Рахиль Гуревич - Сухопутная улитка

На турнире Марина крайняя. По другому краю бегала Соня. Маша –линейная, она мячи у противника молниеносно подбирает, Варя полусредняя, еле бегает, своей тушей пробивает защиту, удар сильный, мяч летит в ворота, но чаще мимо. А Марина – вообще не забивает. Крайние вообще мало по воротам бьют, крайние подбирают мячи по углам. А вот противная мелкая Соня забивает и с угла. Вроде как побежала, мяч внизу держит, и вдруг – раз! – мяч в воротах. Соня умела хитрить. Маша пасы теперь даёт только Соньке, а Марине – никогда. Поначалу Маша только Марине пасовала, но Марина мяч теряла, и Маша на Марину наорала, её даже с площадки на две минуты удалили. Маша на Марину вообще с кулаками полезла. Судья игру остановил. Противник-то от Маши часто по мордасам в гандболе получает, но чтобы игрок на своего же накинулся… Марина совсем растерялась, Елена Валерьевна её заменила. А Сонька бегала себе крайней и бегала. То, что тренер выпускала на площадку мелкую, выводило Марину из себя, ещё больше выводило, что все думают, что Соня лучше Марины играет. Почему парни девяносто девятый-двухтысячный играют отдельной командой, а эта мелкая Соня – с ними?! Марина, пока стенку подпирала, спросила у Елены Валерьевны – ведь в запасе стоят девочки старше.

Но Елена Валерьевна, как всегда, грубо отшила:

− Нет у меня команды мелких. Соня рослая, нормально. Ты бы лучше о своём пасе думала. Лапша, такая лапша и руки дырявые, точный пас принять не смогла.

«Лапша» Марину так все здесь на гандболе и звали…

Марина пожалела, что полезла с вопросами. Елена Валерьевна нервничала на турнире, ругалась с арбитром из-за Вари – судья назначил семь метров, по мнению тренера Варя заслуживала только десять метров. В итоге Варю удалили на две минуты, а Елене Валерьевне показали жёлтую карточку…

В спортивном корпусе были медицинские кабинеты. Сказали, что будет медосмотр. Их команде назначили на рано. Но тренера не было. Елена Валерьевна пришла спустя два часа с каким-то странным лицом, то ли до смерти напуганная, то ли просто сильно злая. Она не говорила, а рычала. Сунула Маше какие-то листки:

− Веди, Машуль, команду. Если меня позовут, в зале найдёшь.

Потом узнали, что у Елены Валерьевны в этот день умер отец. Совсем ещё не старый. Сердце…

На медосмотре к невропатологу вошли скопом.

− Курите, пьёте, матом ругаетесь? – неожиданно спросил врач и почесал усики.

Все молчали. Матом в раздевалке ругались все, кроме Сони. Что с этой Сони взять. Один раз зашёл разговор о сексе, Соня спросила: а что это?

− У родителей спроси, − презрительно бросила Марина.

С тех пор, если Соню у гардероба встречала мама, то с ненавистью смотрела на Марину. Марина смело смотрела в ответ, не опускала глаза. Ей бы было легче, если бы эта здоровая неухоженная некрасивая тётка в дешёвых джинсах что-нибудь ей сказала, не молчала. Но тётка молчала, и от этого у Марины ещё больше портилось настроение.

− Ну так что, девочки? Как дела с дурными привычками? – спрашивал невропатолог, выводя нечитабельные каракули на листочках.

Все молчали.

− Одна команда?

− Одна.

− И ты, малышка, Максимова Соня, с ними?

− Да, − ответила Соня. – Там ещё девочки младшие были. Но Любушкина всех обижала. Они и ушли. Осталась только я.

− Любушкина? Кто тут Любушкина?

− Я, − скромно улыбнулась Марина. Она ничуть не испугалась. А вот Маша почему-то покраснела.

− Не куришь? – непонятно было, зачем врач это спрашивает.

− Нет.

− Но ругаешься? Как, Соня, ругается Марина?

− Да, − сказала Соня.

И вот тут Марина почувствовала, что краснеет. Невропатолог между тем всё что-то строчил в бумажках и ухмылялся сквозь усы. Он отдал листочки Маше:

− Следи, капитан, за дисциплиной. Гандбол – нервная грубая игра. Что, девчата, главное и в жизни и в спорте?

Все молчали.

− Держать себя в руках. Не выходить из себя. А то можно и обратно не вернуться, красная карточка… удаление до конца жизни… то есть игры… мда…

После этого злополучного медосмотра Марина притихла, не приставала к Соне – вдруг невропатолог донесёт Елене Валерьевне? Но прошёл турнир, на котором они заняли последнее пятое место, прошло больше месяца со смерти отца Елены Валерьевны, и тренер стала такой же, как была, без того растерянного странного старящего её лица.

Маша после турнира перестала издеваться над Соней. Но Марина действовала теперь с Варей. Они с Варей больше не лезли в Машину «тройку», точнее Маша и девчонки как-то отдалились от Марины и Вари. Маша вообще стала уходить в другую раздевалку, к старшим. Она и тренировались теперь иногда со старшими.

После тренировки, если не было посторонних девчонок из групп ОФП, неповоротливых целлюлитных клуш, Марина говорила Соне с издёвкой:

− Ой, ну как ты, Сонь? О-оо: сапоги? Посмотри на свои сапоги! Позор, да, Варь? Мальчик-то есть у тебя? Гуляешь?

Соня молчала, краснела.

− Я в четвёртом классе, очень любила потусить. А сейчас мой парень никуда меня не пускает – только с ним, только с ним, − кривлялась Марина, гордо застёгивая лифчик.

− А чё ж, Марин, он на турнир не пришёл, твой парень? – басила Варя, переплетая косу. Варя любила расчёсываться в раздевалке, чтобы все видели, какие у неё роскошные волосы.

− А зачем?

− Ну как? У старших девчонок друзья приходили.

− Так то – старшие. Они чемпионки. А мы последние. Я позориться не хочу.

− Ты пасы слабые даёшь. И не метко, – сказала вдруг Соня.

− Можно подумать ты сильные, ты вообще под конец игры не бегаешь, а пешком ходишь. И чего только тебя Елена Валерьевна ставит с нами?

− Нет команды моего года, вот с вами и бегаю.

− Смотрю: вместо уродского рюкзака сумку уродскую таскаешь? – Марине хотелось побольнее уколоть Соню.

− Да ладно. Классная сумаха, – вступилась вдруг Варя.

Сумка, и правда, была хорошая, спортивная, в цветочек. Марина и сама о такой мечтала, а то рюкзаки эти надоели. Ещё круто, когда сумка и рюкзак из одного материала. Соня как мысли её прочитала:

− У меня ещё рюкзак такой. Мама купила.

− Твоя мама дура, − сказала Марина.

− Сама ты дура, − сказала Соня и вышла из раздевалки.

− Видела: она чуть не заревела, − рассмеялась Марина.

Варя загоготала. И Марина поняла, что Варя её одобряет, а с сумкой так только прикалывалась. Они как можно дольше сидели в раздевалке, пока Александра Юрьевна не постучала:

− Девочки! Сколько можно?! Мне убираться. (Александра Юрьевна подрабатывала уборщицей по совместительству.) И смотрите у меня: девочка в слезах вышла. Мама её уже мне жаловалась. Не обижайте никого. Тут же спорт, не школа.

«Да пошла ты», − подумала Марина. Но вслух ничего не сказала, мило, даже виновато улыбнулась. Она была довольна собой. Значит, мать Сони уже жалуется. Ну-ну. Хорошо, что Елена Валерьевна ни с кем из родителей не контачит, не разговаривает, вниз, к гардеробу, не спускается, на трибуны во время тренировок не пускает. Сколько раз бабушка Вари просилась «тренировочку посмотреть», Елена Валерьевна – ни в какую: «Только на игры!» − говорит. И телефон свой никому не даёт. Если, тренировка отменяется или переносится, звонит Вика – капитан старших девочек.

С этого дня, когда Соня чуть не расплакалась, Марина решила мучить Соню и во время тренировки. Чтоб не стучала невропатологу, чтоб мама её администратору не жаловалась. Нередко Марина попадала во время упражнений с мячом в пару с Соней – пары всё время менялись. Марина целилась в Соню, ей в лицо, вкладывала всю ненависть, всю силу. Иногда Соня пропускала броски, тёрла скулу – гандбольный мяч быстрый, удар от броска болезненный, жаль, что у Марины пока сильно не получается.

В апреле Юлька заболела. На тельце у неё образовалась опухоль. Марина запаниковала, полезла в интернет, но интернета не было, мама не оплатила. Пришлось просить Кису. Эсемеску она ему тоже послать не могла – денег на счету не было, ждала следующего дня. Она привыкла к Кисе за этот год, ей было приятно, что в классе никто больше не прикалывается над её рассказами о папе, больше никому ничего и не рассказывает. Только Кисе врала как раньше. Если Киса приглашал её в кино на выходных, Марина отвечала, что не может, что идёт туда-то и растуда-то с папой.

− Я посмотрю дома в сети, скажу насчёт улитки, − с готовностью отреагировал Киса.

− Спасибо, Валер. Мне в общем-то по фиг. Всё-таки улитка, не собака там, не кошка, но привыкла я к ней. Она тихая такая, мокрая…

На следующий день Киса, ухмыляясь, принёс распечатку:

− Читай!

Марина стала читать. Оказалось, что опухоль – это половой орган. Юлька повзрослела, ей нужна пара. «Пара из другой генетической линии» − это они смеялись уже вместе с Кисой, когда он провожал её из школы домой. Впервые Марина позволила ему это!

− Я и смотрю, Валер. Она теперь меня не ждёт, всё ползает по стеклу, мечется. Ну, насколько это возможно при её темпераменте. Раньше по руке ползала, а теперь всё в скорлупе и в скорлупе. Салатик есть перестала. А то ещё, знаешь, забьётся в угол, закопается в землю, я её и найти не могу.

− А купаться?

− Я так испугалась этого отростка, что перестала купать.

Они поехали в магазин за второй улиткой. Мама без звука дала денег, Марина естественно сказала Кисе, что деньги дал папа.

− Ахатины– гермофородиты,– радовался непонятно чему Киса, обняв Марину. Она впервые дала себя обнять, она несла коробочку с новой улькой.

− И как назвать-то эту новую?

− Назови Валера.

− Нет. Назову Киса.

Киса обиделся, засопел. Зачем, зачем Марина его обидела? Ведь, Киса с ней пошёл в магазин, выбрал улитку, вообще было всё замечательно. С другой стороны – он её в пятом-шестом классах сильно обижал. И ей до сих пор приходится продолжать врать ему об отце. А как не врать? Если уж столько наврала, признаться нереально. Киса снял руку с её плеча. Ну и пусть. Киса не стал её чмокать в щёчку у подъезда. Ну и пусть.