– Благодарю вас, миледи. – При иных обстоятельствах Мэдди была бы возмущена столь пристальным вниманием, однако ни графиня, ни ее сын почему-то не вызвали у нее раздражения. Оба они, несомненно, обладали добрым сердцем. Особенно графиня. Ведь она воспитала Тристана как родного сына, когда он появился у нее в доме беспризорным малюткой.

Теперь Мэдди поняла, почему граф сложен столь миниатюрно и обладает такими изысканными манерами: он полностью пошел в мать – хрупкую, изящную блондинку. Рядом с ней Мэдди чувствовала себя неуклюжей деревенщиной. А леди Кэролайн вообще казалась точной копией своей матери. Неудивительно, что графиня была несколько испугана предстоящими ей попытками превратить рослую и угловатую дочь Калеба Харкура в элегантную фарфоровую куколку, которые так ценились в английском высшем свете.

– Не принимайте планы моего отца слишком близко к сердцу, миледи, – проговорила Мэдди. – Это всего лишь его очередная причуда. Но, поверьте, он умный человек. Он скоро поймет, что его идея безнадежна, и откажется от нее.

– О, мисс Харкур, не говорите так! Кровь отхлынула от лица леди Урсулы, а леди Кэролайн уронила чашку на блюдце. Две пары бледно-голубых глаз уставились на Мэдди в абсолютном ужасе. Но в чем дело? Мэдди не понимала, почему их так напугала мысль о том, что Харкур может отказаться от своего “плана”.

– Его идея вовсе не безнадежна, дорогая моя, – заявила леди Урсула, прижимая руку к своей взволнованно вздымающейся груди.

– Гарт старается изо всех сил. Планы вашего отца уже начали воплощаться в жизнь, – добавила леди Кэролайн. Глаза ее, по-прежнему округлые от страха, метались по элегантной гостиной лондонского дома Рэмсденов, словно все украшавшие ее картины и безделушки могли в мгновение ока исчезнуть, как по волшебству.

Мэдди вздохнула. Очевидно, придется согласиться со всеми “планами”, чтобы не обидеть этих прекрасных людей.

– Я высоко ценю ваши усилия, миледи. – Мэдди сделала паузу, тщательно подбирая слова. – Но, надеюсь, мы избежим многих неприятностей, если я буду с вами полностью откровенна. Мне кажется, что все эти планы в первую очередь полностью изменят мою жизнь, а не жизнь моего отца.

Леди Урсула, последовав примеру дочери, уронила чашку на блюдце.

– Ну, конечно же, дорогая моя! – задохнувшись, воскликнула она. – И мы хотим, чтобы вы были счастливы!

– Едва ли мы имеем возможность желать вам иного, – неожиданно добавила леди Кэролайн, но, тут же умолкла под укоризненным взглядом матери.

Мэдди сочла за благо проигнорировать эту краткую, но красноречивую вспышку. Судя по всему, леди Кэролайн не чувствовала себя так крепко связанной узами чести, как прочие члены семьи Рэмсденов.

– Говорите же, дорогая моя! Мы вас очень внимательно слушаем, – ласково проговорила леди Урсула.

Мэдди опустила взгляд на чайную чашечку из тонкого фарфора.

– Ну, во-первых, миледи, честно говоря, я терпеть не могу чай. Поэтому ваша идея представить меня дамам из высшего света, устроив серию чаепитий, меня не привлекает. Видите ли, чай не очень-то популярен во Франции. Я привыкла к кофе. Крепкому черному кофе. – Мэдди сдержала желание сообщить своим собеседницам, что французы окрестили чай, этот любимый английский напиток, “кошачьей мочой”. Она понимала, что графиня едва ли оценит юмор этого сравнения.

– Далее, что касается всех этих уроков, которые вы обсуждали с моим отцом, – продолжила она. – Научиться танцевать я вовсе не против. Особенно мне хотелось бы научиться танцевать вальс. В Лионе я однажды видала, как танцуют вальс, и мне это очень понравилось.

Больше всего ее, разумеется, привлекала надежда, что в один прекрасный день она будет вальсировать в объятиях Тристана.

– Я уже договорилась с учителем танцев, который, в числе прочего, обучает и вальсу, – ответила леди Урсула. – Но, разумеется, прежде чем вы сможете танцевать на балах, вы должны получить разрешение патронесс клуба Олмака.

– Вы, должно быть, шутите, миледи! Кто такие эти патронессы, чтобы указывать мне, что я могу, и что не могу делать?!

– Вот и я так же считаю, – вмешалась леди Кэролайн. – Эти старые драконши до сих пор не допускают меня на балы! И до чего же я на них зла!

Леди Урсула строгим взглядом велела своей дочери умолкнуть.

– Леди Джерси и прочие патронессы устанавливают правила высшего света. Правила, с которыми я совершенно согласна. Тебе едва исполнилось восемнадцать лет, Кэролайн! Ты еще слишком молода и невинна, чтобы танцевать все эти скандальные танцы. Я лично никогда не вальсировала. И надеюсь, что и впредь никогда не буду.

– Ты просто слишком старомодна, мамочка! Именно потому, что я так молода, мне хочется всех этих волнующих развлечений, пока я еще способна наслаждаться ими! – Леди Кэролайн сердито тряхнула золотыми кудрями, на основании чего Мэдди заключила, что младшая представительница семейства Рэмсденов не наделена столь кроткой натурой, как ее брат и мать.

Леди Урсула смерила свою дочь взглядом, означавшим конец дискуссии о вальсе, и Мэдди сделала еще один вывод о характере графини. При всей кротости и добродушии, леди Урсула умела настоять на своем.

– Итак, мисс Харкур, вопрос об уроках танцев мы уладили, – подытожила графиня, не обращая внимания на то, что леди Кэролайн обиженно надула губки. – Что касается других важных умений, которые вам предстоит приобрести…

– В этом-то и состоит главная проблема, миледи. – Мэдди доела бисквит и отставила тарелку. – Акварель меня просто не интересует, а голос у меня хуже, чем у вороны, поэтому тратить время и деньги на уроки пения было бы просто бессмысленно. Поскольку же я не намерена тратить десять часов в день на занятия, то уверяю вас: сезон окончится гораздо раньше, чем я продвинусь в упражнениях на фортепиано дальше гамм. – Взгляд Мэдди упал на пяльцы, стоявшие рядом со стулом леди Урсулы. – Боюсь, вышивание тоже не для меня. Я слишком нетерпелива. Однажды я попробовала вышивать… но кончилось тем, что плоды этой попытки отправились в камин.

Леди Урсула изумленно приподняла брови:

– Но, дорогая моя, чем же тогда вы занимаетесь целыми днями?

– О, не беспокойтесь, миледи! У меня дел побольше, чем у кота в амбаре, кишащем мышами. Я обожаю читать, а у отца – великолепная библиотека, за которую мне не терпится приняться. – И мысленно прибавила: “А в памяти Лакомки хранятся бесчисленные рецепты, которым он собирается научить меня… но об этом здесь лучше умолчать”.

– Ах да, ваше чтение, – без особого энтузиазма подхватила леди Урсула. – Сын говорил мне, что вы необычайно умны. Насколько я его поняла, вы не только читали пьесы мистера Шекспира, но и переводили их на французский язык!

– Вообще-то я переводила их на французский, немецкий и итальянский, – улыбнулась Мэдди. – Знаете ли, просто для развлечения. И честно говоря, это доставило мне огромное удовольствие.

Леди Урсула побледнела.

– О Господи! Думаю, лучше оставить это нашей маленькой семейной тайной. Не годится заявлять направо и налево, что вы “синий чулок”.

Вот, опять это слово. Мэдди задумчиво нахмурилась: – Насколько я поняла из ваших слов, в высшем свете не любят образованных женщин.

– Точнее сказать – женщин, которые слишком много читают.

– О конечно, миледи. Я все поняла. А поскольку мне известно, что в свете не одобряют также и деловых людей и даже аристократов, которые пользуются своим умом, который даровал им le bon Dieu, то у меня остается только один вопрос относительно этого избранного общества.

– И какой же, дорогая моя?

Мэдди глубоко вздохнула:

– Не могу понять: как все эти безмозглые аристократы еще не умерли от скуки?

***

Тристан оторвался от вчерашнего выпуска лондонской “Таймс” и взглянул на сестру.

– Леди Урсула говорит, что в последние три недели, пока я ездил в Бельгию по поручению лорда Каслри, Гарт и Мэдди Харкур были неразлучны, – внезапно заметил Тристан, когда Кэролайн села за стол напротив него.

– Мама, как всегда, преувеличивает, – проговорила она. – Гарт водил ее только на два музыкальных четверга леди Фэйвершем… больше он никуда не может пойти с ней, пока она не научится танцевать. Впрочем, он почти каждый день ходил с ней на прогулки. – Кэролайн хихикнула. – Боюсь, за последние три недели наш бедняжка Гарт узнал о Лондоне в десять раз больше, чем за все двадцать семь лет своей жизни. Сначала мисс Харкур упросила его сходить с нею в Британский музей посмотреть на барельефы Элгина 3 …

Тристан отложил газету:

– Гарт ходил смотреть на барельефы Элгина? Да еще и в обществе женщины? О Боже!

– Само собой, он был потрясен до глубины души, тем более что мисс Харкур нашла эти барельефы совершенно очаровательными и настояла на том, чтобы осмотреть их во всех подробностях. Видел бы ты, с каким выражением лица он рассказывал об этом маме. “Несколько лошадей – вот, в сущности, и все, что там есть, не считая уймы отвратительных голых тел, половине из которых недостает рук или ног”, – гримасничая, повторила Кэрри.

Тристан невольно ухмыльнулся при виде столь точной пародии на своего чопорного сводного брата.

– Потом она потащила его в собор святого Павла, – продолжала Кэролайн, – который Гарт весьма удачно окрестил “унылой грудой старых камней”, а потом – в Тауэр, где Гарт едва не избил смотрителя за то, что тот так дурно содержит бедных животных, выставленных там. А потом они целый день провели в книжной лавке Хэтчарда. Можешь себе представить, каково пришлось бедному Гарту! На моей памяти он открывал книгу только однажды, чтобы вложить туда цветок, которым леди Сара украсила прическу на свой дебют. – Кэрри испуганно прижала пальцы к губам. – Ох! Надо быть осторожнее, а то еще наболтаю лишнего.

– Это точно! – задумчиво нахмурился Тристан. – Леди Урсула сказала, что Мэдди пила с вами чай. Ты нашла с ней общий язык?