, то ли была не в настроении, да и купалась она без удовольствия, чуть-чуть показывая тельце. Марина аккуратно усадила Юльку на стекло аквариума − та сразу поползла в тёмный угол… так же она вела себя весной перед кладкой яиц, но сейчас же она одна, хотя Марина читала: ульки могут откладывать яйца и в течение трёх месяцев после разделения с особью из другой генетической линии. Но три месяца – это жуткое лето – давно прошли.

Дома Марина съела на ночь не два, а четыре творожка, запила не одним, а двумя пакетами «снежка», уроки оставила на раннее утро, легла в кровать, в животе непривычно бурлило, кроме коктейля в макдаке она ела салат под майонезом, не посмела отказаться… Марина ворочалась с боку на бок, никак не могла найти удобное положение, в итоге легла на живот, засунула руки под подушку, обняла подушку и стала размышлять: что, если действительно Соня говорила правду. Нет! В первый момент Марина была уверена, что это враньё. Точнее, в первый момент, она испугалась, а потом решила, что Соня пугает. Конечно же: виновато слово «милиция». Скорее всего, это пустые угрозы. Ещё папа говорил, что человек, который что-то замыслил, никогда не станет об этом говорить − те, кто угрожают, обычно блефуют, врут, ну, или не врут, а принимают желаемое за действительное. Марина и сама сколько раз так делала. Настя тоже уверяла, что Соня врёт. Но Насте доверять нельзя: что она думает на самом деле, никак нельзя понять по её узким мышиным глазкам.

Всё-таки, надо на всякий случай выработать стратегию поведения, как говорила на уроках бизнес-успеха новенькая учительница, ужасно молодая и ужасно тощая, похожая на сухую палку. Просто на всякий случай. Значит, надо говорить, что ничего не было, главное ничего не признавать – мама Марине это сказала, когда она только в первый класс собиралась идти. Родители очень боялись, что Марину будут обижать, и мама, и папа, и бабушка предупреждали, что ни в коем случае не надо терпеть насмешки, а уж толчки и подавно – всё-таки у неё нет органа.

− Делай свирепое лицо и нападай, маши руками, пинай ногами, − говорила мама утром первого сентября. – А если взрослые станут ругать – реви, обвиняй во всём других. И ни в чём не признавайся, говори, что ты не начинала, всё они начали.

Марина тогда переспрашивала маму: а кто это «они»? Мама отвечала: все, все люди вокруг – твои враги. Марина спрашивала: почему? А мама говорила: потому что у них есть селезёнка, а у тебя нет.

Так Марина и будет говорить. Она ничего не знает, это наговор, Соня завидует, что Марина была капитаном. Мама Сони ещё и бесится, что команду для её дочки никак не наберут. И не наберут – Марина всех младшаков ненавидит. А Марина к Соне не подходила даже, и девочки могут подтвердить. Главное завтра − предупредить Варю и Настю. Но предупредить она не успела. Господи! У неё новый мобильник – папа подарил. Но мама кидает на него так мало денег!..

Глава восемнадцатая. Разбирательство

Утром пришла повестка из милиции: маме явиться туда то и туда то, к инспектору такому-то, почтальон принёс прямо в квартиру, под роспись в полвосьмого утра. Марина внутри обмерла, – чёрт! не врала Соня – но внешне сделала вид, что ничего не знает, что это её не касается. Но бабушка перепугалась. Мама сказала, успокаивая бабушку :

− Это из-за Инессы. Муж её мне звонил, какую-то справку ему в больнице не дали. Вроде бы, получается по документам, что он её мёртвую в больницу привёз. Нигде не значится, что она в больнице умерла. По документам «скорой» − живая, по документам больницы – поступила мёртвая. А он же её сопровождал. Он предупреждал, что меня как свидетеля могут вызвать. До сорока пяти лет, если человек умирает, родных в убийстве подозревают и всех друзей умершего опрашивают.