Директор опять заходил с утра, опять мучил про гарь.

− Я сама переволновалася, Тимофей Апполинарьевич.

− Дым повсюду, − директор обратился почему-то к Марининой маме, − повсюду, как проникающая радиация.

Директор гостиницы как-то странно улыбнулся, сквозь щёлочки глаз пробивалась растерянность, он запел:

«Но нету слонёнка в лесу у меня

Слонёнка весёлого нет»2

Эту потрясную песню про слонёнка, которого нет, Марина часто напевала в детстве. Песня и эпизод из мульта про то, как рыцарь вечно грохался с лошади, напоминало Марине всю её жизнь. У неё постоянно чего-нибудь не было. Селезёнки – это понятно, это уж навсегда, до смерти. Не было модных вещей, не было друзей, а потом не стало и папы. Несмотря ни на что, Марина была рада этому смогу: папа приехал к ним, папа дал денег, папа подарил дорогую записную книжку со специально состаренной обложкой. Марина обожала гладить и рассматривать эту обложку. Папа советовал Марине писать дневник. Папа порадовался и за успехи в бассейне.

− И почему, папа, меня раньше не водили в бассейн?

Папа пожал плечами и сказал:

− Сам не пойму. Не знали.

− Мариночка! У тебя же уши. – Мама без стеснения пересчитывала папины тысячные и пятисотенные купюры, как какая-нибудь торговка на рынке.

− У всех уши! – скривился папа, но тут же опомнился. − Действительно, уши у тебя болели часто. Визг такой ночами стоял!

Марина кивнула послушно. Она не помнила, что она визжала ночами, но раз папа говорит… Это хорошо, что он так говорит. Значит, не хочет с мамой ссориться. Папа от Марины глаз не отрывает. Всё чаще и чаще Марина ловит на себе такие взгляды взрослых мужчин. Один даже подсел к ней в метро. Она тут же, на весь вагон, сказала:

− Вообще-то мне тринадцать лет!

Мужик тут же ретировался…

У стойки буфета появилась очередь, нервный мужик торопил:

− Девушка! Можно побыстрее?

− Вода плохо идёт, − бормотала Любовь Васильевна, дрыгая ручку кофеварки.

Кофеварка была стационарная, огромная как космолёт.

− Да подождите! – стали уговаривать мужчину в очереди.

− Угарный газ не имеет ни цвета ни запаха! – заорал мужчина и вылетел из буфета.

− Вылетел на крыльях любви, − пошутил кто-то.

− Да у него в «люксе», кондиционер, − сказал кто-то.

− Товарищи! Кто ещё по талонам? – слышался голос Любови Васильевны.

На пляже мама с ужасом смотрела на красный шар солнца, пробивающийся через смог. Почему-то сегодня солнце было красное, а не белое. Марина же любовалась этим огненным шаром. Вот вам и фэнтези в реале, вот вам другая реальность, другой мир. С луной такое и без смога случалось. Марина помнит, как луна год назад тоже стала красной и огромной – это Солнце Луну загородило, уникальное астрономическое явление…

Мама вдруг сказала:

− Это плохой знак. Это очень плохой знак. − Марине стало жутко.

«6 августа

Папа! Вчера опять поленилась писать. Много было незначительных событий. Сидели в буфете. Ходили на карьер. Он в пяти минутах ходьбы от гостиницы. Прямо за гостиницей лес, сосны, а дальше – карьер. Хорошо там. Женщина на пляже смеётся: «Посмотрите на пейзаж!» Шутит. Пейзажа-то нет. Белая стена. Смотришь на солнце, а солнце как луна и глаза не болят. Мамина начальница, её подруга, тётя Инесса, та, что её на эту работу и взяла, умерла. Сердце. Похороны послезавтра. Как раз мама уедет завтра, у неё отгулы заканчиваются. Муж тёти Инессы звонил, плакал. «Скорую» ждали час. Водитель на «скорой» объяснил: у них на подстанции все врачи в отпуск сбежали, только фельдшера работают. И он, этот водитель, из ночи в ночь уже неделю работает. Это всё муж тёти Инессы маме рассказал, а я всё слышала. У нас же номер с мамой совсем маленький. А мобильник громко кричит. В больнице тётю Инессу положили в коридоре – мест нет и врачей нет. Сутки пролежала и умерла. Такая смерть неожиданная. Ужас. Мы с мамой уверены, что от духоты. Мы подробности не знаем, у мамы деньги на телефоне кончились, хотя звонила не она, звонил муж тёти Инессы. А всё равно роуминг снимают, и деньги кончились. «Ест» телефон очень много. Завтра приезжают девочки из нашей команды. И мальчики. Мальчики поселятся в детский сад, а девочки в эту гостиницу, я просто перееду на другой этаж. Здесь в городишке культ гандбола. Огромный зал, даже не зал, а много залов, открытые гандбольные поля, международный гандбольный центр, спортшкола гандбольная. Всё супер. Так что завтра до 12-00 мы должны будем номер освободить. Тут в номере – местное радио. Передают такой интересный рассказ. Но мама называет это спектаклем. Там и правда разные голоса. Короче, вроде как дача. И бабочки машут крыльями. И оказывается, что бабочки − вроде те, кто умер, и они приходят к тем, кто не умер. И не поймёшь, кто живой, а кто мёртвый. Потому что мёртвые – только вечером бабочки, а попозже, ночью, – уже люди, от живых не отличить. Так интересно. Мама сказала, это местное радио. Я завтра за главную. Елена Валерьевна, наш тренер, просила меня и на ресепшене переговорить, чтобы уборщицы номера убрали, и обед в кафе просила накрыть к приезду нашей команды. Елена Валерьевна столовую не любит. Тут разных много команд гандбольных, дети всё мелкие, тоже и в гостинице живут, и в школе ( в спортивных залах на матах спят). А нам Елена Валерьевна заказала буфет. Нас же немного. И вот я должна проконтролировать. Чтоб они приехали, а обед уже накрыт. Буфет тут плохой. Всё жареное. Но есть суп. Можно заказать варёную грудку. Хлеб есть. Можно купить мороженое и шоколадку. Ты не знаешь, папа, но я на одних шоколадках жить могу. Сыр на завтрак вкусный. А обедать мы не обедаем. Мы на пляже. Я чуть не сгорела – дым, солнце через него вроде не печёт, а кожа сгорает. Шутят: «Как вам наш Лондон?» − смешно. По телевизору смотрим с мамой чемпионат по плаванию. В Китае. Там тоже смог, представляешь! В их столице. И он там оказывается всё время. А в Кемерове дожди. Бабушка звонила. Но очень короткий разговор. Бабушка там с телеграфа звонила».

Глава восьмая. Заезд

Марина встретила всех у подъезда, на маленькой площади перед гостиницей. Мальчики почапали дальше, в центр города, а девчонки остались. Генка Гасилкин, высокий и дико популярный, он уже играл в каком-то клубе за юношей и получал зарплату, был угрюм. Марина видела: он чем-то расстроен, не катит, а пинает свой чемодан ногами. Господи! Да если бы у неё был такой чемодан! Как бы она его холила и лелеяла. А Гасилкин – толкает перед собой и пинает, и пинает. Злой какой. Он вдруг обернулся на неё: наверное, почувствовал её взгляд. Но Марина смотрела на чемодан, она и не думала смотреть на самого Генку. Лицо парня изменилось, он улыбнулся, скорее даже оскалился, хищно ощерился, но Марина приняла это за улыбку. Гасилкин остановился, сложил ладони замком, помахал кому-то, все ребята обернулись: интересно же посмотреть, кого лидер команды приветствует. Ребята его обогнали, а он стоял и смотрел на Марину. Ну да: она знает, что выглядит блестяще. Она стройная, волосы вьются, по плечи, босоножки с ремешками как у древних греков – бабушке отдали эти зачётные босоножки, кому-то они натирали… Генка опомнился, схватил ручку чемодана и спокойно покатил его за собой как все, послал ей воздушный поцелуй. Послал ей, Марине! Не может быть сомнения. Она дёрнулась, хотела в ответ помахать ему, но вовремя осеклась, вроде как поправила, одёрнула стильную короткую юбку… Ребят не стало видно за дымкой, ээ-э-х, как жаль, что она не ответила Генке. Но она всё правильно сделала: что подумают девочки и Елена Валерьевна. Генка же с Владой из старших, она его девушка. Но приветствовал он сейчас Марину, в этом нет никаких сомнений. А на Владу даже не глядел. Да и она стояла к нему спиной. Такое впечатление, что демонстративно стояла. Марина пригляделась к Владе: лицо злое, напряжённое… Тонкие губы как рот-полоска у смайлика.

Квадратная челюсть Маша не приехала. Не приехала! Марина знала, что Маша – бедная. Да Марина и сама бедная, просто она это тщательно скрывает. Но всё-таки пятнадцать тысяч не ахти какая сумма. У них из класса девчонки в лагерь на две недели за тридцать едут. Марина и предположить не могла, что Маша не приедет! Так. Спокойно. Наступает её время. Надо выстроить правильную стратегию поведения. Она здесь уже неделю. Она уже заняла номер, выбрала самую удобную кровать у стены. Весь номер виден, он – двухкомнатный, на четверых. Главное выбрать правильных соседей, авторитетных, тогда она и сама будет в авторитете.


− Ну что? Сейчас распределяемся по комнатам, дальше – в буфет, дальше – на карьер, − сказала Елена Валерьевна и сладко, как после сна, потянулась. – Ой, девчонки! Не могу. Так здесь хорошо. Хотя бы дышится. И смога совсем чуть-чуть.

− По дороге видели: бензоколонка от жары взорвалась! − огорошила новостью Любовь Васильевна.

Но никто не испугался: за месяц июльской жары и десять дней дыма все привыкли и не к таким новостям.

Ели с аппетитом. Особенно пили – жарко же, а тут морс из красной смородины. Марина не притронулась ни к чему. Марина была на грани срыва. Ей помахал сам Гасилкин. Это супер. Но с ней будут жить Варя и Соня! Самый отстой ей достался. К ней, к Марине, остальные девчонки жить не пошли!

Соня загорела по-южному, до черноты, хотя, сейчас такое лето – один юг сплошной везде, начиная от Карелии и вниз, и вправо и влево по карте… Соня ещё выросла, волосы выгоревшие на концах – очень красиво. Марина размышляла как-то сбивчиво, так расстроилась из-за соседок по номеру. Жаль, нет ульки. Жива ли она? Как там она в жаре этой? Марина взяла себя в руки. Надо терпеть, надо тренироваться, надо строить, выстраивать поведение. Они – втроём в четырёхместном, тоже неплохо. Всё-таки, есть преимущества. Можно с Соней всё что угодно вытворять – Варя Марину слушается. Она может верховодить, наглеть, никто ей слово поперёк не скажет. Марина – будет лидером, капитаном – почему бы нет. Главное: спуску не давать никому, надо зарабатывать авторитет.