Однажды, закончив практиковаться и возвращая скрипку в футляр, я услышала, как наверху скрипнул паркет. Я забыла закрыть дверь в свою комнату, и в установившейся тишине этот скрип был очень громким. Громче обычных звуков, издаваемых старым домом. Это скрипнула под чьей-то ногой половица.

Я еле сдержалась, чтобы не выскочить в коридор. Если это Ной – но это еще большой вопрос, – то я лишь поставлю нас в неловкое положение, выпрыгнув со своим «попался!». Я могла бы списать это на совпадение, если бы не слышала скрип ступеней после окончания своей дневной репетиции довольно часто. Теперь буду оставлять дверь открытой. Еще лучше играть в маленькой гостиной на первом этаже. Она рядом с лестницей, и музыка будет литься прямо наверх. Если бы Ною не нравилась моя игра, он бы сказал об этом. Если он вообще ее слушает.

Шестое чувство подсказывало, что слушает.

* * *

Снова наступил понедельник. Только я приготовила себе завтрак, как Ной шокировал меня своим появлением. Он осторожно прошел к креслу, стоявшему между лестницей и кухней.

– Я собиралась за твоим завтраком в «Аннабель» через четверть часа, но могу сходить сейчас, если ты голоден.

– Не в настроении для еды навынос. Попытаю счастья с хлопьями.

– Хлопья – это слишком уныло. У меня тут овсяная каша, фрукты и тосты… Хочешь?

Ной пожал плечами, почти небрежно.

– Если у тебя хватит на двоих.

– Хватит.

– Тогда хочу.

Я отвернулась, пряча улыбку. Иногда мне казалось, что ему не нужно зрение, чтобы разгадать взгляды, жесты и даже молчание.

Мы позавтракали вместе, перебросившись лишь парой слов, но сидя бок о бок. Его близость отвлекала меня, и я украдкой кидала на него взгляды, особенно на глаза.

Их цвет напоминал мне агаты, которые продаются в туристических магазинах в горах. Папа возил нас с Крисом в один, когда мы были детьми. Ты покупаешь округлый кусок ничем не примечательного серого камня, затем прямо при тебе его разрезают, и внутри оказываются кристаллы аметиста или белый кварц. В выбранном мною камне скрывалась слоистая гладь из зеленых, синих и коричневых цветов, покрытая золотистыми крапинками. Я была потрясена и счастлива. До этого я и представить не могла, что в уродливом куске камня может быть спрятана такая красота.

Позавтракав, Ной пробормотал «спасибо», соскользнул со стула и направился к лестнице.

Я замерла на полпути к раковине, с двумя тарелками в руке.

– Ты куда?

– Читать, – ответил он не останавливаясь.

– Подожди, – я поставила тарелки в раковину и поспешила к нему. – Я подумала… может, ты захочешь прогуляться?

Ной остановился, вздохнул и поник.

– Так и знал.

– Знал что?

– Что если поем тут, а не наверху, ты сочтешь это своего рода прорывом.

– А это не так? – скрестила я руки. – За неделю ты дважды позавтракал со мной.

– Ты предложила мне овсянки, и я ее поел. Конец истории, – Ной продолжил путь наверх.

– Значит, гулять не пойдешь? – крикнула я.

– Не пойду, – отозвался он.

Я сжала губы, но улыбка все равно прорывалась наружу. Это прогресс, я чувствую это! Мне хотелось позвонить Люсьену и порадовать его хорошими новостями, но если Ной узнает об этом, то больше не доверится мне.

Днем он заказал свой обычный обед из ресторана, но поел его со мной за кухонной стойкой. Он не сказал ни слова, все еще находясь настороже. Но и это я считала шагом вперед, ведь Ной пытался придержать свой язвительный язык за зубами. Это побуждало меня не останавливаться на достигнутом, не сдаваться, как сделали остальные.

– Не передумал по поводу прогулки?

Он побарабанил пальцами по стойке.

– Тебя Люсьен подговорил?

– Предложить прогуляться на свежем воздухе и погреться на солнышке? – ухмыльнулась я. – Нет, я сама до этого додумалась.

Ной не улыбнулся. Даже уголки губ не дрогнули.

«Я расшибусь в лепешку, – поклялась я себе, – но когда-нибудь вызову у него улыбку».

– Не знаю, Шарлотта, – тихо произнес он, вставая со стула. – Не думаю, что это хорошая идея.

Я нахмурилась.

– Прогуляться? Почему?

– Потому что я… – Ной остановился. Сделал шаг не в ту сторону, оперся о стойку, повернул в нужном направлении. – Потому что я даже не знаю, в какую сторону смотрю. Я просто посмешище.

– Ной… – я успокаивающе положила ладонь на его руку, но он отдернул ее, и мне пришлось отступить.

– Не хватай слепца так, словно он ребенок, которого нужно вести за руку. Он сам возьмет тебя за руку, если захочет, чтобы ты его направляла.

Я напряглась и вздернула подбородок, готовая ответить, что я не собираюсь его направлять, но тут до меня дошло: Ной хочет, чтобы я сделала это.

– Ладно, вот, – я выставила локоть, и, к моему непередаваемому изумлению и глубочайшему шоку, Ной обхватил своими длинными пальцами мою руку.

Я застыла. Точнее, сначала вздрогнула, а потом застыла. От его прикосновения меня словно ударило током. Приятная дрожь пробежала по всему телу, затронув даже соски. У меня перехватило дыхание.

– Мы идем куда-нибудь или нет?

– Да-да, конечно, – я прочистила горло. – А куда мы идем?

– Я думал, на улицу, – раздраженно ответил Ной. – Ты вроде хотела вывести бедного слепого болвана на прогулку? Черт возьми, Шарлотта, прими решение!

– Эй, – повернулась я к нему. – Немного меньше бранных слов, ладно? Я и сама не против изредка выругаться, но ты звучишь как персонаж из фильма Скорсезе.

На секунду мне показалось, что Ной огрызнется. Однако он кивнул.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Да, это то, что я сказал. Идем уже.

Я снова предложила ему свою руку.

– И пожалуйста, постарайся сделать так, чтобы я не угодил в канаву и меня не сбило такси.

Мои губы сами собой сложились в усмешку.

– Приложу для этого все усилия.

* * *

Мне никогда раньше не приходилось вести слепого, и я быстро обнаружила, что это совсем не так легко, как кажется. Мир, воспринимаемый мной как должное, на самом деле оказался полосой препятствий с подстерегающими на каждом шагу опасностями. Для меня это стало шокирующим открытием. Я озвучивала малейшие изменения на нашем маршруте, чтобы Ной ни в коем случае не споткнулся и не сломал лодыжку. И он такой высокий! Приходилось постоянно уводить его от низко висевших ветвей деревьев, то и дело грозивших его оцарапать.

Ной чутко и достойно реагировал на каждое предупреждение. Он шел очень медленно. Так медленно, что стало чудиться, будто на мне висит якорь, тянущий меня вниз. Лицо Ноя было сосредоточено, и он явно боролся с желанием вытянуть перед собой руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь в своей тьме.

– Знаешь, – рискнула заговорить я, – если бы у тебя была трость, то ты бы знал, что у тебя на пути ничего нет.

– У меня есть трость, – процедил Ной сквозь стиснутые зубы. – В реабилитационном центре мне выдали несколько штук.

– Почему ты ими не пользуешься?

Он не ответил, а я не стала давить. Прогулка для него и так была достаточным стрессом.

Мы дошли до Бродвея, с его шумными и оживленными перекрестками, сигналящими таксистами, урчащими моторами и толпящимися на тротуарах пешеходами. Ной ругнулся себе под нос, когда его плечо задели в третий раз.

– Люди ушли бы с твоего пути, если бы знали, что ты слепой, – мягко заметила я.

– Они должны свалить с моего пути, даже если бы я не был слепым, – огрызнулся Лейк, однако я понимала, что за раздражением он скрывает свою нервозность. Несмотря на приятный ветерок, на его лбу выступила испарина, пальцы, сжимающие мою руку, напряглись. В конце концов, он остановился и притянул меня поближе. – Шарлотта…

– Все хорошо, – я чувствовала себя ужасно из-за того, что вытянула его на прогулку, к которой он явно был не готов. – Пойдем назад. Я отведу тебя.

– Нет, подожди, – он встал как вкопанный, на его щеках заходили желваки. – Где мы?

– На перекрестке Колумбус-авеню и Семьдесят седьмой улицы.

– Мне это ни о чем не говорит, – Ной тяжело вздохнул. – Черт, тут так шумно. Далеко еще?

– Осталось только перейти улицу.

– Парк перед нами?

– Да.

– Опиши его.

– Описать?..

– Шарлотта, я оглушен звуками, – выдохнул Ной. – Скажи, что ты видишь.

– О, ладно. Я вижу… стену. Сероватую стену, обросшую сверху вьюнами. Скамейку. За стеной мощеная дорожка. Она видна отсюда. Нам как раз туда.

Ной кивнул и сделал глубокий вдох.

– Хорошо. Идем.

Мы подождали на перекрестке нужного сигнала светофора. По дороге мчали лихачи и громыхали сигналящие грузовики. Наконец загорелся зеленый свет для пешеходов, но без каких-либо звуков для незрячих вроде чириканья птиц. Каким образом, интересно, слепой человек пересечет эту улицу без посторонней помощи? Наверное, у большинства слепых такая помощь есть. Собака-поводырь, например, или трость, которой они все же пользуются.

В парке я сразу подвела Ноя к скамейке, и он рухнул на нее, отцепив пальцы от моей руки.

– Напомни мне еще раз, что хорошего для меня в такой прогулке?

– Ты прекрасно справился. Гордись собой.

– Гордиться чем? Тем, что не обделался за эти пятнадцать минут?

– Когда ты в последний раз был на улице? Сколько месяцев назад?

– В реабилитационном центре, – фыркнул со смехом Ной, но от меня не укрылось, что за смешком он постарался скрыть вздох облегчения от того, что наконец сидит. – Меня там постоянно таскали туда-сюда, пытаясь научить быть слепым.

– А ты не хочешь этому учиться?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это будет означать конец игре. Я проиграл.

– Не понимаю, – нахмурилась я.

– Неважно.

Ной сделал несколько успокаивающих вдохов, затем сунул руки в карманы спортивных штанов, откинулся на спинку и раздвинул согнутые в коленях ноги. Будь мы в метро, он бы занял два места. Меня такой позой не обманешь. Ной отчаянно старался выглядеть непринужденно, но был напряжен.