Кивнув головой, я встала в очередь позади врача, неторопливо прогуливающегося по комнате, которая была заполнена больными, безумными и порочными.

Глава 5

«Место, где оптимизм процветает — это сумасшедший дом.» 

― Хэвлок Эллис

— Я прошу прощения, что напугал вас, но я был обеспокоен тем, что если бы Вы продолжали меня допрашивать, то другие пациенты могли бы предположить, что они могут делать то же самое.

Ошеломлённая его неожиданным извинением, я обернулась, чтобы посмотреть на доктора Хатчинсона, как только мы вышли в коридор. Дверь со щелчком закрылась позади него, и он смотрел на меня с той же интенсивностью, которую я видела ранее в этот день. Огни мерцали над нашими головами, отбрасывая жуткий строб-импульс на белые стены. Я заморгала, чтобы прогнать прочь ощущение света, созданного в моей голове.

Обретя дар речи, я ответила:

— Я не знаю, почему Вы извиняетесь. Это место пугает меня. Мне кажется, будто я проснулась в аду. Не вижу ни единой причины, почему с Вами должно быть по-другому. — Это была прошептанная исповедь, которую я сказала без истинного рассмотрения, насколько правдиво было это признание. Я уже ненавидела это место, даже тогда, когда могла вспомнить только обрывки о нём.

— Сегодняшнее состояние чем-то отличается от вчерашнего или позавчерашнего? С ручкой и тетрадью в руке он выглядел готовым, чтобы записать мой ответ.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет. Я не сделаю этого. Я не позволю себе стать Вашим маленьким экспериментом. — Выбора не было, и я знала это, но что-то внутри меня всё ещё не верило, что я действительно застряла в месте, где была беспомощна.

— Каждый человек в этом месте — это мой маленький эксперимент, Алекс. Нет ничего, что Вы или любой другой человек можете сказать или сделать с этим.

Он отступил, чтобы рассмотреть меня, ухмыльнувшись тому, что видел.

— Салли была права, Вы знаете? Вы другая сегодня. По крайней мере, Ваше поведение отличается. Что Вы чувствуете?

Волосы на задней части моей шеи встали, и гневный жар пополз по моей коже. Я почувствовала, как мои щёки приобрели красный оттенок, а артерии в моей шее пульсировали с повышенным давлением. Гнев появился из ниоткуда. Внезапный и яростный, он выбил меня из колеи, оставив меня запыхавшейся и раздосадованной. Прежде чем я успела ответить доктору, он обернул руку вокруг моей руки и повёл меня вниз по длинному коридору.

— Послушайте, Алекс, я знаю, что сейчас это всё очень запутанно для Вас. Ничего не имеет смысла, и это, должно быть, крайне неприятно. Но я всё равно вынужден требовать, чтобы Вы сохраняли спокойствие. Злясь, Вы не измените положение вещей.

Из-за его крепкого захвата, я чувствовала, что у меня останется синяк на руке. Нет никакого смысла бороться с ним; лёгкие седативные препараты, которые они назначают, сделали своё дело, так что я мыслила вполсилы всё время.

Свет лампочек мелькал над нашими головами, пока мы продвигались через извилистые и запутанные коридоры. Как другие люди знали находили дорогу в этом месте. Всё выглядело точно так же: белые стены, металлические двери, мебель на болтах. Время от времени зарешечённые окна, через которые за нами наблюдали, как за крысами в лаборатории, разрушали монотонный пейзаж.

— Пока мы идём, расскажите мне, что Вы помните об этом месте. Всё возвращается к Вам? Вот почему Вы так себя ведёте? — Его голос приобрёл знойный аристократизм мужчины с Дальнего Юга. Я думалась о его корнях всего на секунду, прежде чем он сжал мою руку, напоминая мне, что оставшийся без ответа вопрос повис между нами.

— Я не понимаю, что Вы имеете в виду… — мои мысли заволокли вспышки света, и я не могла понять, почему он не поражен так же, как я.

С величественным акцентом интеллигентного человека, он ответил:

— Важно, чтобы я знал, какие воспоминания у вас есть, и какие призрачные воспоминания вас посещают. Это поможет мне понять тяжесть и форму Вашей амнезии.

— Разве они не определили это в то время, пока я была здесь? Если это правда, что я здесь уже год…

— Мне жаль, что я говорю вам об этом, Алекс, но врач до меня не был заинтересован в оказании помощи пациентам здесь. — Он вдруг остановился, ослабив хватку на моей руке, и поднял её, чтобы коснуться моей щеки. После того, как он повернул моё лицо, чтобы посмотреть в него, пояснил, — Я уверен, вы можете себе это представить, с лицами, больными тяжёлыми психическими расстройствами, общество не очень гуманно обращается. Вплоть до самого недавнего времени они рассматривались как не более чем объект для изучения и препарирования, в качестве подопытных кроликов бесчисленных больниц и врачей. Они отщепенцы, и, хотя государственные законы стали несколько лучше в управлении этими учреждениями, они не могут предотвратить все формы насилия.

Я не сомневалась в его словах. В детстве я слышала страшные истории о заброшенных домах и психиатрических больницах, опустевших и разваливающихся на части местах, где не было ничего, кроме призраков, рассказывающих о зверствах, которые там произошли.

— Здесь была политика чрезмерного медикаментозного лечения. Хотя, я думаю, это всё, что он мог сделать для некоторых пациентов. Другие пациенты с треском провалились. Я намерен начать терапию для каждого, в чьей поправке я уверен… это, конечно, касается и Вас.

Тёплые голубые глаза внимательно смотрели на меня, его разум, очевидно, обрабатывал каждую деталь моей реакции и выражения лица. Я чувствовала себя обнажённой и выставленной напоказ. Каждое моё чувство было обострено, и я будто бы могла видеть, чувствовать и слышать всё вокруг себя. С каждым тиканьем часов, стягивающим мои напряжённые мышцы, с каждым разом, когда запах одеколона доктора Хатчинсона задевал мой нос, я чувствовала разливающееся тепло внутри себя.

Пристально глядя на него, я потеряла ощущение того, сколько прошло времени. Мы оба стояли лицом друг к другу, неподвижные и молчаливые. Я заметила всё: небольшой шрам, пересекающий левую бровь и то, что его кожа вокруг глаз слегка сморщилась, когда он встревоженно сузил их.

Сделав глубокий вдох, я попыталась стряхнуть очарованность им.

— Алекс? Вы в порядке? — Он взял меня за руку, пытаясь вернуть меня обратно.

Сморгнув мой ступор, я ответила,

— Доктор Хатч…

— Вы можете звать меня Джереми. Доктор Хатчинсон слишком официально. — Он доброжелательно улыбнулся, свет в коридоре отразился в его глазах, когда вспыхнул. Он посмотрел вверх и нахмурился, наконец заметив то, что я видела с самого начала.

— Похоже, нам нужно вызвать электрика. — Он посмотрел на меня, и я наконец выдавила из себя улыбку.

— Вы хотите, чтобы я называла Вас по имени? — Меня позабавило, что ему было неловко из-за официальности его фамилии, в то время как мне было неловко из-за личного характера его имени. Так ли мы отличаемся друг от друга: доктор и пациент, мужчина и женщина, вменяемый и невменяемый?

— Ну я же называю Вас вашим. — Снова схватив меня за руку, на этот раз полегче, он опять повёл меня по коридорам.

Тишина повисла между нами. Единственным звуком, отражающимся в этом сером и невзрачном пространстве, был стук его туфель о пол. Давление, растущее в груди, тихо подчёркивалось только стуком обуви, отдающим прямиком в голову. Я была за пределами реальности и одновременно каким-то образом в пределах неё.

Дойдя до двери в центре коридора, он неожиданно остановился, и я подалась телом вперёд, не ожидая резкой смены темпа. Поймав, он выпрямил меня, ещё раз рассмотрев моё лицо.

— Ваше равновесие начинает беспокоить меня.

— Это всё лекарства, — извинилась я. — У меня от них кружится голова, как будто мой разум заволокло тонкой плёнкой, и моё тело двигается на автопилоте.

Кивнув, он что-то нацарапал в своём блокноте и потянулся, чтобы поместить очки повыше на переносицу.

— Это вполне объяснимо. Я скорректировал Ваши лекарства сегодня утром, когда перечитывал вашу историю болезни. Вы будете чувствовать себе яснее к тому времени, как мы начнём терапию завтра утром.

— Это уже третий раз, когда вы упомянули терапию, но всё ещё не объяснили, что мы будем делать.

Уголок его губы изогнулся.

— Я рад видеть, что Вы в состоянии сосчитать. — Поместив палец под мой подбородок, он пододвинул моё лицо к своему. — Что демонстрирует прогресс, Алекс. Я не уверен, что произошло с твоим мозгом на прошлой неделе, но что-то определённо по-другому.

— Хотела бы я знать, что произошло, — призналась я.

Он улыбнулся, отпустив мой подбородок, чтобы положить руку на ручку двери перед нами.

— Вы узнаете сразу же, как узнаю я.

Дверь открылась, и я повернула голову, чтобы заглянуть внутрь, и увидела несколько больных, сидящих в креслах, которые были расположены по кругу вокруг человека, которого я не знала.

— Это групповая комната доктора Али. Вы будете принимать участие в сеансах два раза в неделю, начиная с сегодняшнего дня, — объяснил Джереми. Шагнув ближе, он наклонил голову так, что его губы скользнули по моему уху, когда он заговорил. — Она позаботится о тебе, Алекс, или будет ответственна за то, что не позаботилась.

Мои глаза расширились от собственничества, которое я слышала в его голосе. Отстранившись, я посмотрела на него с очевидным вопросом, написанным у меня на лице.

— Почему Вас заботит то, как она относится ко мне?

Он рассматривал мои глаза, застенчиво улыбаясь, прежде чем шёпотом мне ответить.

— Потому что Вы заслуживаете моего особого внимания, Алекс. Заходи внутрь. Все не сводят с тебя глаз.

Он не лгал. К тому времени, как я повернулась к небольшой группе в комнате, пять пар глаз следили за каждым мои шагом. Отойдя от Джереми, я прошла через порог в комнату, сделав несколько неуверенных шагов, прежде чем дверь со стуком закрылась за мной.

***